Это всё уже было...было...было и не только с нами

- С Л О В А О К Р О В И.
Вы солнце убили,
И стало бездольно,
Довольно насилій,
Довольно !
Знамена, знамена . ..
Но сердце не радо, —
Предсмертнаго стона
Не надо.
Все такъ незнакомо,
Вездѣ запустѣнье.
У каждаго дома
Смятенье.
День смутенъ, безцѣленъ
И медленно жутокъ,
А я безпредѣленъ
И чутокъ,
Но мыслю устало,
Рѣшеньями скуденъ
Вопросъ небывалый
МнѢ труденъ.
Вопросъ, углубившій
И страхъ, и тревогу
И къ людямъ убившимъ,
И къ Богу.
Какъ, въ самомъ началѣ
Для радостной нови,
Такъ много печали
И крови?

- РАБОТА.
"Одна изъ редакцій соціалистическ.
газетъ обзавелась coбст. карауломъ
и вооруженной стражей".
(Изъ газетъ.)
Фельетонисту удалось пробраться въ редакцію подъ видамъ чухонца, торгующаго молокомъ, передовикъ прислалъ статью заранѣе, а редакторъ уже больше недѣли вообще не выходилъ изъ своего блиндированнаго кабинета — такъ что все было въ порядкѣ и газета могла выйти.......

- В Ъ Т О Л П Е.
Изь современной біографіи.
— У нихъ вся семья такая... Отецъ калединецъ, мать керенка, старшій сынъ корниловецъ, младшій — ленинецъ, квартиранты авксентьевцы, а дѣдушка, представьте себѣ — русскій...
Тактичный вопросъ.
Судья обращается къ подсудимому большевику:
— Скажите, подсудимый, вы какой интернаціональности?
Словообразованіе.
Нянька хмуро ворчитъ на мальчишку:
— Только и слѣди... Натроцкаешь гдѣ не надо, а тутъ ходи за тобой да подбончивай...
Ускоренное дѣлопроизводство.
— Въ городѣ сборъ теплыхъ вещей уже начался...
— Развѣ не завтра еще?
— Куда-тамъ... Съ меня уже третьяго дня на улицѣ ночью шубу сняли . . .
Изъ будущихъ сказокъ.
... Всталъ этакій шпецъ на дыбенки, расправилъ крыленки, да какъ заколонтаетъ ...
— Что это за шумъ у насъ на чердакѣ?
— Обыскъ тамъ продовольственный. Кошку ловятъ Ѳерм. Харибдовъ.


- ВСЯ ВЛАСТЬ — МНѢ.
фельетонъ Аpk. Аверченко.
Уже нѣсколько дней подъ рядъ я ходилъ, какъ неприкаянный, и все время не могъ понять, что со мной дѣлается...
— Что съ тобой такое? — спрашивали друзья.
— И самъ не понимаю что. Чего-то мнѣ хочется, а чего и самъ не знаю.
— Можетъ быть, ты жениться захотѣлъ?
— Фи, кокая гадость! Тоже выдумаете... Нѣть,- мнѣ хочется чего-то этакаго... Ну, понимаете? Такого.
— Какого?
Я безпомощно вертѣлъ рукой.
— Ну, такого знаете ... большого. Важнаго.
— Родзянки, что ли?
— Глупо. Понимаете, чего-нибудь такого, чтобъ оно было большое и пріятное..........


ПЛАКАТЫ.
Пальто и шляпу! Пыль съ меня стряхни!
Я нынче всталъ торжественный и пылкій.
Как барина — Ненила въ оны дни,
Сто с лишнимъ лѣтъ мы ждали «Учредилки».

Предшествовалъ скандалъ ей, на бѣду,
Свой бюллетень испуганно припрятавъ,
(«Прямымъ и тайнымъ».. .) медленно бреду
Средь лозунговъ, призывовъ и плакатовъ.

Вотъ амазонка. Ледъ подъ ней трещитъ,
Чу, брызги нарисованнаго снѣга ...
«Народная свобода»? Въ ручкѣ — щитъ,
Щитъ Павла Николаича Олега.

Владѣть оружьемъ надобно умѣть!
Пусть циники въ него бросаютъ грязью, —
Оно блеститъ! Заржавленную мѣдь
Винаверъ чиститъ самоварной мазью.

Спѣшатъ Царьградомъ скрасить нашъ удѣлъ ...
Уловокъ милюковскихъ не пріемлю:
Соленою водою Дарданеллъ
Онъ подмѣнилъ эсъ-эровскую «землю».
Вотъ баллъ ихъ — двойка.

Скверный ученикъ!
Промышленность подъ видомъ красной дамы...
Нашептываетъ бабушкѣ старикъ
О прелестяхъ эсъ-эрсвской программы.

Куда ни ступишь, — просьба и посулъ,
Долой «кредитки» ! Требуемъ червонцевъ.
Вотъ Савинковъ лукаво подмигнулъ
Съ воззванія эсъ-эровъ оборонцевъ.

Вотъ, отраженье вѣчной злобы «Дня»,
Сердито распекаетъ всѣхъ Потресовъ.
Вотъ съ вѣрою взираютъ на меня,
Портреты зазывающихъ энъ-эсовъ.

Портретъ хорошъ, — каковъ оригиналъ?
Вотъ поражаетъ витязь исполинскій
Свободы «гидру».. . Я тебя узналъ,
Закованный въ кольчугу Рябушиискій

Ты не боишься схватки роковой ...
Здѣсь — злобный шаржъ. .. тамъ — строчки акростиховъ.
Подъ красной маской — злой городовой.
Зачѣмъ кадеты вспоминаютъ Быховъ?

Вотъ Ленина бумажный пьедесталъ —
Гора декретовъ. Къ выборамъ — приманка.
Вотъ щедрый Троцкій марксовъ «Капиталъ»,
Спѣшитъ отдать за... капиталы банка.

Какой просторъ! Пойми, обдумай, взвѣсь,
Скептическими взорами порыскавъ . ..
А въ урнѣ, механическая смѣсь,
Ругаются листки враждебныхъ списковъ!

Эмиль Кроткій.


Носитель орденовъ, неистовый патрицiй.
Сынъ роскоши и нѣтъ, бездѣлья и прохладъ, —
Отъ Бога прежнихъ дней, отъ всѣхъ своихъ традицій
Онъ, какъ апостолъ Петръ, отрѣчься трижды радъ.
Но все же (что таить!) случается нерѣдко
Проснется въ немъ тоска, отъ боли самъ не свой,
Несчастный Мирабо на зовы милыхъ предковъ
Подъемлетъ иногда съ трибуны жуткій вой.
И вотъ въ такой моментъ изъ всѣхъ семи отверстій
Исходитъ отъ него природный ароматъ,
И сколько онъ ни брей своей безцѣнной шерсти,
Онъ снова черезъ мигъ трагически косматъ.
Вчерашній демагогъ, — онъ снова бичъ народа,
И красный, онъ опять весь черепъ, какъ смола.
О нѣтъ, не говори, что гибнетъ ихъ порода, —
Ихъ рать косматая ужъ бьетъ въ колокола.


м ы с л и

Такъ называемые «вѣрующіе» хотятъ превратить міръ въ тюрьму, а Бога — в тюремщика, Но желѣзо, из котораго
можно приготовить решетки, — въ рукахъ безбожниковъ.
******
Если чѣловекъ заговорилъ на непонятномъ тебѣ языкѣ,
не пытайся вспомнитъ, когда ты строилъ съ нимъ Вавилонскую
башню.
******
Звонъ въ ушахъ типа нe обязываетъ прихожанъ идти къ обѣднѣ.
******
«Если хочешь мира — воюй». Древние были гуманнѣе: они только готовились къ войнѣ.


- В о л ч ь и я г о д ы.
Побѣда Крыленко.
О томъ, какъ Крыленко бралъ „ставку":
На вокзалѣ, гдѣ проживалъ штабъ „побѣдителей", банда расположилась станомъ. Возбужденные и часто пьяные, большими толпами ходили матросы вокругъ поѣздовъ. Несмѣло жались къ стѣнѣ георгіевцы. Трусливо прятались въ вагонахъ и сами большевистскіе „штабные".
Въ вагонѣ Крыленко толпа матросовъ требуетъ какого-то пропуска. Блѣдный и безпомощный „верховный" въ чемъ-то убѣждаетъ пришедшихъ. „Пиши", — кричитъ ему какой-то матросъ и повелительнымъ жестомъ указываетъ на столь. Послушно и жалко „верховный" садится и пишетъ.
Вошедшій союзный офицеръ продвигается поближе посмотрѣть на курьезную сцену. Къ нему предупредительно подходитъ Шнеуръ и поспѣшно уводитъ въ сосѣдній вагонъ.
Черезъ нѣсколько минутъ туда является Крыленко.
— Кто здѣсь командуетъ, господинъ прапорщикъ? — обращается къ нему офицеръ: — вы или матросы?
— Пока я, — отвѣчаетъ „верховный главнокомандующій".
Если эти Крыленковы слова правда и если онъ дѣйствительно „командовалъ", то не ему ли приписать и нѣкоторые шаги въ отношеніи Духонина, шаги, которымъ нельзя отказать въ своеобразномъ чисто-большевистскомъ юморѣ:
Трупъ верховнаго главнокомандующаго лежалъ совершенно нагимъ. На тѣлѣ было видно 11 колотыхъ рань. Лицо представляло сплошной синій кровоподтекъ, но всего ужаснѣе было то, что въ зубахъ трупа находилась кѣмъ-то воткнутая папироса. Результаты циничнаго, холоднаго надругательства были налицо.
Счастье ген. Скалона, что онъ застрѣлился подъ нѣмецкимъ покровительствомъ.
По крайней мѣрѣ папиросы избѣжалъ.

- Батрацкій вождь.
Воспоминаніе о Троцкомъ:
Вождь „батраковъ", человѣкъ, который въ конвульсіяхъ изрыгаетъ хулы на ненавистную буржуазію, родился и выросъ въ помѣщичьей семьѣ.
Левочку, нынѣшнюю знаменитость, когда ему было уже около двѣнадцати лѣтъ, отдали въ одесское реальное училище св. Павла. Мальчикъ онъ былъ способный, школьную премудрость одолѣвалъ легко, но уже въ раннемъ возрастѣ проявлялъ столь бурный темпераментъ, что директоръ училища совершенію убѣжденно и настойчиво говорилъ его тетушкѣ, у которой онъ жалъ въ теченіе учебнаго года:
„Увѣряю васъ, сударыня, изъ Бронштейна Льва обязательно выйдетъ каторжникъ !“
И что же! Дѣйствительно, мальчикъ выросъ и сдѣлался большевикомъ.
Внѣшность у мальчика была необычайно привлекательная, женственная, „настоящій херувимъ", такъ называли его въ семьѣ.
Есть херувимы, которые, когда приходятъ въ мужественный возрастъ, дѣлаются похожими на одесскихъ торговцевъ живымъ товаромъ.
Но не только о Троцкомъ есть воспоминанія. Пишутъ воспоминанiя о секретарѣ Троцкаго Залкиндѣ, (важная персона).
Кто же такой Залкиндь?
А вотъ:
Залкиндъ по образованію зоологь. Онъ долгое время жилъ въ Алжирѣ, гдѣ занимался... пресмыкающимися.
Этотъ по крайней мѣрѣ и у большевиковъ идетъ по своей спеціальности.
И то хорошо.

- Басня, претворенная въ жизнь.
Вы помните басню Кузьмы Пруткова о рьяномъ помѣщикѣ, который, узнавъ, что на его поляхъ растетъ тимофеева трава, воспылалъ благородствомъ и заявилъ:
— А тимофееву траву отдать немедля Тимофею! Чужого не хочу.
То же произошло недавно и въ Петроградѣ:
Комиссаръ большевистскаго правительства по національнымъ дѣламъ Джугашвили-Сталінъ въ согласіи съ Луначарскимъ разрѣшилъ украинскому военно-революціонному штабу въ Петроградѣ выбрать изъ Эрмитажа и Преображенскаго гвардейскаго собора хранящіяся тамъ украшенія, національныя реликвіи (знамена, бунчуки, грамоты и пр.) и возвратить ихъ Украйнѣ.
Итакъ, Тимофеева трава возвращается Тимофею.
Обыкновенно мораль въ баснѣ пишется для тупоголовыхъ.
Написалъ ее для комиссаровъ и К. Прутковъ:
Антоновъ есть огонь,
Но нѣть того закону,
Чтобы огонь принадлежалъ Антону

- „Спеціалисты".
Неутомимый Л. Кличко разсказываетъ въ „Днѣ" о дивныхъ дѣлахъ:
Большевикъ П—скій, будучи секретаремъ у весьма извѣстнаго при старомъ режимѣ генерала Свѣчина, проворовался. За подлоги онъ былъ уволенъ ген. Свѣчинымъ и пошелъ но наклонной плоскости, ставъ завсегдатаемъ клубовъ и вертеповъ..
Послѣ взятіи Зимняго дворца, онъ проникъ во дворецъ и приступилъ къ „реквизиціи" цѣнныхъ предметовъ.
Остановленный во время извѣстнымъ другомъ, большевикомъ Спиро (лѣвый с.-p.), П-скій быль устраненъ А черезъ нѣсколько дней этотъ же П-скiй, какъ"знатокь“
художественныхъ вещей былъ назначенъ завѣдующимъ дворцами.
— Знатоки и спеціалисты,— справедливо замѣчаетъ
Л. Кличко, — бываютъ разные.
И тутъ же приводитъ разсказъ на эту тему начальника „Крестовъ" :
Въ 1905 г., согласно амнистіи, были выпущены почти всѣ содержавшіеся политическіе и уголовные. Тюрьма опустѣла.
Вечеромъ привели новаго арестанта
Оказалось, что это былъ одинъ изъ выпущенныхъ утромъ
Онъ разсказалъ „трагическую" исторію о томъ, какъ онъ "засыпался".
— Проѣзжалъ фургонъ Жоржъ Бормана. Я и снялъ ящикъ, шоколада. А потомъ стою съ ящикомъ, какъ дуракъ. Не знаю, что съ нимъ и сдѣлать и куда его сбыть. Я вѣдь по желѣзной части. Съ шоколадомъ не работалъ.
— Очевидно,—меланхолически замѣчаетъ Л. Кличко,— такой же спеціалистъ по части художественныхъ вещей товарищь
П —скій.

- Діалогъ.
Вопросъ: — Кто сдалъ Ригу?
Ответъ: — Корниловъ.
Вопр.: — А не врете ли вы?
Отв.: — Я не вру, потому что
такъ сообщаютъ большевики.
Вопр.: — Какія же данныя у
нихъ для этого сообщенiя?
Отв.: — Телеграмма.
Вопр.: — Отъ кого и кому?
Отв.: — А вотъ что сообщаютъ
въ своіхъ газетахъ большевики:
Баронъ Фачіоти послалъ барону Соннино телеграмму съ сообщеніемъ, что Діаманди сообщилъ Братіано, что Корниловъ заявилъ ему о своемъ приказѣ сдать Ригу!!!
Вопр.: — Все?
Отв.: — Все.
— Дуракъ вы, какъ я на васъ посмотрю.

- Простой разговоръ.
Большевики поступаютъ со своими противниками рѣзко, рѣшительно; но зато и противники разговариваютъ съ большевиками ясно, точно, безъ недомолвокъ.
Л. Клячко, напримѣръ, пишетъ въ „Днѣ":
„Большевикъ" Покровскій выставляетъ с-р. Снаро свидѣтелемъ того, что писанное мною про него, Покровскаго, невѣрно.
Кіо такой теперь Спиро, трудно опредѣлить. Именуетъ онъ себя лѣвымь с.-p., а по своимъ дѣйствiямь и выступленіямъ является если не лѣвымъ, то во всякомъ случаѣ весьма ярымъ большевикомъ.
И потому, что онъ усерденъ, большевики прочатъ его въ министры.
Не знаю, давно ли Спиро сталъ ярымъ лѣвымъ, но я совершенно доподлинно знаю, что Спиро — старый мошенникъ.
Только и всего... Два слова:
— Старый мошенникъ.
Какъ говорится: мало словъ, а горя — рѣченька.

- Кино-обличитель.
На закуску — для успокоенія нервовъ :
Въ одномъ небольшомъ городке. Закавказья на-дняхъ произошелъ курьезный случай. Во время демонстрированія картины, между однимъ изъ отдѣленій, на экранѣ появилась надпись: „Я не получаю жалованьи уже два мѣсяца. Съ совершеннымъ почтеніемъ... операторъ, сидящiй въ
будкѣ".
Выходить, что и „великій нѣмой “ можетъ вопить

З А Ч И Т А Л С Я.
— Эй, господинъ! Нe могли вы, чортъ васъ возьми, найти лучшаго мѣста для чтенія?!!
— Протрите глаза! Вѣдь это и журналъ „Барабань“ читаю!
— Ну такъ что?
— А когда у меня въ рукахъ „Барабань“, такъ и ничего не вижу и не слышу!
Журналъ „Барабанъ" единственное, пожалуй, серьезное изданіе, которое бѣлое называетъ бѣлыми и черное черными: но такъ какъ у насъ теперь красное сдѣлалось черными, а бѣлое грязнымъ, то... впрочемъ, это такая путаница, что самое лучшее, если вы возьмете и прочтете „Барабанъ" : тамъ все сказано.
„Барабанъ" продается только у лучшихъ газетчиковъ. Не имѣютъ его исключительно отбросы населенія.


Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/qMP0vSFcqsvHP
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/yGXNaPc9qsvLp
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/JykjHTEkqsvJw

Провинціальныя
гетеры.
I. Тщеславный эстетъ и его женщина
Разноцвѣткинъ, пріѣхавъ въ провинціальный городъ Мухинъ, встрѣтилъ тамъ мѣстную гетеру Марусю, женщину уже не юную, но за недостаткомъ женщинъ легкаго поведенія въ маленькомъ городкѣ, все еще пользовавшуюся успѣхомъ у мужчинъ.
Но надо правду сказать, что внѣшность ея была не лишена нѣкоторой интересности и задора. Довольно правильный ея овалъ лица, темные глаза, пушистая челка пепельныхъ волосъ и тонкій носъ, съ тонкими сжатыми губами производили всегда довольно сильное впечатлѣніе на мужчинъ.
При этомъ надо прибавить то, что Маруся хотя и не отличалась полнотою, но сложеніе ея было очень очень недурнымъ и бедра весьма округленно выступали Изъ подъ стянутаго на таліи корсета, да и грудь возвышалась весьма замѣтно и довольно соблазнительно.
Увидя эту провинціальную гетеру, кромѣ того, недурно игравшую на гитарѣ, Разноцвѣткинъ влюбился въ нее настолько сильно, что очень скоро сдѣлалъ ее своею гражданскою женой.
Какъ отставной военный Разноцвѣткинъ былъ большой поклонникъ эстетики, а въ особенности женской............

- Разлука безъ печали.
(Изъ столичныхъ приключеній).
Можетъ быть она хотѣла дать возможность своему неудачному обожателю вознаградить за ночныя неудачи. Можетъ быть, если-бы онъ подошелъ къ ней съ опредѣленнымъ намѣреніемъ, она заперла-бы дверь на задвижку и не впустила-бы въ комнату подругу, которую она услала нарочно за водой.........

- Не понятая поэзія и понятая проза.

Поэтъ стихи красавицѣ читаетъ...
Въ стихахъ эмблемъ и эпитетовъ тьма;
Онъ аллегорій массу представляетъ;
Тутъ и цвѣты, и море, и зима.
И хоть звучны стихи порой поэта,
И есть въ стихахъ весьма недурный планъ,
Но какъ то все запуталося это,
Закрылъ весь смыслъ клубящійся туманъ.
А между тѣмъ, въ стихахъ своихъ поэту
Хотѣлось «ей» любовь всю передать:
Хотѣлъ стихомъ красавицу онъ эту
Склонить к любви, ей умъ очаровать.
Но та, увы!...стихамъ его внимая
Въ ответъ несла лишь пожиманье плечъ
И ничего совсѣмъ не понимая —
К чему идетъ стиховъ туманных рѣчь?
...Ахъ, Боже мой!.. вскричалъ поэтъ взбѣшенный,...
Какъ не понять? Люблю я страстно васъ;
И не могу... вопросъ уже рѣшенный...
Я ни мгновенья жить безъ вашихъ глазъ!
Рванувшись онъ припалъ на грудь красотки,
И сталъ ее безумно цѣловать;
Цѣлуя же, со всею мощью глотки,
Поэтъ ей прямо началъ въ ротъ орать:
...Я васъ лобзать, лобзать я васъ «желаю»!!.
Она въ отвѣтъ ему тогда: хи-хи,
«Ахъ, вотъ теперь, теперь... я понимаю;
«И проза ваша лучше, чѣмъ стихи»..


- Что происходитъ изъ за одного paзa.
Ты весеннимъ цвѣткомъ разцвѣтала въ глуши,
Ты свѣжѣе фіалки цвѣла;
Какъ алмазъ были взоры твои хороши,
Но судьба искушенье дала.
Соблазнилъ тебя бравый усатый корнетъ
И... невинности свѣточъ погасъ.
А вѣдь и поцѣлуй-то дала ты въ отвѣтъ
Только разъ.
Мой пріятель жену просто душку имѣлъ,
И за сочность, какъ вишеньки, устъ,
Создалъ ей онъ блаженный и мирный удѣлъ,
Но... очагъ его скоро сталъ пустъ.
Волчій паспортъ невольно женѣ далъ своей:
Соблазнилъ ее оперный басъ.
Межъ тѣмъ басу отдаться пришлось-то ей
Только разъ...
Злого рока порой безпощадный ударъ
Не щадитъ и противныхъ мужчинъ:
Какъ-то нѣкій юнецъ, сердце коего жаръ
Истомлялъ отъ извѣстныхъ причинъ,—
Отъ красотки эффектной страдальцемъ на вѣкъ
Сталъ за счастье продажнаго часъ,
Побывавъ у нея молодой человѣкъ
Только разъ...
Или случай такой... Молодой господинъ,
Неразлучно бывавшій съ женой,
Какъ-то дома случайно остался одинъ,
Но съ прислугой совсѣмъ молодой.
И... субретка его принесла ему дочь;
И пришлось воспитать ему... Да-съ.
Хотя онъ безъ жены оставался въ полночь
Только разъ...

- Что значитъ молодость въ женщинѣ!..

Двадцать лѣтъ Кудринъ женатъ. Но писалъ онъ еще не старъ, ни жена его не стара. Ему всего только сорокъ лѣтъ, а его женѣ тридцать седьмой годъ. Однако, 20 лѣтъ супружеской жизни — это не шутка. Чувствуется нѣкоторая оскомина, нѣкоторое однообразіе.
Конечно, больше недоволенъ мужъ, ибо мужчина въ 40 лѣтъ всегда будетъ моложе женщины въ 37 лѣтъ. И невольно онъ то и дѣло говоритъ женѣ недовольныя замѣчанія.
— Что ты такъ долго спишь! говоритъ онъ.— Одиннадцать часовъ, а ты все еще въ постели валяешься......

КоНеосторожный
поклонникъ Бахуса.

(Фактъ, а не реклама).

Я влюбился какъ-то въ даму,
Но не чуялъ вовсе сраму,
Какъ сказалъ ей какъ-то разъ:
—Вы въ любви, должно быть, пассъ?..
Хоть красой была и скромна,
Но могла тамъ, гдѣ укромно,
Дать она забвенья мигъ.
Я же съ нею былъ такъ дикъ!..
И она меня прогнала:
—Не хочу, молъ, знать, нахала...
Отчего вы, какъ дуракъ?
Пьете шустовскій коньякъ?..
Вы какой-то шерамыга:
Не проходитъ даже мига,
Чтобъ вамъ глупость не сказать...
Обратитесь, другъ мой, вспять!
Съ той поры она меня
Ужъ боится, какъ огня.
Потерялъ я всю надежду
Взять въ объятія Надежду.
Экій былъ я дурачина!..
И какая же причина,
Что совсѣмъ теперь хоть плачь?..
Пилъ зачѣмъ я «Спотыкачъ»?...
Я готовъ сдавить былъ глотку
Самъ себѣ... Какъ вдругъ красотку
Повстрѣчалъ потомъ въ саду:
Я, красотка, къ вамъ пойду...
Брякнулъ ей тогда я съ дуру.
Но не внесъ я дань Амуру.
Надо тонко было чушь
Ей нести: у ней былъ мужъ!
Почесалъ я лишь въ загривкѣ:
Вотъ что значитъ пить наливки.
Что на горе наше далъ
Гдѣ-то шустовскій подвалъ!..

- Еврей у раввина.
(Сценка).

Еврей приходитъ къ Раввину, чтобы записать родившагося у него сына.
— Какой имя ты хочешь ему давать?
— Онъ будетъ мнѣ называться Вавила!
— Вавила? И ражвѣ такой имя есть у еврей? И
ешть Шамуилъ, Абрамъ, Моисей, Янкель...
— И што ви мене говорите: Шамуиль, Мордохей!.. И пушкай они шебѣ изъ богамъ живутъ Шамуиль, Мордохей и Янкель... Чи я не могу мой шобственный такъ називать, какъ мине надо? И што такой Мордохей? Пока мой шинъ бѣгаетъ безъ штаны—ему вше ровно... А когда онъ будетъ открывать себѣ аптекарски магазинъ и не захочеть называть себѣ Мордохей, а пожелаетъ себѣ бить Вавило, то господинъ полицейскій придетъ и скажетъ: «жвините, господинъ, Юделевичъ; вы не можете быть Вавиломъ, изъ потому, что раввинъ записалъ васъ Мордохеемъ»... И мой шинъ ничего не можетъ сказать господину полицейскому! А когда вы его запишете Вавиломъ, то господинъ полицейскій не можетъ ничего сказать моему шину!
— Ну, ты хочешь имѣть шинъ съ настоящей русской именей! Но ти не подумалъ изъ подъ себѣ, какой у него будетъ по батюшкѣ... Пускай онъ себѣ называется Вавило, а по батюшкѣ? Онъ будетъ Вавила Янкелевичъ... А когда ему захочется называть себѣ Вавила Сидоровна, то придетъ господинъ полицейскій и скажетъ; «Извините, г. Юделевичъ. вы не можете быть Вавилой Сидоровной, изъ потому, что вашъ папенька былъ Янкелемъ»......................

Невольный клятвопреступникъ.

Она мнѣ гнусно измѣнила,
Моя коварная Далила;
И далъ я клятву тутъ:
Дарить всѣмъ женщинамъ презрѣнье,
Питать ко всѣмъ къ нимъ подозрѣнье,
И всѣмъ сказать: капутъ...
Любви моей вы не добьетесь,
Моею лаской не упьетесь;
Да будетъ вамъ позоръ...
Артистки, дамочки, кокотки,
Дѣвицы, дѣвы,—Вамъ, красотки,
Нѣтъ, не прельстить мой взоръ!..
Пусть расточаете рыданья,
Но не пробудите желанья
Въ, больной душѣ моей!
Любовь мою на вѣкъ сокрыла
Измѣны черная могила,
И не воскреснуть ей.
...Такъ говорила съ четверть года
Въ душѣ моей моя невзгода,
И я негодовалъ;
Встрѣчалъ красавицъ разныхъ шляпки,
И видѣлъ лайковыя лапки,
И я на все... плевалъ!
Какъ вдругъ... Попавъ на именины,
И, угощаясь, пилъ я вина,
Блондинку повстрѣчалъ.
На утро мы проснулись мило,
Но совѣсть мнѣ укоръ твердила:
— «Клятвопреступникъ сталъ»?
И я, лицомъ весь ярко алый,
Душой и тѣломъ же усталый
Я сталъ себя ругать:
Дуракъ, зачѣмъ, зачѣмъ я злился;
Зачѣмъ тогда поторопился
Я клятву эту дать?

Первый дебютъ хорошенькой жертвы.

Еще молодой человѣкъ, лѣтъ 27-ми, въ синемъ костюмѣ, съ гладко, по англійски причесанною головой и черными, красивыми, хотя небольшими усиками, сидѣлъ въ хорошемъ ресторанѣ. Съ нимъ находилась чрезвычайно изящная блондинка, довольно высокаго роста, не полная, но и не худощавая, совсѣмъ свѣженькая и молоденькая; мягкіе волосы слегка сыпались, а лицо румянилось; скромное, но изящное коричневое платье дорисовывало эту прелестную куколку...........

- На академической выставкѣ картинъ.

Давая воспроизведеніе нѣкоторыхъ картинъ этой выставки въ карикатурахъ на одной изъ рисуночныхъ страницъ нашего журнала, мы не можемъ не коснуться и еще нѣкоторыхъ изъ выставленныхъ картинъ.
Цѣлую картинную галлерею выставилъ только одинъ художникъ Баклундъ................

Разочарованный страдалецъ.
Уходи, уходи безвозвратно,
Позабудь, позабудь ты меня.
Я проклятья, проклятья стократно
Буду слать тебѣ въ день изо дня.
Ты меня, ты меня разорила,
Съ круга, съ круга ты сбила мой умъ,
Сердце, сердце мое ты разбила,
Безъ тебя я не зналъ мрачныхъ думъ.
Обирай, обирай свои юбки,
Не забудь, не забудь и бѣлилъ;
На вотъ, на вотъ пальто твои, шубки,
Видъ ихъ душу мою отравилъ.
Вотъ еще, вотъ еще два шиньона,
Пара, пара корсетовъ вотъ тутъ;
Не могу, не могу я безъ стона
Видѣть ихъ: они грудь мою... жмутъ
Обирай, обирай эти связки
Тряпокъ, тряпокъ различныхъ твоихъ,
И скорѣй же возьми и подвязки,
Что связали съ тобой насъ двоихъ.
Обирай ты картонки, корзинки,
Пусть не видитъ ихъ больше мой кровъ:
И скорѣй забери всѣ ботинки.
Что топтали такъ гнусно любовь.
Вотъ блистаютъ стальными концами З
дѣсь щипцы для завивки кудрей;
Убери же ихъ... Тѣми щипцами
Ты мнѣ вырвала вѣру въ людей.
Забирай всѣ свои побрякушки;
И вотъ то, что всегда на лицѣ
Ты носила—проклятыя «мушки» —
Мнѣ страшнѣй онѣ мухи «ЦЕ-ЦЕ»..


Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/VJN6LY2_qsyC8
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/cGuui09PqsyE2
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/o_UmqLYVqsyHd

.НАЙДЕНЫ хорошо сохранившіеся рога. Для обнаруженія
владѣльца, покорнѣйше просятъ въ
отдѣльный кабинетъ для примѣрки
********************
Смѣсь,

Лица, которымъ не удалось посмѣяться при чтеніи нашей газеты, приглашаются въ отдѣльный кабинетъ для щекотки. За сеансъ—плата по взаимному соглашенію.
********************
Для лопнувшихъ отъ смѣха имѣется спеціальный кабинетъ для ремонта.
********************
Выучивать наизусть газету не обязательно. За прокатъ шутокъ этой газеты взимается отдѣльная плата.
********************
За удачную войну съ законной женой полагается „АННА" на шею, послѣ чего можно жену въ шею.
********************
Между петербургскими мостами и модными супругами то сходство, что и тѣ и др. разводятся.
********************
Семейный устой еврейскаго народа давно славится своею прелестью, а потому да не дерзнетъ ни одинъ еврейскій мужъ угощаться за буфетомъ безъ жены... хотя бы и чужой.
********************
По еврейской традиціи въ праздникъ „Пуримъ" слѣдуетъ напиваться такъ, чтобъ онъ не зналъ „Веіn orur Homon, uboruch Mordchai", что въ переводѣ значитъ до потери способности отличать свою жену отъ чужой.
********************
По окончаніи бала можно все начать сначала.
********************
СПОРЪ.

Грекъ и еврей заспорили, чья культура выше. Въ подтвержденіе того, что греческая культура древнѣе, грекъ разсказалъ еврею, что при недавнихъ раскопкахъ близъ Аѳинъ нашли кусокъ проволоки, что доказываетъ, что у древнихъ грековъ уже существовалъ проволочный телеграфъ. На это еврей возражаетъ греку, что при раскопкахъ въ Палестинѣ ничего не нашли, что несомнѣнно говоритъ за то, что у древняго израиля существовалъ уже безпроволочный телеграфъ
********************
Новыя историческія данныя о герояхъ, Пуримской" эпопеи.

Артаксерксъ, какъ оказывается. говорилъ по персидски, а съ женами своими разговаривалъ ............... круто. .
Однако онъ былъ очень галантенъ и при объясненіи съ женами надѣвалъ . . . ежевыя рукавицы.
Больше всего онъ требовалъ отъ нихъ „голой“ правды.
За сокрытіе таковой и пострадала Вашти.

За графинчикомъ.

— Ну-ка, выпьемъ по рюмашкѣ
Да о томъ мы потолкуемъ,
Отчего теперь мы тяжко
Все вздыхаемъ и тоскуемъ?
Все идетъ у насъ, какъ прежде:
Плутъ въ блаженствѣ гордый сытый.
Только въ баняхъ безъ одежды,
А на людяхъ всѣ прикрыты
Въ Думѣ такъ же депутаты
Собираются гуторить;
О законахъ весь дебаты
И о черномъ—беломъ спорить.
Отчего же мы вздыхаемъ?
—Эхъ дружище, мнѣ понятно—
Мало рюмокъ выпиваемъ,
Вотъ и жизнь намъ непріятна!

Призраки.

Что тамъ? Опять, опять тѣ-жъ призраки встаютъ,
Тѣ призраки тяжелаго сомнѣнья.
Болитъ душа, покоя не даютъ.
Проклятье, нѣтъ отъ васъ забвенья!.
Живые полутрупы, изсохшіе скелеты;
Нѣмые и печальные, со впалыми грудьми,
...............
Таинственный извозщикъ.
Юмористическій романъ.
(Продолженіе, см. № 88)
Глава 5.
ВЪ ПOГOHЕ ЗА ПРИЗРАКОМЪ.
На цѣлыхъ три дня Москва была избавлена отъ чудо-извозщика. Щуренковъ, забросивъ халатъ, пьянствовалъ съ пріѣзжимъ купцомъ-покупателемъ, но... всему бываетъ конецъ; какъ только купчикъ оставилъ столицу, Щуренковъ досталъ изъ подъ кровати валенки „съ калошами Минина", облачился въ халатъ, шляпу надвинулъ и приказалъ запрягать. Какъ не странно, однако Щуренковъ, въ погонѣ за призракомъ, посвятившій себя извозному промыслу, самъ запрягать не могъ, а лошадкѣ своей, какъ-то задумавъ почистить ее и не зная, какъ это дѣлаютъ, ободралъ скребницей спину....................


Рѣдкій день.

Спалъ всю ночь весьма спокойно, Всталъ я какъ обычно,
Былъ на службѣ, былъ въ трактирѣ,
Ѣлъ и пилъ отлично
Все, какъ кажется, исполнилъ
До пустой бездѣлки
И однако-же я точно
Не въ своей тарелкѣ.
Все чего-то не хватаетъ...
Странный день случился...
Ба! да я еще съ женою Нынче не бранился.

Именно.
Жилъ я одинокимъ
Хорошо вольготно:
Ѣлъ я превосходно,
Спалъ я беззаботно.
Но соседъ-пріятель,
Прошлою весною,
Вздумалъ познакомить
Съ дѣвой неземною.
Какъ—и самъ не знаю:
Живо обвѣнчали...
"Не было печали—
„Черти накачали! “

Дѣдъ Травоѣдъ
Балагуръ.
Часть 1-я.
Сегодня, братцы, на ноги я поднялся, по избѣ, на манеръ потѣшнаго, маршировать принялся и убѣдившись, что хворь-болѣсть отъ меня отстала, возрадовался и возвеселился такъ, что одноглазая даже обругала. Ишь тебя, гритъ, стараго дурака, какъ разбираетъ, словно меринъ по избѣ шагаетъ, всѣ половицы скрипятъ, стекла въ окнахъ звенятъ,—потолокъ даже зашевелился, смотри, какъ-бы на тебя, дурака, не свалился!.........

Краюшечка.

— Ѣлъ ты что, Ваня?
— Нѣтъ!.. Дала мать краюшечку хлѣба, да сухую; хотѣлъ въ ведрѣ помочить, да не влѣзла: такъ я ее такъ сгрызъ

Современныя жены.
— Ну, и дорого же намъ жены обходятся... Вчера во время прогулки моей женѣ попала въ глазъ соринка, и пришлось уплатить доктору пять рублей.
— Это что! Третьяго дня моей женѣ попала на глаза модная шляпа, и это мнѣ стоило 25 рублей.

РАЕКЪ.
Дѣда съ Плющихи.
Ликуйте Мишка, веселитесь, на гроши не скупитесь, сегодня отъ каждаго именинника...
Жду я полтинника!
А ужъ ради Мишуткиныхъ имянинъ, покажу я такихъ картинъ, что каждаго смѣхъ разберетъ,
Подходи подъ чередъ !

Шарада на премію.
Восьмую букву въ алфавитѣ Съ другою, гласною сомкните,
Какъ разъ и будетъ первый «слогъ, Второй и третій каждый могъ Найти-бь въ игрѣ одной извѣстной. Порой азартной, интересной,
Одну лишь букву отнимите,
—Металломъ буду. Не взыщите Что въ мірѣ силу я имѣю И часто злобу только сѣю.
За рѣшеніе премія: 2 книги: „Галлерея: современныхъ поэтовъ" ц. 15 к. "Крестный путь", разсказы П. А. Травина, ц. 1 р.
Приславшимъ, или доставившимъ лично рѣшеніе, съ приложеніемъ 14-ти двухкопѣечныхъ марокъ на расходы по регистратурѣ, выдается премія. Желающіе получить премію по почтѣ, прилагаютъ на пересылку 17 коп. маржами. Присылающимъ марки только на пересылку, безъ марокъ на регистратуру, премія не высылается.



Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/FWWiD6dEqyA4M
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/T_872xqwqyA8S
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/012pQSaOqyA6P

СТАРИННЫЙ ЮМОРЪ.
АНЕКДОТЫ ПРИМѢЧАТЕЛЬНЫЕ ИЗЪ ВРЕМЕНЪ, ВЪ ДАЛЬ
ОТОШЕДШИХЪ.
О КАВАЛЕРѢ ПРИДВОРНОМЪ И СЕРДЦА ОНАГО ВОЗЛЮБЛЕННОЙ.
Какъ единожды нѣкій придворный кавалеръ, съ манерами весьма благопристойными, Амурной стрѣлой пронзенный, у страсти
своей предмета, дѣвки преизрядной, сидючи; столь чувствительно и многократно вздохи испуская, Что оная дѣвка вздохи той примѣтивши и оными наскучивши ...
— Присутствіе Ваше, государь мой,—молвила,—въ великую
меня опасность повергаетъ, ибо воздыханія Ваши столь сильны вѢтры производятъ, что ежечасно простуды опасаюсь!
На что кавалеръ оный, въ отповѣдяхъ не безыскусный, немедля возразить нашелся:
— Вѣтры сіи, сударыня, не суть опасны, посколько оные сердцемъ и питающей сердце любовію производятся. Сіи вѣтры благостны, ароматны и амурнымъ пламенемъ согрѣты суть. Сколь опаснѣе вѣтры, чревоугодіемъ производимые, ни единаго отъ оныхъ
качествъ не имѣющіе, напротивъ сладость воздушную въ отраву обращающіе.
Симъ отвѣтомъ осталась та дѣвка предовольна и, сколь знаемъ, пламень разумника вознаградить не замедлила.

ТАНЕЦЪ СМЕРТИ.
Молотъ смерти дробнымъ звономъ
Въ колоколъ набатный
Стономъ-воплемъ, воплемъ-стономъ
Людъ сбираетъ ратный:
«Люди-братья! Братья-люди!
Пробилъ часъ кровавый...
Дождь свинцовый... Шире груди!
Лѣвой, правой... Лѣвой, правой...»......................

УНИЖЕННЫМЪ И ОСКОРБЛЕННЫМЪ.
Каждый разъ, когда я читаю въ журналахъ такъ называемый «почтовый ящикъ», у меня сердце сжимается. Господи, помилуй, что это за жестокій народъ эти гг. редактора.
Написалъ человѣкъ стихотвореніе, работалъ, трудился, вздыхалъ и выматывалъ изъ себя риѳму за риѳмой, а редакторъ придрался къ двумъ строкамъ:
Я тебя страсть какъ любилъ
И, можно сказать, всю свою жизнь за это самое загубилъ....................

ЯДОВИТО.
— А Катя быстро устроила свои дѣла... У нея уже собственный пароконный выѣздъ.
— Да... Тайна подобныхъ успѣховъ только въ томъ, кого запрячь...

ПЕРВОЕ РАЗОЧАРОВАНІЕ.
— Въ этой кондитерской мы провели два часа и клялись другъ другу въ вѣчной любви. А потомъ онъ, измѣнникъ, ушелъ и даже за мою чашку кофе не заплатилъ!..

ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ.
— Феня, почему это у тебя на кухнѣ вѣчно пожарный
торчитъ?
— Все-таки спокойнѣе, барыня... А вдругъ спиртовка вспыхнетъ!

ЗА РЮМКОЙ.
— Да, господа, въ человѣческой жизни бываютъ иногда странныя, таинственныя совпаденія и стеченія обстоятельствъ...
Вотъ возьмите, для примѣра, хотя бы меня... Если я умножаю число своего рожденія на номеръ моего телефона и вычитываю изъ произведенія возрастъ моей тещи, то въ остаткѣ получается номеръ дома, въ которомъ я живу...

ядовито.
— А Катя быстро устроила свои дѣла... У нея уже собственный пароконный выѣздъ.
— Да... Тайна подобныхъ успѣховъ только въ томъ, кого запрячь...
ПЕРВОЕ РАЗОЧАРОВАНІЕ.
— Въ этой кондитерской мы провели два часа и клялись другъ другу въ вѣчной любви. А потомъ онъ, измѣнникъ, ушелъ и даже за мою чашку кофе не заплатилъ!..
ПРЕДОСТОРОЖНОСТЬ.
— Феня, почему это у тебя на кухнѣ вѣчно пожарный
торчитъ?
— Все-таки спокойнѣе, барыня... А вдругъ спиртовка вспыхнетъ!
ЗА РЮМКОЙ.
— Да, господа, въ человѣческой жизни бываютъ иногда странныя, таинственныя совпаденія и стеченія обстоятельствъ...
Вотъ возьмите, для примѣра, хотя бы меня... Если я умножаю число своего рожденія на номеръ моего телефона и вычитываю изъ произведенія возрастъ моей тещи, то въ остаткѣ получается номеръ дома, въ которомъ я живу...
АРСЪ АМАНДИ.
Четвертое правило французской борьбы гласитъ:
«Во время схватки, противники не имѣютъ права разговаривать одинъ съ другимъ, а также обращаться къ публикѣ. Со всѣми замѣчаніями борцы должны, предварительно заявивъ о перерывѣ схватки поднятіемъ руки вверхъ, обращаться къ судьямъ».
Правило это для объясненія въ любви вовсе не пригодно. Самый терминъ «схватка» я нахожу неумѣстнымъ.
Напротивъ, во время объясненія рекомендуется говорить какъ можно больше, въ зависимости отъ темперамента своего и противной стороны.
Болѣе всего долженъ говорить сангвиникъ. Онъ долженъ имѣетъ цвѣтъ лица свѣжій, розовый, волосы каштановые (лицамъ іудейскаго вѣроисповѣданія разрѣшается носитъ волосы и черные). Глаза у сангвиника должны быть блестящіе..............

«Королева — блѣдна»,
Королева—больна,
Королева—отъ гнѣва—дрожитъ...
Въ сторонѣ, одинокъ,—
Голубой василекъ—
Юный пажъ, пригорюнясь, сидитъ...
«Королева—блѣдна», королева—больна, Королевская грудь, какъ морская волна—
Въ пѣнѣ кружевъ—вздымается, гнѣвомъ бурля... — Королевѣ, сегодня, всю ночь, на пролетъ,— Снились: маленькій пажъ—«Голубой Бернадотъ» И... костыль короля!

РЕПЕЙНИКЪ.
Ищутъ ословъ.
Не смѣйтесь: дѣло государственной важности...
Ялтинская земская управа сообщила на запросъ департамента земледѣлія слѣдующее:
Управа наводила справки объ ослахъ въ Россіи, Франціи, Италіи, Испанiи, Манчжуріи и Караярской степи (въ Средней
Азіи), но настоящіе ослы нe были разысканы.
Кто бы могъ подумать, что экземпляры «настоящихъ ословъ» стали по нынѣшнимъ временамъ рѣдкостью»?!.

Россійская физика.
Въ Екатеринбургѣ студентъ Коровинъ привлекъ студента Полякова за клевету.
По показанію нѣкоторыхъ свидѣтелей, тѣ-же слухи распространяли и другіе, однако Коровинъ привлекъ только Полякова. На вопросъ нѣкоторыхъ товарищей, почему онъ привлекъ только Полякова, Коровинъ отвѣтилъ: «Потому что онъ жидъ, и его легче посадитъ».
Правильно и даже въ нѣкоторомъ смыслѣ съ законами россійской физики согласно... Любитель «легкой посадки» хорошо помнитъ теорію «наименьшаго сопротивленія»...

Гродненское порно-уміе.
Фельетонистъ гродненской газеты, гуляя по парку, подслушалъ разговоръ «для некурящихъ».
— Этотъ верзила на евреевъ смотритъ сверху внизъ, а съ еврейками
гуляетъ...
— О, да... На евреекъ онъ смотритъ снизу вверхъ...
Фельетонистъ, очевидно, жаждетъ свести знакомство
съ остроуміемъ...
Столь же очевидно, что послѣднее рѣшительно уклоняется отъ этой чести...

Энохъ Таврической губерніи.
Алешки (Таврич. губ.). Исправникъ запретилъ жителямъ- дачникамъ, въ цѣляхъ недопущенія флирта, гулять но главной улицѣ города.
Праведной жизни человѣкъ—этотъ исправникъ; Энохъ, да и только!...
— Ну, какъ-же не взять его живымъ на... гауптвахту?!.

«По примѣру боговъ».
Урядникомъ закрыта библіотека Бѣляникъ-Бѣляевскаго общества; дѣятельность общества пріостановлена.
Каждый дѣлаетъ, что можетъ!

Прогрессъ.
Въ благочестивомъ «Колоколѣ» находимъ слѣдующую «переписку съ читателями»:
Прот. Охотину: Для остановки кровей супруги, взять въ аптекѣ копеекъ на 15, по равной части 1) Розового цвѣта, 2) померанцеваго листа и 3) Миль-флеръ, Одну щепотку заварить въ чайникѣ, дать ему, постоять на самоварѣ, и пить по 2 чашки утромъ и вечеромъ. Черезъ два-три дня кровотеченіе должно прекратиться.
И влетитъ, должно быть, смиренному миссіонеру Скворцову за совѣтъ «взять въ аптекѣ». Вѣдь, этакъ недалеко и до того—Боже упаси,—чтобы посовѣтовать къ доктору обратиться.

Комментаріи излишни.
Сыскной съѣздъ вмѣнилъ въ обязанность начальникамъ сыскныхъ отдѣленій строжайшее наблюденіе, чтобы агенты сыскной полиціи не проявляли иниціативы въ преступныхъ предпріятіяхъ и нe склоняли къ тому другихъ (провокаторство). Чтобы въ районѣ сыскныхъ отдѣленій не допускалось содержаніе воровскихъ квартиръ, игорныхъ домовъ и разныхъ другихъ тайныхъ притоновъ и т. д.
Слѣдовательно, до съѣзда?..
Впрочемъ—комментаріи не только излишни, но и далеко не безопасны...

Историки.
Въ числѣ многочисленныхъ россійскихъ комиссій существуетъ и такая: комиссія по составленію исторіи русско-турецкой войны 1877—1878 г. Комиссія существуетъ уже тридцать лѣтъ, но, увы, никто не ждетъ, что и еще черезъ нѣсколько лѣтъ комиссія напишетъ исторію.
Если къ составленію исторіи войны, продолжавшейся всего одинъ годъ, комиссія готовится въ теченіе тридцати лѣтъ,—сколько-же лѣтъ она «собиралась»-бы писать, если бъ ей было поручено составить исторію... тридцатилѣтней войны

Экстирація изъ языка *).
Въ настоящее время отдѣлъ изящной словесности Академіи Наукъ дѣятельно готовится къ очищенію русскаго языка отъ иностранныхъ словъ. Комиссія отдѣла изящно словесности такъ формулируетъ свое рѣшеніе:
Необходимо аннулировать значеніе иностранныхъ словъ въ разговорной рѣчи, произвести детальную ихъ селекцію и, наконецъ прибѣгнуть къ экстираціи ихъ изъ русскаго языка.
Если бы это рѣшеніе не было сопровождено нами предварительнымъ объясненіемъ, врядъ-ли русскій читатель изнемогающій отъ иностранныхъ словъ, догадался-бы, какое благодѣяніе готовитъ ему Академія Наукъ!..
§
Нецензурная... бумага.
Въ доброе старое время цензоры, какъ извѣстно, обращали особое вниманіе на то, что было написано или напечатано между строкъ. Но
въ архивѣ одесской цензуры сохраняется переписка цензора Воронина съ одной изъ симферопольскихъ типографій и поводу двухъ пустыхъ страницъ, сброшюрованныхъ въ началѣ ; концѣ какого-то изданія вмѣстѣ съ дозволенными имъ, Воронинымъ, печатными листами этого изданія. Переписка эта заключена какъ и остальныя дѣла отдѣльнаго цензора, въ папку синяго цвѣта подъ достопримѣчательной этикеткой: «Дѣло о двухъ страницахъ бѣлой бумаги, не разрѣшенныхъ цензоромъ».
Если въ небольшомъ пространствѣ между строкъ частенько
была «зарыта собака», то какое множество зарытыхъ собакъ проницательный цензоръ долженъ былъ увидѣть на пространствѣ двухъ страницъ бѣлой бумаги!

ДУРНАЯ СЛАВА.
(Басня).
«Сыщикамъ категорически запрещается
жить въ семьѣ съ дурной репутаціей».
Изъ отчета о сыскномъ съѣздѣ.
Однажды сыщикъ—не простой:
Столичный!—
Въ семьѣ снялъ комнату приличной;
И о семьѣ гостепріимной той
Съ неимовѣрной быстротой
Пошла худая слава...
—«Какое наказанье, право!—
Воскликнулъ сыщикъ, свой удѣлъ клеймя:—
Съ дурною репутаціей семья!
Вѣдь, жить- въ такой семьѣ я не имѣю права!
Другую комнату снять нынче долженъ я!..».................

НАМЕКЪ.
Рестораторъ.— Ну, что, сударь, довольны остались
жаркимъ изъ зайца?
Посѣтител ь.—Что сказать вамъ?.. De mortuis — aut bene, aut nihil...

НА ПОЛЕМИКУ «ПРАВДЫ» СЪ «ЛУЧЕМЪ».
Рабочіе металл. зав. прежде всего предлагаютъ «правдистамъ» и «лучистамъ» перестать заниматься полемикой другъ съ другомъ на страницахъ рабочей печати.
(Изъ газетъ).
То въ свѣтлую правду, то въ «темную» «Правду» Меня «Лучъ» рабочій бросаетъ лицомъ;
А «Правда» мой умъ, что ни день, ослѣпляетъ То «темнымъ» «Лучомъ», то вдругъ свѣтлымъ лучомъ. «Лучомъ» ослѣпленный и «Правдой» разбитый,
Я тщетно жду правды и тщетно луча;
А призраки ночи меня обступили И догораетъ терпѣнья свѣча..............

ВОСПОМИНАНІЯ.
Пора «бури и натиска» прошла: я женился на любимомъ человѣкѣ. Теперь этого любимаго человѣка у меня никто не посмѣетъ отнять: это—моя законная жена.
Покойный и слегка небрежный, выхожу къ утреннему чаю. Жена, еще неопытная въ дѣлахъ хозяйства, сосредоточенно пилитъ сыръ...............................

ГИТЕЛЬ ПУРИШКЕВИЧЪ.
(Разсказъ о томъ, какъ еврейка-вдова, по имени Гитель, торгующая чаемъ Высоцкаго въ разносъ, послѣ трехлѣтней тяжелой работы въ третьей Думѣ, освободила своего сына отъ военной службы, отдала подъ судъ весь составъ Воинскаго Присутствія и за свои подвиги
получила кличку Гитель Пуришкевичъ).
(Разсказано въ одинъ пріемъ самой Гитель).
— Смотрите, сколько ихъ собралось сюда—словно на диковину какую-то глазѣть пришли! Проваливайте, откуда явились: здѣсь нѣтъ никакихъ представленій!..............

ПИСЬМО ВЪ РЕДАКЦІЮ.
Въ газетѣ «День» отъ 7-го іюля помѣщено слѣдующее письмо:
М. Г. Господинъ редакторъ.
Не откажите дать мѣсто въ вашей уважаемой газетѣ слѣдующему моему заявленію.
8-го іюня я обратился въ судъ чести по дѣлу моему съ г.г. Аверченко, Радаковымъ и Ремизовымъ съ просьбою довести прерванный судомъ разборъ дѣла до конца, а 18-го іюня судъ чести призналъ возможнымъ мою просьбу удовлетворить, и дѣло разборомъ возобновить, въ случаѣ соотвѣтствующаго заявленія суду также и со стороны г.г. Аверченко, Радакова и Ремизова. О такомъ рѣшеніи суда чести г.г. Аверченко. Радаковъ и Ремизовъ были тотчасъ же поставлены мною въ извѣстность особыми сообщеніями черезъ нотаріуса.
4-го же іюля отъ предсѣдателя суда В. Д. Набокова мною получено письмо слѣдующаго содержанія:............

Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/BmidJtQ6qzAcK
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/WY9kvBB7qzAgS
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/dKc_tiUhqzAf4

Черезъ недѣлю.

Черезъ недѣлю міръ воскреснетъ, Кто мертвымъ былъ, тотъ будетъ живъ, И ледъ на каждомъ сердцѣ треснетъ. Любви всѣ ходы обнаживъ.
Черезъ недѣлю всѣ туманы,
Въ моментъ разсѣются, какъ дымъ. Всѣ будутъ сыты, будутъ пьяны, Забудутъ постныхъ дней режимъ.
Черезъ недѣлю цѣловаться Всѣ будутъ, въ сердцѣ чуя жаръ,
И Милюкова—можетъ статься!—
Въ восторгѣ чмокнетъ Вольдемаръ.
Черезъ недѣлю незамѣтно Падетъ гора окороковъ,
И обыватель беззавѣтно...........

Вербный сюрпризъ.
(Сценка.)
Канцелярскій „олимпіецъ", статскій совѣтникъ Толстолобовъ, отправивъ своихъ дѣтей во главѣ со своей женой, Анной Максимовной, „на вербы", занялся въ своемъ кабинетѣ составленіемъ весьма срочнаго, пространнаго доклада. Увы! несмотря на невѣроятное напряженіе своихъ "канцелярскихъ" мозговъ, Толстолобовъ никакъ не могъ придумать начало „бумаги", докладъ не клеился....................

Счетъ провѣряютъ.
(Картинка.)
Раннее утро.
Догораютъ свѣчи въ бронзовыхъ канделябрахъ, и дневной свѣтъ широкою полосою врывается черезъ окно въ кабинетъ ресторана развеселаго кафешантана.
За столомъ, на которомъ царитъ полнѣйшій хаосъ изъ бутылокъ и блюдъ, компанія провѣряетъ поданный офиціантомъ счетъ въ трехзначную цифру. Въ этой компаніи главенствуетъ купецъ Живолаповъ, задавшій кутежку по случаю покупки имъ дома; съ нимъ вмѣстѣ два купца пріятеля, да архитекторъ, да комиссіонеръ, сосватавшій домъ, и
Купецъ снова принимается за нашатырь и передаетъ счетъ актеру...................

Неудачное сравненіе.
Жена. — Такъ, такъ, очень хорошо!..
Мужъ — Мм... за что это ты меня хвалишь, душечка?
Ж е н а, — Шестая недѣля поста, а ты пьянъ, какъ свинья! М у ж ъ.—Мм... какъ свинья?., глупое сравненіе!.. Развѣ свинья когда нибудь бываетъ пьяная?

На вербахъ.
Согнутый въ три погибели и сморщенный, какъ сморчокъ, старикъ задыхаясь слѣдуетъ за своей хорошенькой супругой. Онъ еле передвигаетъ ноги и нагруженъ, какъ ломовикъ.
— Да двигайся, что ли, Яковъ Ивановичъ, — оборачиваясь къ нему, кричитъ супруга. — Вѣдь это — чертъ знаетъ, что такое! Съ тобою никуда показаться нельзя!.. Славно какая то мумія!..
— Что дѣлать, милушка!.. Я вѣдь— не американскій житель въ банкѣ, чтобы вертѣться предъ тобою, какъ тотъ.
Дядя Ваня.


Вербное торжище.
На вербахъ большое гулянье— Новинокъ тамъ разныхъ не счесть. Хвостовъ тамъ различныхъ вилянья И спинки согнутыя есть.
Повсюду на каждой стоянкѣ Разложены тамъ чудеса.
Вотъ "житель Америки" въ банкѣ, Вотъ "тещинъ языкъ"—колбаса. Вотъ тамъ октябристъ и безъ крапинъ............

ВЪ ПОСЛѢДНІЕ ДНИ.
(Снимокъ съ натуры.)
Въ передней раздается сильный, нервный звонокъ. Дарья Семеновна Пяткина, съ половой щеткой, обернутой пыльной тряпкой, въ рукахъ, мечется по комнатамъ, сметая паутину въ углахъ.
— Кто? Кого несетъ?—кричитъ она отворяющей дверь прислугѣ.
— Фролъ Федулычъ со службы пришли,—доносится изъ передней.
— Ахъ, да но впускай его! Я тебѣ уже говорила!
— То есть какъ же это „не впускай"?-появляясь въ гостиной, усталый, измученный, спрашиваетъ съ недоумѣніемъ Наткинъ, —почему „не впускай"?.............

Грибы.
Старый, геморроидальный супругъ заигрываетъ со своей хорошенькой женкой.
— Какая ты сегодня интересная, аппетитная, цыпочка! Знаешь, какъ самый свѣженькій, жирненькій груздочекъ въ сметанѣ!
— А, знаешь, ты тоже очень похожъ на грибъ!
— Да, да... а на какой, мамочка? — Нa сморчокъ!
Жанъ-Ки-ри.

Понялъ.
— Слыхалъ? Рѣшили заложить еще пару броненосцевъ!
— Ну, вотъ, а говорятъ, у насъ денегъ много...
— Конечно много.
— Зачѣмъ же закладывать-то?

В-къ
Великопостное.
Грибы, капуста,
Лукъ, рѣдька, квась... Въ желудкѣ-жъ пусто!
Могучій басъ Выводитъ арій Рядъ целый тамъ;
Боясь „аварій",
Хвалу грибамъ И рѣдькѣ милой Постъ, гудитъ...
Изъ устъ уныло "Икъ" „икь“ летятъ.
Донъ Ли.

Въ рынкѣ.
— Однако, коллега, и продалъ же ты пальтецо этому субъекту!
— Ладно, хватитъ ему на три - то дня праздника!
— Почему на три?
— Послѣ праздника все равно пропьетъ!
Шляпа.

Злоба дня.
Поэтъ. — Я пришелъ справиться, пойдутъ мои злободневные стихи или нѣтъ?
Р е д а к т о р ъ.— Нѣтъ-съ!
П о э т ъ. — Почему же?
Редак т о р ъ. — Помилуйте, это не злободневные стихи, а капуста!
П о э т ъ. — Что-жъ, развѣ капуста въ посту не злободневна?
Феди.

Дефектъ.
— Были на кустарной выставкѣ?
— Былъ.

Ну, какъ вамъ понравилась выставка?
— Ничего. Все же мнѣ она кажется не совсѣмъ полной. Нѣкоторыхъ кустарныхъ промысловъ я на ней не замѣтилъ.
— Какихъ же?
— Да вотъ нaпpимеръ на кустарной выставкѣ совсѣмъ нѣтъ фальшивомонетчиковъ!
Эфъ.

Понятно.
Предпраздничное.
— Ну, какъ, докторъ, вы нашли мою жену?
— Ничего опаснаго...
— Правда?
— Да... обыкновенная предпраздничная горячка.
Носъ.

Атака.
— Лидочка, Зиночка, идите сюда! — Что, мамочка?
— Вотъ смотрите, что я вамъ привезла: два брилліантовыхъ браслета и двѣ брошки: у сестры выпросила. Одѣньте все это на себя и ступайте гулять на вербы: тамъ сегодня будетъ Подметкина. Пусть она позлится вмѣстѣ со своими выдрами. Я думаю. онѣ отроду такихъ вещей не носили, а тоже носъ дерутъ!..
Жанчикъ.

Дѣти.
М а т ь. — Вотъ и весна-красна на носу!
С ы н ъ. — У кого на носу, мама? у папы?
М а т ь. — Что за глупости! Почему у папы?
С ы н ъ. — А у него носъ такой краснЫЙ.
Ежъ.

Предпраздничное.
Скоро праздничекъ великій Золотымъ блеснетъ лучемъ. Ребятишекъ льются клики:
„Скоро, скоро отдохнем.!
Въ дни вакацій поиграемъ,
Порѣзвимся на пескѣ И яички покатаемъ На оттаявшемъ лужкѣ".
Скоро праздникъ. Вт. путь-дорогу Собираясь, депутатъ Забываетъ грусть, тревогу.
Онъ, какъ школьникъ, веселъ,
радъ.................

Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/ut3cossNqzJHx
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/zbQ73m69qzJMa
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/GUtOGKyFqzJLK

О ЛЮБВИ.
— Зизи, ты вѣришь въ вѣчную любовь?
— Конечно.
— А ты сама способна на нее?
— Еще бы!
— И ты любила кого - нибудь такъ?
— О, да!., моего брата лѣтъ пять тому назадъ я любила такъ.
— Почему «первая» любовь всегда больше цѣнится?
— Почему?.. Потому что послѣ первой будетъ вторая.
— Любовь, это рай.
— Нѣть,—преддверіе въ адъ.
Пчелка.
***
ИЗЪ АНТИЧНАГО МІРА.
Я поэтесса Хариксена,
Мнѣ въ пѣсняхъ любъ одинъ Эротъ;
Моя извѣстность не умретъ
Пока, шипя, морская пѣна
Въ береговыя скалы бьетъ.
* **
На струнахъ сладостной пектиды
Воспѣтъ былъ мною ты одинъ,
Богинь и смертныхъ властелинъ,
Вѣнчанной розами Киприды
Золотокудрый юный сынъ.
***
Весь пѣсенъ жаръ, всѣ сердца силы
Мои тебѣ посвящены.
Иные боги мнѣ не милы...
Во всѣхъ концахъ родной страны Мои творенія слышны.

КЪ ДВУХСОТЛѢТІЮ ПЕТЕРБУРГА.

— Мари, ты будешь праздновать двухсотлѣтіе Петербурга?
— Конечно, если это придется въ праздничный день.
— Чѣмъ ты думаешь ознаменовать Двухсотлѣтіе нашей столицы?
— Чѣмъ?.. Я попрошу у мужа брилліантовый парюръ къ этому дню.

МЫСЛИ СОВСѢМЪ ГЛУПАГО ФИЛОСОФА.

Чаще можно встрѣтитъ лакея, и очень рѣдко человѣка.
Весеннее солнце дурманитъ и разогрѣваетъ даже старческія сердца.
Старцы бываютъ молоды душой, какъ пятилѣтніе младенцы.
Умъ прячется въ свою скорлупу, тупость постоянно вылѣзаетъ изъ нея.
Обида, какъ гвоздь въ стѣнѣ, оставляетъ слѣды въ сердцѣ.
Изъ всѣхъ лихорадокъ самая заразительная любовная.
Дѣти—это кнуты, погоняющіе насъ то на работу, то на сдѣлки съ совѣстью.
Женская привязанность, дружба—это одуванчики: дунешь, и нѣтъ ихъ.

ВНѢШНІЯ ИЗВѢСТІЯ.
ОТЪ СОБСТВЕННАГО КОРРЕСПОНДЕНТА
Гамбургъ. Трое служащихъ въ мѣстномъ почтамтѣ справляютъ на- дняхъ ХХ-лѣтній юбилей своей службы. Одинъ изъ юбиляровъ служитъ восемь лѣтъ и четыре мѣсяца, второй шесть лѣтъ и девяти мѣсяцевъ, а третій четыре года одиннадцать мѣсяцевъ; все это составить ровно двадцать лѣтъ. Приглашенныхъ насчитывается до сотни. Юбилей будетъ справляться въ ресторанѣ «Влюбленная каракатица»; половина стоимости юбилейнаго ужина, въ размѣрѣ 12 марокъ 50 пфенниговъ, вручена уже, въ видѣ задатка, владѣльцу ресторана. Сослуживцы готовятъ юбилярамъ прочувствованный адресъ.
***
Ламбарамъ (западная Африка). Успѣхи европейцевъ среди здѣшняго негритянскаго населенія превосходятъ всѣ ожиданія! Два европейца, винокуръ и пивоваръ, поселились два мѣсяца тому назадъ, среди племени Ламбарамъ, ради насажденія среди негровъ европейской цивилизацій и прогресса. На прошлой недѣлѣ, на вопросъ англійскаго консула: «какъ понравились европейцы?»—предводитель племени Требухъ-Лембемъ отвѣтилъ, поглаживая съ довольною улыбкою животъ: «очень, въ особенности толстый!» и просилъ прислать еще двоихъ, но потолще. Консулъ обѣщалъ исполнить просьбу Требухъ-Лембема.
Жоржъ Дорси.
***
ДАМА ПИСАТЕЛЬНИЦА.
— Какъ хорошъ вашъ послѣдній романъ! Да что я говорю, — всѣ ваши романы такъ завлекательны, такъ хороши!..
— Всѣ, кромѣ одного, моего собственнаго: мнѣ до сихъ поръ не удалось довести свой романъ до конца и... выйти замужъ.

ИЗЪ БЕЗКОНЕЧНАГО ДНЕВНИКА.
I.
Къ тебѣ взываю я, о, Муза!..
Приди!.. Избранникъ твой одинъ!..
Ты обаятельна, какъ Куза,
И ядовита, какъ Щедринъ.
Смѣшай поэзію и прозу,
Смягчи всѣ рѣзкіе штрихи,
Въ сатиру преврати угрозу
И безъ конца пиши стихи!..
Сказать съ тобой порою можемъ
(Когда напишемъ сто похвалъ),
Что плохо Фигнеръ пѣлъ, положимъ,
Иль вяло Адельгеймъ игралъ,
Что масло лучше маргарина,
Что лучше шавокъ сетера,
Вода вкуснѣе керосина
Et cetera, et cetera,
Но все же мы должны стараться
Стрѣлой враговъ не поражать,
По виду смирными казаться
И никого не обижать.
II.
Я Карабчевскимъ начинаю...
Меня онъ прямо удивилъ,
Когда (жаль, лишь числа не знаю)
Въ Москву къ «Разсвѣту» укатилъ.
Пусть я глупѣе бабы-дуры,
Но здѣсь сошлюсь на всѣхъ людей:
Онъ—jeune premier адвокатуры,
Вдругъ защищаетъ лошадей.
О, да простятъ мнѣ хохотъ адскій,
Бываю дикимъ я порой!..
Нашъ Александръ Андреичъ Чацкій
Попалъ въ конюшню!.. Боже мой!..
Нельзя, однако, быть пространнымъ,
А то зажмутъ сейчасъ же ротъ...
Васъ поражу я слухомъ страннымъ...
Проникъ недавно онъ въ народъ
(Вы опустите очи долу,
Иначе трудно мнѣ начать).
При Думѣ учреждаютъ школу,
Гдѣ будутъ гласныхъ обучать.
Ей-ей!.. Купили ужъ указки
И нанятъ унтеръ полковой...
Читать сначала будутъ сказки
И перейдутъ на Домострой...
Тогда утихнутъ разговоры
И будетъ тяжесть съ плечъ снята,
«Тогда запляшутъ лѣсъ и горы,
«Пойдетъ ужъ музыка не та!»..
III.
Тонъ бытовой мнѣ непонятенъ:
«Эй, Марья!.. Аспидъ!.. Дай-ка щей!»
Мнѣ откликъ старины пріятенъ
И сказка новая «Кощей».
Она не лучше «Сна Услады»,
Но это, право, не бѣда.
Мы пѣнью гуслей звонкихъ рады,
Оно пріятно намъ всегда!..
Я не поклонникъ модной прозы...
Люблю «Диканьки вечера».
Прелестный запахъ пышной розы,
И вовсе не люблю «Вчера».
Туманно, скучно, непонятно,
Въ дремоту вгонитъ хоть кого...

АНЕКДОТЫ ИЗЪ ЖИЗНИ.
Одинъ изъ популярныхъ и любимѣйшихъ композиторовъ нашего времени написалъ оперетту.
Когда музыка уже была написана, прошла цензуру и другія мытарства, онъ созвалъ артистовъ и музыкальныхъ критиковъ, чтобы сыграть передъ ними свое твореніе.
Какъ у каждой знаменитости, и у композитора тоже была своя странность: онъ любилъ играть свои творенія въ темной комнатѣ. Гости знали эту его странность и потому ничуть не удивились, когда ихъ пригласили въ роскошную, освѣщенную гостиную, тогда какъ самъ композиторъ отправился въ совершенно темный залъ.
— Господа, начинаю! крикнулъ черезъ минуту онъ имъ.
Разговоры оборвались; всѣ превратились въ слухъ. Минута, двѣ—и вмѣсто мелодіи изъ залы разнесся какой- то трескъ, нѣсколько звонкихъ нотъ, какая-то возня, лопанье струнъ.
— Освѣтите залъ! Освѣтите залъ! раздались голоса.
Заблестѣло электричество. Всѣ бросились въ залу, и глазамъ ихъ предстала такая картина: композиторъ, ни живъ ни мертвъ, сидѣлъ за роскошнымъ роялемъ, а изъ рояля вылѣзалъ совершенно пьяный настройщикъ, невѣдомыми путями попавшій, вмѣсто постели, въ рояль.
Съ поэтомъ Р., говорятъ, былъ недавно такой случай:
Одна барынька безумно влюбилась въ молодого и интереснаго поэта. Она бомбардировала его письмами, цвѣтами и своими визитами, и такъ какъ не отличалась ни красотою, ни молодостью, то поэтъ сначала относился снисходительно къ ея ухаживаніямъ, но въ концѣ концовъ все это ему надоѣло и онъ положительно сталъ бѣгать отъ нея.
Однажды, совсѣмъ не въ урочный часъ, вечеромъ, раздался звонокъ и черезъ минуту барынька влетѣла въ кабинетъ.
— О, какъ я счастлива, что, наконецъ, я вижу васъ! Я не могу больше скрываться: я люблю васъ, я готова бросить мужа, дѣтей, я твоя! говорила барынька онѣмѣвшему отъ такого натиска молодому человѣку, сидѣвшему за столомъ.
Барынька протянула къ нему руки и, рыдая, упала къ нему на грудь.
— О, мой поэтъ! Я буду рабой твоей, служанкой, говорила она, покрывая поцѣлуями его лицо.
— Какъ, сударыня, вы сказали: «поэтъ»,—но... но я долженъ вамъ сознаться, что я не поэтъ, я... я только—увы! — банковскій чиновникъ!
— Какъ не поэтъ? Но вы Z.
— Да, но только не тотъ, что пишетъ стихи; я братъ его. А вотъ и онъ самъ.
И молодой человѣкъ указалъ на появившагося въ дверяхъ поэта.
— Но... но какъ это могло произойти!
— О, не волнуйтесь, сударыня, мы съ братомъ двойни и... я не буду мѣшать вашему пріятному tête-à-tête, сказалъ съ иронической улыбкою поэтъ.
Поклонница таланта, полная негодованія, стремительно выкатилась изъ комнаты.

НЕСАМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ.
— Совсѣмъ ты у меня, голубчикъ мой, не самостоятельный человѣкъ.
— Какая... икъ, икъ... тутъ ужъ самостоятельность можетъ быть... икъ, икъ... когда на четверенькахъ домой приходится пойти.
Чижъ.

САМОЕ ИНТЕРЕСНОЕ.
Пара супруговъ.
— Сережа, ты, конечно, помнишь, что завтра день моего рожденія.
Супругъ (зѣвая).—А!
— Я бы хотѣла знать, что ты думаешь подарить мнѣ.
— Хм... тортъ.
— Фи, какъ ото обыкновенно и не интересно! Я бы хотѣла что-нибудь такое, что бы оставило память о тебѣ и въ то же время было бы полезно.
— Хорошо; въ такомъ случаѣ, я подарю тебѣ...
— Милый... что, что?
— Поваренную книжку, мой дружокъ.
Пчелка.

ВЪ ПЫЛУ ССОРЫ.
— Извергъ! Тиранъ!.. Какой ты мужъ, когда даже обручальное кольцо, и то снялъ съ пальца.
— Зато я ношу у самаго сердца квитанцію отъ него.
Чижъ.

ИНОСТРАННЫЯ ИЗВѢСТІЯ. Изъ Берлина.
Злобенъ нѣмецъ всей душою:
Янки, адмиралъ Дьюэй
Назвалъ флотъ ихъ скорлупою
Предъ эскадрою своей.
«Мы имъ «Фрица» подарили!
«Donner-Wetter! Schweinerei!
«Комплименты говорили,—
«Вдругъ ругаетъ насъ Дьюэй!»
Изъ Парижа. Разговоры о тіарѣ...
Надъ экспертами острятъ,
Ихъ хотятъ подвергнуть карѣ,
Но эксперты говорятъ:
«Да, она поддѣльна—вѣрно!
«И права была молва...
«Но была ль у Сайтаферна
«На плечахъ-то голова?»..

МЫСЛИ ГЛУПАГО ФИЛОСОФА.
Деньги хороши только тогда, когда родятъ деньги.
Въ жизни не только человѣкъ, но даже каждый ржавый гвоздь играетъ свою роль.
Человѣкъ долженъ быть капитаномъ всѣхъ своихъ чувствъ.
Раны сердца заживаютъ скорѣе всѣхъ другихъ ранъ; на человѣческомъ сердцѣ ихъ такъ много, что къ старости оно представляетъ изъ себя рѣшето.
Мысли у человѣка бѣгутъ быстрѣе рѣки.
Надо быть очень храбрымъ, чтобы не бояться правды.
Морщины на лицѣ—отличія, которыя даетъ намъ жизнь.
Влюбленность, это болѣзнь стадная и заразная; отъ нея есть одна только прививка—благоразуміе.
Люди обыкновенно становятся благоразумными уже тогда, когда все благое втоптано ими въ грязь.
Я!

ВОЗЛѢ РАМПЫ.
— Что вамъ больше всего нравится въ труппѣ московскаго художественнаго театра?
— Все, кромѣ ихъ... художества надъ правдою.
— Какая разница между Мировой и Мироновой? Я всегда перепутываю въ своемъ воображеніи этихъ двухъ актрисъ.
— О, огромная! Миронова—большая, а Мирова маленькая... актриса.
— Что, по вашему, выше: «Дѣти Ванюшина» Найденова или «Мѣщане» Горькаго?
— Если бы Горькій былъ Найденовымъ, то его «Мѣщанъ» послѣ «Дѣтей
Ванюшина» пикто бы не хотѣлъ знать.
Я.

ВѢСТИ И СЛУХИ.
Предлагаются старыя, дырявыя барки—для замѣны дачъ.
Удобны тѣмъ, что годны и на сушѣ и на водѣ. Прекрасная вентиляція и полная поэзія; сквозь потолокъ видно небо.
Продаются недорого, можно и оптомъ.
Появился еще изобрѣтатель. Онъ изобрѣлъ новый способъ тушить пожары—золой.
Желающіе испытать могутъ зажечь свои дома (если они хорошо застрахованы, конечно) и тушить ихъ золою, оставшейся отъ пожара.
Продаются оставшіеся отъ поста огурцы, мягкіе, трухлявые, хорошо просоленные. Тутъ же и моченыя яблоки.
Господа артисты, для сведенія счетовъ между собою на сценѣ, могутъ покупать оптомъ и въ розницу.
Ме-ке-ке.

ВЪ ШКОЛѢ.
— Скажите мнѣ самыя высокія мѣстности на свѣтѣ.
— Пятые и шестые этажи въ петербургскихъ домахъ.
— Укажите мнѣ ближайшія болота.
— На Выборгской и Петербургской сторонахъ во всѣхъ переулкахъ.
— Какъ называются люди, не умѣющіе говорить?
— Гласными, господинъ учитель.
— Есть окрашивающія рѣки?
— Есть.
— А гдѣ же онѣ?!.
— А рѣка Фонтанка.
— Какъ называется та птица, что умѣетъ говорить только чужія слова?..
— Актеромъ-съ, господинъ учитель.
Пчелка.

ПАСХАЛЬНЫЕ МОНОЛОГИ.

Дѣвицы бальзаковскихъ лѣтъ.
«Шестьсотъ шестьдесятъ шесть разъ цѣловали меня всевозможнѣйшіе мужчины, отъ семнадцатилѣтняго до девятидесяти пятилѣтняго возраста, —и ни одинъ предложенія не сдѣлалъ!.. Я всегда говорила, что мужчины нахалы и невѣжы! Ужъ, кажется, взасосъ я ихъ цѣловала,—и все-таки, ни малѣйшаго впечатлѣнія!.. И гдѣ только они воспитаніе получаютъ?!»..

Барышни восемнадцати лѣтъ.
«Петя Тимофѣевъ поцѣловалъ меня, христосуясь, четыре раза вмѣсто трехъ разъ, а Коля Плотниковъ поцѣловалъ пять разъ... На кого же имѣть виды?.. Пойду поговорю съ мамашей, — умъ хорошо, а полтора лучше»...

Двадцатидвухлѣтняго пижона.
«Съ сорока двумя старухами похристосовался и въ общемъ занялъ у нихъ сто двѣнадцать рублей... Жить можно!»

Босяка.
«Ни съ того, ни сего похристосовался на улицѣ съ семью господами, при чемъ стащилъ четыре портмоне и трое часовъ»...

Старшаго дворника.
«За рубль картузъ купилъ, хотя его и износилъ, раскланиваясь съ господами, а все сорокъ четыре рубля получилъ на чай... Еще два—три года, и домовладѣльцемъ сдѣлаюсь.
Demi.

НОВЫЙ СПОСОБЪ.
— Какъ же это вы, маменька, назвали столько гостей, а ужинъ приготовляете только на пятерыхъ.
— Остальные всѣ до ужина уйдутъ.
— Это почему?
— А я заставлю, милая, тебя и
сестру твою пѣть весь вечеръ и играть для нихъ.
Она.

ЭНЦИКЛОПЕДIЯ ШУТА
Любовь—канва для дамъ-писательницъ.
Лекціи Волынскаго—энциклопедическій словарь.
Сцена—помойная яма, куда бросаются всѣ отбросы человѣческіе.
Языкъ — телеграфъ нашихъ мыслей.

БЮРО.
(Разсказъ «ваньки»)
— Баринъ, хоша вы меня подрядили съ вами ѣздить, но, одначе, дозвольте спросить: къ пяти часамъ вечера вы меня отпустите? спросилъ меня извозчикъ, сдѣлавъ полуоборотъ на козлахъ.
Я отвѣтилъ, что отпущу его даже раньше, но поинтересовался узнать, почему онъ объ этомъ освѣдомился.
— Да видите ли, жалобу строчить мировому надо! сказалъ онъ.
— На кого это?
— Господина одного мѣсяцъ отъ клуба домой на мѣлокъ возилъ, а онъ, вишь, не только денегъ не платитъ, а еще ругается за то, что я свое требую.
— Что же, ты самъ жалобу писать будешь? интересовался я.
— Гдѣ намъ! вздохнулъ онъ и тутъ же добавилъ: въ бюрѣ напишутъ, у насъ такая бюра есть!
...............

НЕДЕЛЬНЫЕ НАБРОСКИ
«ЗВѢРСКОЕ УБІЙСТВО,
или
ТАЙНА ВОДОСТОЧНОЙ ТРУБЫ».
Романъ изъ петербургской жизни.
Глава I.
Была ночь. Ужасная ночь,— когда всѣ улицы Петербурга освѣщало зарево... костровъ и по улицамъ носились тѣни полузамерзшихъ ванекъ.
Была ночь. Мигали на улицахъ фонари и рыдали въ ресторанахъ граммофоны.
Была ночь. Онъ, сверкая глазами и усмиряя бьющееся сердце, шелъ, чтобы сегодня лишить ее жизни.
Ее — прекрасную, нѣжную, кроткую, съ веселыми черными глазками, и граціозную, какъ сирена!
...................
РАЕШНИКЪ.
Окончились, наконецъ, скачки, а съ ними всѣ жокейскія стачки. Прощай теперь конюшенныя отмѣтки, прощай «доппингированныя» двухлѣтки, нѣтъ въ трибунахъ ни шума, ни крика, ни гама... Открывается, однако, новая панорама, не идетъ тотошникъ домой, а торопится на ипподромъ скаковой. Малый, старый, всякъ вѣритъ, что счастье дастъ рысакъ, и несутъ въ закладъ для тотошки часы, цѣпи, кольца, брошки.
Отыграться хотятъ!
Началась учебная страда и ищутъ бѣдняки у букиниста клада: новенькій учебникъ «кусается», къ букинисту малоимущій обращается. Но весьма нашъ букинистъ совѣстью нечистъ: не можетъ онъ безъ подвоха не продать изданье временъ Гороха, сбываетъ такой хламъ, что и развернуть книжку срамъ; нуженъ какой-либо учебникъ, онъ всучитъ вамъ скотолѣчебникъ, а вмѣсто исторіи продастъ отчетъ головой консерваторіи и въ усъ не подуетъ, если родного отца надуетъ.
Особая коммерція! .
Мебельщикамъ, отпускающимъ «въ разсрочку», поставимъ, наконецъ, точку: внесемъ въ управу докладъ, которому ни одинъ изъ нихъ не радъ, ибо убѣдились, что бѣдняка они обираютъ, очки ему втираютъ и нѣтъ ничего гаже мебельной распродажи. Сказано мебельщику «Бросьте музыку эфту! Пора положить конецъ вашему гешефту!»
Бѣлугой молодчики взвыли!
Картузъ.

ДОВИНТИЛИСЬ.
При встрѣчѣ.
— У васъ, говорятъ, несчастье случилось?
— Да... Представьте себѣ: въ большомъ шлемѣ безъ трехъ остался!
— Да я не про то! У васъ, говорятъ, пожаръ былъ?
— Ахъ, да, и это было...

Въ ресторанѣ.
— Человѣкъ!
— Что прикажете?
— Грибовъ!
— Порцію?
— Коронку червей...

Въ мировомъ судѣ.
— Свидѣтель Ивановъ! Что вы можете сказать по этому дѣлу?
— Я-то?... Гм...

ПИСЬМА ИЗЪ МОСКВЫ.
Письмо купчика Параплюева къ родителямъ.
Милая маменька и достопочтеннѣйшій папенька, прошу васъ всей своею сыновнею любовью простить меня и выслушать вопль души моей, пришедшей въ полное истерзаніе.
Какъ извѣстно вамъ, пребылъ я изъ Нижняго въ Москву съ вашими денежками въ полномъ здравіи и благополучіи; сѣлъ я изъ Москвы въ вагонъ, въ коемъ насупротивъ меня сидѣла краля вида неописуемаго, во всей своей женской чрезмѣрной привлекательности.
Впялилси я въ ее, ровно пригвоздимши сижу и глаза ни одного отъ ей оторвать не могу.
Глядѣла она на меня, глядѣла, да улыбкой и стрѣльнула на меня.
Я опять на ее вперился. Она опять зa улыбочную стрѣльбу... однимъ словомъ, тятенька и маменька, поглядѣла она такъ на меня, да и шепчетъ: «выйдемте».
Ну, вышли. Такъ и такъ, говоритъ, какой, говоритъ, вы хорошенькій!
— Что вы, говорю, Христосъ съ вами! «Хорошенькій»... Маменька и тятенька и то пужаломъ зовутъ.
Эго, говоритъ, они отъ любви, чтобы гордости въ васъ не вселять.
— Вы, спрашиваетъ, ѣдете куда?
— Къ тятенькѣ въ Питеръ.
— Съ ярмарки?
— Точно такъ.
— Денегъ много везете?
— Да не малую толику.
— Такъ знаете, что я вамъ скажу: во второмъ классѣ ѣхать нѣтъ совѣта вамъ моего, а поѣдемте въ первомъ, безопаснѣе тамъ; потому, всякій здѣсь народъ шмыгаетъ. Да и вотъ что я вамъ скажу: какъ войдемъ въ вагонъ, такъ зовите вы меня тетенькой, пусть такъ до самаго Питера буду я ваша тетенька.
Инъ ладно! Позвали затѣмъ кондуктора и вперлись со всѣмъ багажомъ въ первый классъ.
Ну, тетенька моя одинъ муаръ съ антикомъ, и больше никакихъ! Тары- бары-растабары, кто вы да что вы.
— Такъ, говорю, и такъ, купецкій сынъ такой-то, и женихъ первогильдейской дочери такой-то.
— Крѣпко любите невѣсту?
— Чаво крѣпче, когды евойныя письма нигдѣ иначе, какъ возлѣ самаго сердца, не ношу.
— А деньги тятенькины гдѣ носите?
— Знамо, гдѣ: въ сапогѣ.
Ну, въ такихъ пріятственныхъ разговорахъ и день прошелъ. Сусѣди всѣ такъ за тетеньку и почитали ее.
Передъ вечеромъ вышли, эфто, мы на вокзалъ, отобѣдали, знакомство наше спрыснули. И заклонило, стало быть, меня ко сну.
Увидала она то, да и говоритъ ласково таково: лягъ, молъ, спать, племянничекъ.
Послушался я ее,—ладно, молъ, тетенька, готовъ желаніе ваше исполнить,—и живымъ манеромъ легъ.
Легъ, и какъ сусѣди опосля сказывали, захрапѣлъ во всю Ивановскую.
А тетенька ровно ласточка надъ гнѣздомъ вьется надо мною, и какъ дѣло то къ ночи-то пришло, и говоритъ сусѣдямъ-то:
— Чудной онъ у меня, племянничекъ- то: деньги, тысячи большія, въ полной небрежности носитъ въ сапогѣ. Долго ли
до грѣха! Говорила ему: банкомъ, молъ, переведи, чтобы безъ опаски, — а онъ ихъ въ сапогъ. Возьму-ка я деньги его изъ сапога, помучаю, его, пущай ищетъ.
Ну, сняла, эфто, она съ меня сапогъ, тряпицу вытащила, гдѣ тыщи-то лежали, да и тю-тю, тетенька-то, была такова!..
А я какъ буркалы-то свои открылъ, да какъ глянулъ-то на сапогъ, такъ и взвылъ бѣлугою.
— Деньги мои, деньги! не своимъ голосомъ кричу.
— Не кричите такъ, не волнуйтесь, деньги-то тетенька взяла.
— Кака така тетенька!?.
— А что съ вами-то ѣхала.
— Не тетенька она мнѣ. Есть у меня одна токмо тетенька Аграфена Сидоровна!
Ну, однимъ словомъ, дѣло закипѣло. На станціи скандалъ. Тетеньку-то поймали на слѣдующемъ поѣздѣ.
Пожалуйте на очную ставку,—украли, молъ, вы.
Она въ амбицію... Пьяны, говоритъ, вы; денегъ вашихъ знать не знаю, а изъ-за ревности любовныя письма дѣвицы Многоплюйкиной вытащила у васъ
Сунулся-то я за пазуху, да и обмеръ. Деньги-то всѣ цѣлешеньки: впопыхахъ- то, да подъ пьяную руку, деньги-то къ сердцу, замѣсто любовныхъ писемъ, положилъ, а письма-то въ сапогъ сунулъ.
Вотъ, маменька, браните вы все меня: «не пей, не пей», а коли бы не пилъ, такъ и быть бы мнѣ сей тетенькой обворованнымъ до-чиста.
А таперича одно то, что къ мировому за клевету на цугундеръ тянетъ она меня.
Сынъ вашъ Параплюевъ.

ПОЧТОВЫЙ ЯЩИКЪ
Здѣсь. К...скому.
Помѣстить не можемъ. Это не юморъ, а личные счеты съ газетой, откуда вы ушли.
Написано талантливо, но — простите— не красиво: личные счета, въ дѣлѣ не должны быть.
Здѣсь. Б...му старшему.
Металла звонъ
Прелестенъ онъ,
Но ты сказала «онъ»
Пустой даетъ лишь звонъ.
Что за белиберда!
Если такъ удивительно пишетъ старшій, то значитъ, есть и младшій. Интересно знать: неужели же и младшій не отстаетъ отъ старшаго?
Ревель. Сѣрой уточкѣ.
Почему уточка, ужъ лучше пусть «чайка».
Нѣтъ, не подойдетъ ничего.
Сколько вамъ лѣтъ? Если пятнадцать, то извинительно писать подобный наивный вздоръ, а если вы старше... то стыдно.
Бурбонъ.
За редактора—Издатель Р. Голике.


Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/9OEDWmYBr2gWA
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/qIuR9COOr2ggT
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/G4Ziw_QUr2gku

ТОЖЕ ВОЕННЫЙ.
Встрѣчаются двѣ дамочки.
— Замужемъ?
— О, да!
— Супругъ у васъ штатскій или военный?
— Да, да, военный; только онъ, знаете, ни въ какомъ полку не служитъ.
— Какой же онъ тогда военный?!.
— А какъ же мнѣ его назвать, когда онъ цѣлые дни воюетъ то со мной, то съ моей матерью.
Она.

ДОСТОПРИМѢЧАТЕЛЬНОСТИ ПЕТЕРБУРГА.

I. Способы передвиженія.
I) Конка.
Отъ разъѣзда до разъѣзда Черепахою ползетъ;
На разъѣздѣ ждетъ пріѣзда Новой конки... Ждетъ и ждетъ!..
2) Извозчикъ.
Въ юбкѣ самъ, но съ бородою; Грязенъ, заспанъ, не умытъ,
Ѣдетъ мелкою рысцою,
Клюетъ носомъ и храпитъ...

II. Петербургскія рѣки.
I) Фонтанка.
Бьютъ фонтаномъ ароматы Изъ ея угрюмыхъ водъ И въ господскія палаты Шлютъ бацилловъ хороводъ!
2) Мойка.
Протекаетъ Мойка,
И мосты на ней,—
Арестанта койка Шире ихъ... Ей-ей!..

III. Петербургскія улицы.
I) Садовая.
Ты садовъ благоуханье Здѣсь найти бъ не могъ: Восприняло бъ обонянье Лишь одинъ чеснокъ...
2) Большая Морская.
Ресторановъ тутъ, не скрою, Надо отбавлять,—
Чтобъ болѣзнію морскою Не пришлось страдать.
Бульдегомовъ.

ТОЖЕ ХУДОЖНИКЪ.
— Что это, братъ, съ твоей физіономіей?
— Хм... Что! Столкновеніе съ однимъ пріятелемъ было у меня, поссорились за картами.
— Ну!
— Ну, и... и подсвѣчникомъ онъ всю мнѣ физіономію разрисовалъ.
Бимъ-бомъ.

ПОЖАРНЫЕ ДРУЖИННИКИ. (характеристика нашихъ лѣтнихъ
любителей гасить огонь).
Во время тревоги.
— Дома Титъ Титычъ?! Гдѣ онъ? Будите его! У насъ пожаръ; онъ, какъ брандмейстеръ, долженъ быть!
— Съ огнемъ его не сыщешь: вторую недѣлю заливаетъ: въ запоѣ обрѣтается!
* *
Дружинники дома.
— Гриша, ты швыряешь окурки прямо на полъ; долго ли до грѣха!
— Ахъ, Костя, не повѣришь, какъ скучно безъ пожаровъ,—вѣдь,
вторую недѣлю не горимъ!..
* *
Причина.
— Тебя-то что потянуло посту- пить въ дачные пожарные?
— Э, братецъ, съ тѣхъ поръ, какъ я ношу эту каску, кухарка
моя отлично готовитъ и я сытъ!
* *
На пожарѣ.
— Чортъ бы васъ, дружинниковъ, взялъ: вся дача до тла сгорѣла!
— Но мы старались изъ всѣхъ кишокъ!
***
Товарищи.
— Вася, бѣжимъ въ нашу команду: «красный пѣтухъ» показался!
— Убирайся съ своимъ «краснымъ пѣтухомъ»: я самъ сегодня куры строю!
**
Брандмейстеръ. —Дружинники, на работу: горитъ!
Дружинники.—Нельзя, подождите немного: заворотъ кишокъ сдѣлался, распутать надо.
-------------- И. Г.
ХОРОШАЯ ПРИСЛУГА.
— Хорошая у васъ прислуга?
— О, очень хорошая! Сколько она намъ экономіи сдѣлала...
— Неужели?
— Да; благодаря ей, ни одной газеты не надо покупать, — все знаетъ!
------------- Чижъ.

ХАРАКТЕРИСТИКА НАШИХЪ ГАЗЕТЪ.
Новое Время.
Самая большая газета. Многіе ее, быть можетъ, и не любятъ, но читаютъ всѣ. Печатается на хорошей бумагѣ, хорошимъ шрифтомъ, и сотрудники получаютъ хорошій гонораръ; изображаетъ собой подобіе кита, на которомъ если и не стоитъ городъ, но который играетъ большую роль въ городѣ.

Петербургская Газета и Петербургскій Листокъ.
Двѣ двоюродныя сестры; облики хотя и разные, но духовное сходство имѣется. Обѣ бойкія, живыя, тараторки, имѣютъ тьму поклонниковъ и... не унываютъ.

Новости.
Газета разсудительная, спокойная, держитъ себя съ достоинствомъ и какъ бы въ сторонѣ отъ большого свѣта.

Биржевыя Вѣдомости.
Дальняя родственница двухъ двоюродныхъ сестрицъ, а такъ какъ примѣры бываютъ заразительны, то и она слегка заразилась бойкостью, тараторствомъ, и... желаетъ нравиться не нѣкоторымъ, а всѣмъ, такъ сказать: угодить на всякій вкусъ.

Заря.
Какая: вечерняя или утренняя?
Все равно, какая, но эта заря не всегда играетъ въ тактъ.

Гражданинъ.
Гражданинъ—о, это самый вѣрный гражданинъ своего отечества!
______ ?

ЗНАКЪ ОТЛИЧІЯ.
— Ужасно, какъ я посмотрю, милая Ольга Петровна, воинственный характеръ у вашего супруга.
— Ужъ и не говорите.
— Что же вы дѣлаете за это съ нимъ?
— Дарю ему за это знаки отличія.
— Какіе?!
— Рога.
Пчелка.

МУЗЫКАЛЬНАЯ ЖЕНА.
— Что это, у васъ ноты?
— О, да, я большая музыкантша!
— Вотъ какъ!
— Да, когда я была невѣстою, мы постоянно разыгрывали съ нимъ дуэты.
— А теперь какъ играете вы?
— Тріо.
Она.

РАБСТВО НЕГРОВЪ ВЪ АМЕРИКѢ. Цивилизаціи сыны вы,
Кричите только: «Эвоэ!
«Пока американцы живы—
«Жива доктрина Монроэ!
«Мы уничтожимъ негровъ смѣло! «Мы засѣчемъ до смерти ихъ!
«Да здравствуетъ святое дѣло! «Америка для насъ однихъ!»..
Позоръ вамъ, янки!.. Ужасъ это! Вѣдь негры—люди!.. Гдѣ жъ прогрессъ?!
Въ Австраліи быть можетъ гдѣ-то Возможенъ эдакій регрессъ!..
Стыдитесь, янки! Папуасы Куда гуманнѣе всѣхъ васъ!
Они хотя и низшей расы,
Но лучше васъ въ сто тысячъ разъ!.. Для васъ лишь долларъ только
сила!
Святой вашъ богъ—златой телецъ! Васъ, видно, фурія родила!
Злой геній—это вашъ отецъ!
Д. В. К.
МЕЛОЧИШКА.
— Ахъ, какъ Поль влюбленъ въ меня! Каждый день, вообрази, онъ кормитъ меня обѣдами у Палкина. А твой?
— Мой? Мой пока еще все кормитъ меня завтраками, что онъ женится на мнѣ.
________ Она.

ВЪ «НАРОДНОМЪ ДОМѢ».
Пшюттъ зоветъ прислуживающую дѣвушку.
— Mademoiselle! Mademoiselle!.. Ici!..
— Что прикажете?
— Дайте мнѣ бутылку Редерера.
— У насъ, баринъ, не аптека,— лѣкарствій не отпускаютъ.
— Редереръ не лѣкарство, а самое лучшее шампанское. Такая хорошенькая дѣвушка, и въ Редерерѣ ничего не смыслитъ! Стыдно, стыдно!
— Шампанскаго тоже не полагается, потому какъ у насъ общество трезвости.
— Гм?!.. Ну, тогда дайте мнѣ самый лучшій пирожокъ съ говядиной... Но чтобы пирожокъ былъ такой же пухлый, какъ ваши щечки, а говядина такая же свѣжая, какъ ваша шейка...
Дѣвушка приноситъ пирожокъ.
— Вотъ, получите пять копѣекъ, а комплименты, которые я вамъ наговорилъ, можете считать за чайныя деньги, важно замѣтилъ пшюттъ.
Д'Евека.
***
АНЕКДОТЪ ИЗЪ ЖИЗНИ.
Дарья Михайловна Леонова отличалась необычайной добротою и еще болѣе необычайной разсѣянностью.
Какъ-то, разъ, жившая у нея ученица лютеранка упросила ее пойти съ нею въ ихъ церковь. Долго отнѣкивалась Дарья Михайловна, но, наконецъ, рѣшилась.
— Только вотъ что, Дарья Михайловна: у насъ принято всѣмъ стоять съ молитвенникомъ и молиться по немъ, а потому, чтобы не стѣснять своимъ присутствіемъ молящихся, вы тоже возьмите молитвенникъ и смотрите въ него.
— Хорошо.
— Молитвенниковъ у меня два; одинъ я дамъ вамъ.
На другой день онѣ обѣ отправились въ кирку.
Дарья Михайловна гордо выступала впередъ и заняла мѣсто.
Началась служба. Дарья Михайловна раскрыла маленькую книжечку и дѣлала видъ, что смотритъ въ нее.
Сначала все шло благополучно, но потомъ легкій смѣхъ и шептанье заставили ея ученицу поднять глаза на своего профессора. Каково же было ея удивленіе, когда она увидѣла, что Дарья Михайловна усиленно молится, вперивъ свой взоръ въ книжечку, оказавшуюся не чѣмъ инымъ, какъ «Мопассаномъ», взятымъ ею, по разсѣянности, вмѣсто молитвенника, который ея ученица положила къ ней на столъ.

НАШИ ПЛАГІАТОРЫ.
— Не знаешь ли ты изданія, гдѣ бы редакторъ былъ... того... не очень начитанный?
— ?!
— Видишь ли... я далъ бы ему для напечатанія свою новую повѣсть, а она цѣликомъ мною у Григоровича списана...
Т— лль.

НАШИ ДѢТИ.
Сидятъ гости и мамаша; возлѣ семилѣтній сынишка.
— Дядя! вдругъ неожиданно обращается къ гостю ребенокъ.— Хочешь, я тебѣ подарю пятновыводную жидкость?
— Зачѣмъ же, Котикъ, она ему! смѣется мать.
— Какъ «зачѣмъ»? А ты же говорила вчера папашѣ, что у него очень много пятенъ на его репутаціи.
Пчелка.

У ДОКТОРА,
(сценка).
Въ дверь кабинета доктора Денисовича съ трудомъ протиснулась широченнѣйшая фигура купца Дубасова.
— Экія у васъ, докторъ, двери- то узкія,—словно въ казенной винной лавкѣ! сказалъ Дубасовъ, добродушно улыбаясь и отирая клѣтчатымъ фуляромъ потъ со лба.
— Чѣмъ могу быть полезенъ? любезно освѣдомился докторъ, приглашая паціента сѣсть.
Купецъ сѣлъ въ указанное ему кресло, оглядѣлъ кабинетъ, окинулъ взглядомъ доктора и, затѣмъ, глубоко вздохнувъ, сказалъ:
— Хочу я отъ излишней выпивки излѣчиться... Вы, говорятъ, докторъ ученый и по пьяной части собаку съѣли.
— Да, моя спеціальность излѣчивать отъ алкоголизма.
— По-нѣмецки не понимаемъ-съ!.. Говорятъ, вы этотъ самый запой какъ рукой снимаете?!.. Вотъ и излѣчите меня—ничего не пожалѣю! Сто цѣлковыхъ дамъ!..
— У меня гипнотическій сеансъ стоитъ пять рублей...
— И по-французски не понимаемъ-съ!.. развелъ руками купецъ.
— Я хочу сказать, что каждый разъ, какъ вы будете ко мнѣ приходить, вамъ будетъ это стоить пять рублей.
— Это, то-есть, какъ: вмѣстѣ съ извозчиками и съ чайными лакею вашему? спросилъ купецъ.
— До нихъ мнѣ дѣла нѣтъ! рѣзко отвѣтилъ докторъ.
— Ну, что жъ, не бѣда! Ученому доктору и пятерку не жаль дать... Такъ вотъ, значить, я, грѣшнымъ дѣломъ, выпивать люблю...
— И много пьете? спросилъ Денисовичъ, внимательно вглядываясь въ купца.
— Какъ вамъ сказать?! Сегодня— съ мухой, завтра — съ чертями ругаюсь, послѣзавтра — съ зеленымъ змѣемъ дебоширую, а тамъ, глядишь, и на бѣломъ слонѣ верхомъ катаюсь... Оно бы ничего, да супружница моя, Акулина Сосипатровна, звѣрей до страсти боится.
— И часто вы напиваетесь такимъ образомъ?
— Какъ вамъ сказать?!.. Разъ семь въ недѣлю... Пугаетъ меня ужъ очень то, что я супружницу мою къ концу вечера въ двухъ обликахъ вижу; словно я турокъ какой- нибудь грѣховодный!.. Приласкать супружницу боюсь: одну приласкаешь — другая осерчаетъ, другую приласкаешь — первая осерчаетъ!.. Весь истомился!.. Излѣчите, докторъ!
— Что жъ, можно... согласился докторъ.
— Но только вы меня отъ одной выпивки лѣчите, а закуску, значитъ, въ покоѣ, оставьте, а то я безъ ѣды жить не могу, предупредилъ купецъ.
— Не безпокойтесь! Я знаю, что мнѣ надо дѣлать... Мнѣ придется лѣчить васъ отъ алкоголизма внушеніемъ съ помощью гипноза, сказалъ докторъ.
— Да говорю же я вамъ, что по-заграничному не понимаю!
— Эхъ, какой вы, право!.. Я хочу вамъ сказать, что васъ надо лѣчить отъ пьянства внушеніемъ. Чувствуете?
— И чувствовать не желаю!
возвысивъ голосъ, сказалъ купецъ.— Какимъ это такимъ внушеніемъ?! Ась?... Это ужъ не такимъ ли внушеніемъ, какое я своимъ приказчикамъ задаю: «святымъ кулакомъ
да по окаянной шеѣ». Коли такимъ, такъ не совѣтую! сказалъ купецъ и сжалъ свои могучіе кулаки.
— Вы, положительно, ничего не понимаете! обезкураженно проговорилъ докторъ. — Поймите, что въ медицинѣ ни о какихъ кулакахъ, ни о какихъ шеяхъ и рѣчи быть не можетъ!
— А какъ же въ больницѣ Миколы
Чудотворца и кулаками, и каблуками лѣчатъ?
— Это къ дѣлу не относится... Если вы желаете лѣчиться отъ запоя гипнозомъ, то къ вашимъ услугамъ; если же не желаете, то...
— Какъ не желаю!? Ужъ значитъ желаю, коли я къ вамъ эдакую даль шелъ!... перебилъ доктора купецъ. — Лѣчите, лѣчите!.. Только раньше этотъ самый «киньвносъ» вы на себѣ испробуйте.
— Я не пью и, слѣдовательно, въ лѣченіи не нуждаюсь! категорически заявилъ докторъ.
— Не пьете?! Какъ такъ?., изумился купецъ. — Да мнѣ говорили, что вы насчетъ выпивокъ спеціалистъ! То-есть, значитъ, спеціальность, или собаку съѣли. А коли вы не пьете, такъ на кой же вы мнѣ прокъ нужны!?.. Я къ вамъ только для того и пришелъ, чтобы хорошенько полѣчиться, а потомъ еще того лучше на радостяхъ выпить!.. Вы намъ, значитъ, не подходите... Прощенія просимъ!..
Купецъ, совершенно разочарованный, пропихнулъ себя изъ двери кабинета и направился въ переднюю...
Дм. К.

ТО И СЕ.
Оскорбительный вопросъ.
— Пожвольте предштавиться: я Хаимъ Давидъ Кнейдлфрессеръ.
— Вочень пріятно. Я Ицикъ Мейеръ Хапенвейзеръ.
— Жнакомая фамилія! Ви не
съ Бердичева?
— Ви сами жуликъ!!
Ночью.
Воры хотѣли выломать дверь квартиры.
— Косой глазъ, на дверяхъ дощечка «Адвокатъ Продамовъ»!
— Ну, брось работу: нельзя плевать въ колодезь!
За кулисами.
Режиссеръ. Зачѣмъ вы играете три акта, не выпуская папиросы изо рта?!
Актеръ. Вы же просили меня играть съ огонькомъ!
Виноторговецъ на Стрѣлкѣ.
— Такъ много воды кругомъ, и ни одного погребка!! Какая несообразность!
Она кулинарка.
— Жена, что это ты готовишь у плиты?
— Страницу 218-ую моей поваренной книги!
Провинціальные актеры.
— Какой громадный успѣхъ я имѣлъ, когда игралъ лѣтомъ Франца Мора въ «Разбойникахъ»!
— А кто игралъ Карла Мора?
— Наша комическая старуха.
_________ Г. Еръ.

НАШИ НЯНЬКИ ВЪ СКВЕРАХЪ И САДАХЪ.
— Няня, что это значитъ: цѣлое утро у васъ ребенокъ плачетъ, вы совсѣмъ не жалѣете его.
— Какъ эфто такъ говорите, барыня, когда я на него фунтъ карамеля извела, фунтъ орѣховъ да фунтъ подсолнуховъ, и онъ опосля того пуще кричитъ!
— Няня, гдѣ же это Петя?
— Извините, барыня, не знала я, что придете вы въ садъ. Петечка съ кумомъ моимъ за пивомъ пошли-съ.
— Няня, это вы Ниночку по- чухонски научили говорить?
— Извините, барыня, не я...
— Такъ кто же?
— А стало быть, дворникъ съ сусѣдняго дома.
_____________ Чижъ.

НѢЧТО КВАРТИРНОЕ.
— Петръ Ивановичъ, нашли квартиру?
— Нашелъ, нашелъ. И что за квартира, милый мой!
— Хороша?
— Великолѣпна. Пятый этажъ, на заднемъ дворѣ, окна въ стѣну...
— Да вы смѣетесь! Что же тутъ великолѣпнаго?
— Въ томъ-то и великолѣпно, что изъ такой квартиры даже хозяинъ за неаккуратный платежъ задумается отказать.
— Женя, нашла квартиру?
— Вообрази, все еще нѣтъ.
— Неужели?
— Есть одна, да...
— Да что?
— Не нравится.
— Тебѣ?
— О, нѣтъ!
— Мужу твоему?
— Жану.
— Чѣмъ же?
— Одинъ ходъ, и лѣстница очень крута.
Бимъ-бомъ.

ДАЧНЫЕ МУЖЬЯ.
— Что это съ вами, Петръ Ивановичъ, вы какъ похудѣли! Были больны?
— Нѣтъ, хворать я не хворалъ, а...
— Что же?
— Переутомленіе у меня.
— Отъ чего бы это?
— А я, видите ли, все лѣто у моей супруги въ дачныхъ мужьяхъ состоялъ.
Бука.

НАШЕЛСЯ.
Двое спорятъ, а третій слушаетъ.
— Во-первыхъ, это — несвоевременно, а во-вторыхъ—дорого! восклицаетъ первый.
— А въ третьихъ, — замѣчаетъ слушающій:—а въ третьихъ... вотъ и не скажете, что будетъ въ третьихъ?..
— А въ третьихъ... глупость я предоставляю сказать, уже вамъ,— заканчиваетъ первый.
Спица.

ВЕРХИ.
Гдѣ верхъ темноты?
Верхъ темноты царитъ на душѣ у стараго арапа, попавшаго ночью, въ лунное затменіе, въ артезіанскій колодезь.
* *
Гдѣ верхъ быстроты?
Верхъ быстроты происходить, когда кто-нибудь, плюнувъ изъ окна пятаго этажа, успѣваетъ сбѣжать
внизъ и подставить физіономію.
* *
Верхъ обжорства?
Когда кафешантанная этуаль, одновременно поужинавъ съ поклонниками въ 13 кабинетахъ, съѣдаетъ за свой счетъ 40 раковъ борделезъ, цѣлую тетерьку и дыню
и приходитъ домой голодной.
* *
А верхъ экономіи?
Утромъ натощакъ бѣгать, пока
не взмылишься, замѣняя этимъ
мыло для умыванья.
* *
Верхъ разсѣянности?
Удрать съ женой пріятеля, забывъ захватить его кассу, вмѣсто того, чтобы удрать съ кассой пріятеля, забывъ захватить его жену.
Г.

ДОБРЫЯ ПОЖЕЛАНІЯ ЗНАКОМЫМЪ И ДРУЗЬЯМЪ.
Осокину. Остаться такимъ же «естественнымъ» актеромъ, даже при исполненіи всѣхъ неестественныхъ ролей, которыя ему приходится изображать на лѣтнихъ сценахъ.
Юліусу Шпильману. Почаще принимать лавровишневыя капли и бромъ: это успокаиваетъ нервы и умѣряетъ пылъ. Особенно полезно принимать ихъ передъ объясненіями съ артистками.
Леониду Андрееву. Не лѣзть на стѣну, ради угожденія низменнымъ вкусамъ толпы. Такая стѣна непрочна и скоро осыплется.
Бар. Радошевской. Не переводить такихъ страшныхъ драмъ, отъ которыхъ дѣлаются обмороки съ нервными дамами и родимчики съ младенцами, случайно попавшими въ театръ.
Орлицкой, артисткѣ Попечительства. Своимъ милымъ, чистымъ голоскомъ такъ же просто, симпатично, интеллигентно и жизненно говорить свои монологи; вѣрить и вѣрить въ самое себя и въ свое еще юное, но симпатичное и милое дарованіе и смѣло итти впередъ.
_________ Я.

ОПЕРЕТОЧНЫЙ «ПРЕМЬЕРЪ».
Онъ шелъ, не зная лѣни,
Къ успѣху напроломъ:
Въ азартѣ, онъ на сценѣ Дралъ горло пѣтухомъ.
Онъ кончилъ заливаться,
И рампы свѣтъ потухъ.
Тогда въ саду сталъ драться «Премьеръ» нашъ, какъ пѣтухъ.
Ап. Бельведерскій.

ЖЕНСКІЙ СЧЕТЪ.
— Лизочка, сколько вамъ лѣтъ?
— Двадцать.
— А вы какъ считаете свои годы: отъ рожденія?
— О, нѣтъ!
— А какъ же?
— Съ тѣхъ поръ, какъ помню себя.
— Маня, мы ровесники съ тобой?
— Что это ты, Петя, я на десять лѣтъ моложе тебя.
— Моложе? Но когда мы вѣнчались, мы были, кажется, ровесниками?
— Да... но вѣдь ты мужчина, Пьеръ.
— Такъ что же?
— Какъ: что? Ты получилъ за это время столько повышеній,—что тебѣ неловко было оставаться въ тѣхъ же годахъ.
— Эго ваша родная сестра?
— Да.
— А она на много моложе васъ?
— Что вы, мы однолѣтки. Родились въ одномъ году! Да, она что-то мѣсяца на два или на три моложе меня.
I. I.

ТОЖЕ ФРУКТЫ.
— Люблю я августъ: хорошій
мѣсяцъ, всѣ фрукты зрѣютъ.
— Да нешто въ августѣ только зрѣютъ-то они! Вонъ, мои фрукты- то, доченьки-то мои, цѣлые годы зрѣютъ и все до жениха-то дозрѣть не могутъ.
Бука.
ОНА ОБОЖАЕТЪ.
— Ахъ, я обожаю сбирать грибы!
— И часто сбираешь?
— Теперь, пока у насъ гоститъ кузенъ Поль, сбираемъ каждый
день.
— Гдѣ же? Да развѣ у васъ они есть?
— Какъ тебѣ сказать? Грибовъ- то нѣтъ... но... но это не мѣшаетъ намъ ихъ искать!
_________ Она.

ЭЛЕКСИРЪ ЛЮБВИ.
Зиночка Полинялова, слегка состарѣвшаяся дѣва, безумно влюбилась вь зубного врача, артистически вставлявшаго ей цѣлую челюсть. Сколько она ни платила ему за визиты, какъ ни косила на него свои глаза, врачъ остался неприступенъ и ни разу не отвѣтилъ ничѣмъ на пожатія ея руки. Зиночка Полинялова приходила въ полное отчаяніе, рвала на себѣ привязную косу и скрежетала новыми зубами.... Но ея любовь оставалась все такъ же безъ отвѣта.
Зиночка была доведена до крайности, и рѣшилась на все. Она пріобрѣла себѣ какого-то яду, въ видѣ ванили въ порошкѣ, не разставалась съ нестрѣляющимъ револьверомъ, и вообще имѣла трагическій видъ.
Въ такомъ видѣ ее встрѣтила ея подруга—вдова Тяпкина.
— Что съ тобою, мой ангелъ? спросила она Зиночку.
— Влюблена!
— Безнадежно? вздохнула вдова, оглядѣвъ Зиночку.
— Да. О, чего бы я не отдала, чтобы получить взаимность!.
— Неужели?!
— О, все, все, и даже мою жизнь!
— Дорогая моя, я спасу тебя, если тебѣ не жаль истратить пяти рублей.
— Пяти рублей!
— Да... ты мнѣ дашь пять рублей, а я дамъ тебѣ рецептъ элексира любви; два-три впрыскиванья — и «онъ» твой.
— О, какъ я тебѣ буду благодарна! Но не уступишь ли мнѣ рецептъ элексира за три рубля?
— Дорогая моя, чѣмъ дороже дашь за него, тѣмъ сальнѣе ты будешь любима.
— О, въ такомъ случаѣ, пусть онъ любитъ меня на всѣ пять рублей!
— Давай деньги, и идемъ ко мнѣ. У меня элексира любви хоть отбавляй.
— Но, видишь ли, впрыснуть ему элексира любви я не могу: онъ зубной врачъ, и я бываю у него въ пріемные часы.
— Въ такомъ случаѣ, ухитрись, вмѣсто впрыскиванья, неожиданно провести этой жидкостью ему по лицу.
— О, это вполнѣ возможно!
На другой день Зиночка Полинялова была уже у зубного врача; она пришла раньше всѣхъ и потому принята была первой.
— Зубы, зубы! жаловалась она врачу, садясь въ кресло.
— Позвольте посмотрѣть, — и пока докторъ наклонился къ ея рту, Зиночка въ мгновеніе ока обмазала все его лицо линолиновыми чернилами, которыя впопыхахъ, вмѣсто элексира любви, сунула въ свой карманъ.
Результатъ получился печальный: вмѣсто любви, Зиночка Полинялова принуждена, была изобразить изъ себя неврастеничку и... уплатить врачу за испорченную пару, рубашку и галстукъ.
Послѣ уплаты денегъ за свой порывъ любви, Зиночка Полинялова вылѣчилась и отъ зубной боли, и отъ любви навсегда.
Мистеръ Клопъ.

КАКЪ ЗОВУТЪ «ЛЮДЕЙ».
Въ ресторанѣ—Гарсонъ!
Въ ресторанчикѣ.—Человѣкъ!
Въ трактирѣ.—Половой!
Въ харчевнѣ.—Эй, харя!

НЕДЕЛЬНЫЕ НАБРОСКИ

СКАЗКА НЕ ДЛЯ ДѢТЕЙ.
Женщина.
Красавица богиня Природа нѣжила свое тѣло въ солнечныхъ водахъ на берегу моря.
Море, могучее море, какъ сама жизнь, катило передъ ней свои волны.
Богиня Природа тоскливо подняла свои чудные глаза къ небу и замерла въ созерцаніи его глубины.
Небо и море, море и земля, купы деревьевъ... и никого!
Скучно стало богинѣ, и она, лѣниво потянувшись, пошла къ лѣнящимся волнамъ моря.
— Море, говорила она:—скучно мнѣ! О, какъ прекрасенъ міръ, сколько красоты въ немъ, сколько богатства, какая гармонія красокъ, но... скучно мнѣ.
— Отчего же тебѣ скучно, дитя мое? ласково спросило ее сѣдое море.
— Не знаю.
— Дитя мое, ты жаждешь любви.
— Не знаю, сѣдое море, но... скучно мнѣ.
— Я люблю тебя! зарокотало море.
Богиня въ отвѣтъ весело засмѣялась.
— Ага, ты смѣешься! сказало море.—Видишь, я разсмѣшило тебя. Но чѣмъ я разсмѣшило тебя, дитя мое?
— Какъ: чѣмъ? смѣясь сказала богиня.—Говоришь, что любишь, а само гонишь прочь отъ меня свои волны.
— Не я гоню ихъ, сами онѣ бѣгутъ отъ тебя прочь.
— Но развѣ я такая дурная? спросила его богиня.
— О, нѣтъ, ты прелестна, отвѣтило море.—Но волны, какъ люди, не могутъ оставаться на мѣстѣ, онѣ все бѣгутъ впередъ и впередъ.
— Куда? Зачѣмъ?
— Куда? Въ пространство. А зачѣмъ, дитя мое, — затѣмъ, что онѣ такъ созданы, что бѣгутъ сами отъ себя.
— О, какъ это скучно!
— Хочешь, я дамъ тебѣ подругу? ласково спросило сѣдое море.
— О, дай, дай мнѣ ее скорѣй!
— Вотъ она, бери ее! крикнуло море и бросило дорогую жемчужную раковину къ ногамъ богини.
Богиня нагнулась къ ней и... замерла. Существо невиданной красоты выходило изъ раковины и, привѣтливо улыбаясь, протягивало руки къ богинѣ.
— Кто ты? вскричала она.—Ты жемчужина?
— Нѣтъ, не жемчужина.
— Кто же ты?
— Я... я женщина.
— О, спасибо, спасибо тебѣ, сѣдое море! вскричала Природа.—Спасибо, ты дало мнѣ друга!
И, схвативъ ее за руки, Природа, рѣзвясь и смѣясь, увлекла женщину въ сѣнь лѣсовъ.
* *
Прошло нѣсколько времени, и богиня Природа, унылая и печальная, стояла у сѣдого моря.
— Что съ тобой, дитя мое, ты такъ печальна! спросило ее сѣдое море.
— О, возьми ее назадъ!
— Кого?!
— Женщину.
— Что съ тобой?
— О, какъ она измучила, истерзала меня! Смотри на мое сердце, оно все исколото ея жаломъ.
— Жало только у змѣи, забурчало море.
— Увы, и у женщины тоже, печально уронила Природа. — О, возьми ес! Я боюсь ея, она не понимаетъ меня, она не вѣрить мнѣ.
— Не вѣритъ?
— Ни въ чемъ. Когда я указываю ей на яркій махровый цвѣтокъ, она говоритъ, что это крапива. Она влюбила въ себя мѣсяцъ и требуетъ отъ него, чтобы онъ сталъ солнцемъ. О, возьми её отъ меня!
* *
Прошло еще нѣсколько времени, и снова Природа, печальная, заплаканная, стояла у сѣдого моря.
— Море, море, спаси меня! плакала она.
— Что съ тобою, дитя мое? опять спросило её море.
— О, посмотри на меня, на что я стала похожа! Смотри на мое сердце, оно все въ крови; смотри на мое тѣло, оно все въ рубцахъ и грязи.
— Кто же, кто смѣлъ такъ надругаться надъ тобой, дитя мое?
— Она, женщина.
— Но что же сдѣлала она?
— Она ложью, какъ рубцами, исполосовала грудь мою, она загрязнила меня клеветой!
— Призови ее сюда, ко мнѣ! приказало сѣдое море.
И несмѣло, робко, съ виноватой улыбкой подошла женщина къ самому морю; дѣтскими наивными глазами взглянула она на сѣдое море, и очаровательная улыбка заиграла на ея губахъ.
— Зачѣмъ ты звало меня къ себѣ, сѣдое море? какъ голосъ арфы прозвучалъ ея голосокъ.
— Зачѣмъ... начало было сердито журчать сѣдое море, но взглянуло въ лицо красавицы и... мелкія, разсыпчатыя волны погнало одну за другою къ ея ногамъ.
— Зачѣмъ ты лжешь? со слезами въ голосѣ спросила ее Природа.
— Зачѣмъ... улыбнулась женщина.—Но это такъ весело!
— Но зачѣмъ, зачѣмъ? рыдая говорила Природа.—Послушай, умоляю тебя, не лги.
— Не могу.
— Почему?!
— Да потому что я... женщина, освѣтивъ улыбкой море, отвѣтила Женщина.
Море, въ отвѣтъ, уже ласково улыбалось ей и гнало къ ея ногамъ одну за другою волны.
— А кто же я? спросила богиня Природа у сѣдого моря.
— Ты, ты тоже женщина.
— Но почему же я не умѣю лгать?
— Зачѣмъ же тебѣ лгать, когда ты сильна и горда.
— Но она такъ прелестна! вскричала Природа.
— А ты прекрасна, отвѣтило сѣдое море.
— Но почему же и мѣсяцъ, и ты,— оба любуетесь ею, ты гонишь къ ней свои волны, онъ льетъ на нее свой свѣтъ.
— Потому, дитя мое, что мы даемъ ей то, чего у насъ много, мы отдаемъ ей только лишнее.
Огромное зданіе привлекло мое вниманіе.
— Это что? спросила я моихъ безплотныхъ духовъ.
— Это твое послѣднее мытарство. Тамъ, въ этомъ зданіи, поютъ такъ же хорошо, какъ поютъ безплотные духи, но... попади туда!
— Но что нужно сдѣлать, чтобы попасть туда?
— Надо имѣть счастье равное тому, чтобы выиграть двѣсти тысячъ.
— А что я должна дѣлать?
— Стоять и ждать.
— Чего?
— Очереди.
— А я дождусь ея?
— Ко второму пришествію—да.
— Стоять и ждать...
— Да, стой и жди! приказали духи.
Ужасъ охватилъ меня, я напрягла всѣ усилія и... проснулась.
Какіе непріятные снятся иногда сны. И зачѣмъ имъ сниться, когда и безъ нихъ мы всѣ знакомы съ этими мытарствами.
Серъ Жако.

ПИСЬМА ИЗЪ МОСКВЫ.
Письмо Карапета Карапетовича къ супругѣ.
Пріѣхали мы, супруга наша, въ городъ Петэрбургъ.
Карошый городъ Петэрбургъ. Очень карошый городъ, китайский городъ.
Женщина ходить здэсь въ китайской шапка на головѣ и въ китайскомъ халатѣ на плечахъ.
Карошый женщина тутъ, ласковый, сама на знакомства идетъ и за рукавъ тыбя ловитъ; вечеромъ страшно ей одной по улицамъ ходить, потому— городъ балшой, а освѣщенье малое, городъ экономный, задаромъ свѣта не хочетъ давать, по той причинѣ, што время такое подошло, штобы замѣсто фонарей луна на небо свѣтилъ, а луна не хочетъ свѣтить и Дума не хочетъ свѣтить,—ну, и ходятъ люди ощупью, впотьмахъ, какъ у насъ, дюша моя, въ Нахичевань.
Очень городъ Петэрбургъ похожъ на нашъ Нахичевань, только замѣсто собакъ бѣгаютъ по улицамъ кошки; говорятъ, скоро приказъ будетъ такой, чтобы всѣхъ кошекъ изловить и для петербургскихъ мѣщанскихъ богадѣленъ надѣлать колбась. Одно только страшно, что замѣсто кошекъ забѣгаетъ, дюша моя, тогда по улицамъ крыса.
Ка-арошый городъ Петэрбургъ, савсэмъ карошый городъ, даже башибузукъ есть, все есть. Ходитъ башибузукъ по улицѣ, и если ты шапку передъ нымъ не скинешь, сичасъ тыбэ брытву въ бокъ. Только, замѣсто башибузукъ, племя зовется то хулыганами.
Все карашо, одно токмо плохо—русской языкъ не знаю совсѣмъ и русской обычай тоже. А обычай такой; какъ подойдешь къ извозчику и скажешь ему «прямо ѣзжай по таксѣ», такъ онъ сичасъ стегаетъ коня да галопомъ мимо тэбя и проскачетъ, ровно на джигитовкѣ.
А еще обычай такой, штобы барышня въ кіятрѣ афишку продавала въ пользу бѣдныхъ и сдачи, окромя улыбки, не давала тыбэ никакой.
Далъ я одной за маленькой бумажка четвертной билетъ, а она, замѣсто сдачи, оскалила зубы, на манеръ улыбки, да и зубы-то гнилые всѣ. Только и всего.
Еще обычай въ Петербургѣ такой, штобы пьянымъ духомъ пахло вездѣ. Куда ни глянь, все пьяныя морда глядитъ на тыбя. Пошелъ портретъ артистки, што пѣла у насъ въ Нахичевань, покупать, а вмѣсто ея одна пьяныя морда суютъ.
— Не хочу я, хочу барышна!
— Нэту барышня, всѣ барышня подъ спудъ спряталъ, бери оборванцевъ!
Такъ и ушелъ.
Куда ни гляну въ окно, все опять пьяная морда глядитъ, весь Петэрбургь оченно шибко въ этихъ самыхъ оборванцахъ украсился.
Ка-арошый городъ Петэрбургъ, савсѣмъ русской городъ, по послѣдней переписи, сказывали такъ, что русскихъ на одинъ человѣкъ больше, чѣмъ всѣхъ другихъ націй.
На театръ у Тумпакова, гдѣ оперетку поютъ, былъ. Въ шуба сидѣлъ, а барышна въ декольтэ пѣлъ. Карошая оперетка шелъ. Одна вышла, крычалъ-крычалъ на всѣхъ: я, молъ, первый красавица!.. замерзъ на холоду и ушелъ; другой вышелъ и тоже крычаль-крычалъ: я первый красавица! и тоже отъ холода посинѣлъ и ушелъ; и третья вышелъ и тоже оралъ-оралъ: я первый красавица! и тоже ушелъ. И никто не зналъ, кто первый красавица. Я разсердился, плюнулъ и тоже ушелъ, потому—ни одна ни красавица: одна старая, другая толстая, а третья ни рыба, ни мясо.
По Лѣсной конка, для развлеченія, каталсы, только несчастливо попалъ: никакого случая не было и никто никого не задавылъ; што, говорятъ, вчера ни сѣлъ, голову одному пассажиръ было отъѣхали, — завтра, говорятъ, садысь опять, потому, рѣдкій денъ, штобы конка ѣхалъ и не переѣхалъ кого- ныбудь.
Шашлыкъ въ нашемъ ресторанѣ ѣлъ, чуть не померъ, потому—замѣсто перца посыпали, кажется, нухательнымъ табакомъ.
На Гостыный дворъ гулялъ, тебэ палто хотѣлъ купыть. Не стоитъ куплять; надѣнь старый мой халатъ — самый модный питерскій дамскій палто будетъ, ка-арошій палто.
На выставка фотографической былъ, ни одного пыкантнаго сужета нe нашелъ!
Въ Пассажѣ былъ, на кавказскій шелкъ глядѣлъ, долго глядѣлъ... отродясь на Кавказѣ у насъ такого шелка не видалъ!
На имперіалъ конка даму видалъ; лѣзла она ровно оселъ на гору, взлѣзла и сѣла, а какъ сѣла, замѣсто паруса юбка отъ вѣтра стала. Думалъ я такъ: конямъ тяжелѣе отъ того, что парусъ поперекъ конка стоитъ, или нэтъ? да не раздумалъ ничего, потому кони все одно съ мѣста конку никакъ не могли взять. Ка-арошые кони, при царѣ Горохѣ бѣгали они еще. Штобы легче имъ было, конку публика сначала на сибэ везла, а потомъ на ходу въ нее скакалъ.
Теперь писать больше нечего, надо сегодня пысмо тыбэ, супруга наша, отправлять, потому—завтра праздникъ, а въ праздникъ марка въ лавкѣ не даютъ; вакса даютъ, а марка не даютъ. Потому, въ праздникъ марка нельзя купить, папироска нельзя купить, а только водка можно купить.
Остаюсь супругъ твой вэрный Карапетъ.


Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/_L-xwCXVr2qXs
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/AlWGs2R7r2qZF
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/amZ61UEZr2qb9

Новогоднее приключеніе
Разсказъ Легкомыслящаго Петербуржца
КОЛЛЕЖСКІЙ регистраторъ Андрей Сергѣевичъ Костыльковъ очень весело встрѣтилъ Новый годъ въ кругу своихъ сослуживцевъ по департаменту.
Было много выпито; можно даже смѣло сказать, что выпито было безъ счета, и хозяинъ ресторанчика, гдѣ происходила чиновничья встрѣча Новаго года, только руки потиралъ отъ удовольствія, когда въ чиновничій кабинетъ
то и дѣло требовали всевозможныя питія.
Само собой разумѣется, что тосты рѣчи, пожеланія такъ и лились рѣкою. Пожеланія въ концѣ концовъ стали даже необыкновенно смѣлыми. Одинъ изъ товарищей Андрея Сергѣевича предложилъ даже выпить за русскую конституцію и—кто-же этого могъ ожидать?—такой тостъ былъ поддержанъ единодушно...
Впрочемъ, послѣднее Андрей Сергѣевичъ помнилъ весьма смутно.
Какъ разъ въ это время онъ лобызался со своимъ закадычнымъ пріятелемъ Пименомъ Прохоровичемъ Краснокутовымъ.
Краснокутовъ обнималъ Андрея Сергѣевича и говорилъ:
— Никакого тебѣ счастья, Андрюшка, желать не хочу! Совсѣмъ тебѣ оно не надобно, потому что и безъ того тебѣ бабушка ворожитъ...
— Бабушка?—едва ворочая языкомъ, спрашивалъ Андрей Сергѣевичъ,—какая бабушка?
— Такая! Что-же ты отпираться отъ своего счастья станешь? Развѣ не въ одномъ домѣ съ амуромъ его превосходительства обитаешь?
— Въ одномъ... не буду врать... въ одномъ... Даже ихъ черный ходъ выходить какъ разъ на ту лѣстницу, на которой я живу.
— Ну, вотъ видишь! Какого тебѣ еще счастья нужно? По одной, можно сказать, лѣстницѣ... Да, вѣдь, другой на твоемъ мѣстѣ давно карьеру сдѣлалъ- бы... По одной лѣстницѣ! Другой на твоемъ мѣстѣ давно уже въ большихъ чинахъ былъ-бы... А ты...ты — пентюхъ... не умѣешь свое счастье экспропріировать, а еще коллежскій регистраторъ...
Краснокутовъ говорилъ еще что-то, но Андрей Сергѣевичъ уже не слыхалъ его словъ. Усталость овладѣла имъ и онъ. неожиданно для самого себя, заснулъ.
Разбудили его, когда пришло уже время закрывать ресторанъ. Компанія давно уже разошлась, огни были погашены, и Андрею Сергѣевичу приходилось уходить послѣднимъ.
Давно извѣстно, что у всякаго барона есть своя фантазія.
Андрей Сергѣевичъ Костыльковъ баронскимъ титуломъ не обладалъ, но фантазій у него всегда являлось великое множество, даже вѣ обычное, такъ сказать, буднее время года.
Само собой разумѣется, что въ праздники, особенно послѣ усердно-праздничныхъ возліяній, количество костыльковскихъ фантазій удваивалось, утраивалось и даже учетверялось, и очень часто случалось такъ, что одна изъ нихъ, особенно ярая, овладѣвала имъ, и тогда Андрей Сергѣевичь только и думалъ о томъ, какъ-бы осуществить наяву свою грезу.
Когда Андрей Сергѣевичъ проснулся, то почувствовалъ, что имъ овладѣло необыкновенно сильное, даже непреодолимое желаніе стать во что-бы то ни стало экспропріаторомъ...
— Хочу, хочу быть экспропріаторомъ!—мысленно восклицалъ онъ шагая по пустынной улицѣ,—да, вотъ, хочу и буду! Буду, буду... хочу и буду!
У него промелькнуло было воспоминаніе о той быстротѣ, съ которой дѣйствуютъ современные скорорѣшительные суды, но и при этомъ ни малѣйшаго чувства страха не шевельнулось къ его душѣ.
«Что мнѣ всѣ они, суды-то эти?— равнодушно подумалъ онъ,—эти суды страшны для разныхъ тамъ максималистовъ, что-ли, а я, Андрей Костыльковъ, благодаря Бога, коллежскій регистраторъ и служу въ своемъ департаментѣ вѣрою и правдой уже не первый годъ... И съ амуромъ его превосходительства по одной лѣстницѣ живу. Такъ что-же мнѣ всѣ скорорѣшительные суды?"
Андрей Сергѣевичъ былъ въ обыкновенное время скромнымъ молодымъ человѣкъ, но послѣ знаменитаго чиновничьяго двадцатаго числа его скромность испарялась, правда, не надолго — всего только до тѣхъ поръ, пока оставалось въ его карманѣ вещественное доказательство, что «двадцатое число" было. Какъ разъ въ это самое время имъ и овладѣвали всевозможныя фантазіи. Ихъ центромъ чаще всего была мысль: какъ-бы хорошо жилось всѣмъ вообще чиновникамъ, если-бы двадцатое число приходилось на каждый день каждаго мѣсяца. Андрей Сергѣевичъ начиналъ придумывать всевозможныя комбинацiи, при которыхъ его греза такъ или иначе могла быть осуществлена, но никакъ не могъ придумать ничего такого, что хотя-бы приблизило эту грезу къ дѣйствительности... Краснокутовъ натолкнулъ его на раздумье, и теперь его осѣнила, наконецъ, блестящая мысль. Андрей Сергѣевичъ ясно видѣлъ, что его греза осуществима если не полностью, то, по крайней мѣрѣ, отчасти...
— Нечего и время даромъ терять!— говорилъ онъ уже не про себя, а вслухъ, — прозѣваешь, воды хлебнешь! Пора стоитъ самая подходящая — визиты, приходи, куда хочешь, и экспропріируй до сыта, до отвала...
Обуреваемый такими мыслями, Андрей Сергѣевичъ прошелъ въ калитку того дома, гдѣ жилъ, и даже, въ ожиданіи будущихъ благъ отъ занятія экспропріаціей, далъ дворнику двугривенный — послѣдній, который у него оказался въ карманѣ, за что получилъ въ отвѣтъ пожеланіе счастья.
Однако, это обстоятельство, сейчасъ- же подѣйствовало на Андрея Сергѣевича весьма удручающе.
— Счастья! — уже ворчалъ онъ,— какое тутъ счастье, ежели послѣдній двугривенный отдать долженъ?... Впрочемъ, ничего! Поправлюсь! Скоро, очень скоро у меня даже золотымъ счета не будетъ...
Вдругъ будущій экспропріаторъ, уже поднимавшійся по своей лѣстницѣ, вздрогнулъ и почувствовалъ, какъ по его спинѣ побѣжали мурашки. Онъ у дверей той квартиры, въ которой жилъ, ясно увидѣлъ темную фигуру «Въ такую пору? —такъ и пронеслось въ его головѣ,—кто это можетъ быть?»
Андрей Сергѣевичъ остановился и притаился за темнымъ выступомъ лѣстницы.
Тотъ, кто былъ впереди его, видимо, тоже прятался. Лунный свѣтъ слабо свѣтилъ черезъ замерзшія стекла, и Костыльковъ видѣлъ, какъ темная Фигура, осторожно крадучись, стала пробираться къ черному ходу «амура его превосходительства».
Андрей Сергѣевичъ даже весь задрожалъ.
«Экспропріаторы! Максималисты! Набѣгъ!—вихремъ проносились въ его головѣ мысли,—покушеніе!.. И на кого эти негодники осмѣливаются поднять руку! Такъ нѣтъ-же! Экспропріируй свое счастье, Андрюшка! Зѣвать нечего! Спасай отъ максималистовъ амура его превосходительства!»
Однимъ прыжкомъ, да такимъ, на какой врядъ-ли способенъ тигръ въ джунгляхъ, Андрей Сергѣевичъ ринулся впередъ и уже въ слѣдующее мгновеніе схватилъ за плечи подозрительнаго человѣка...
— Экспропріаторъ! Не позволю!— кричалъ онъ,—Дворникъ, эй, дворникъ!
— Ради Бога, тише!—услыхалъ онъ въ отвѣтъ чей-то молящій голосъ,— не поднимайте скандала, заклинаю васъ... Отпустите меня!.. Возьмите все, что у меня есть...
— Ага, испугался! врешь... Не на таковскаго напалъ! — свирѣпѣлъ все болѣе и болѣе Костыльковъ,—сейчасъ мы тебя, голубчика, скрутимъ..
— Нѣтъ, нѣтъ! хотите, я стану предъ вами на колѣна?.. Я по голосу заключаю, что вы—молодой человѣкъ... Такъ не губите, не губите старика!..
И Костыльковъ увидѣлъ, что захваченный имъ экспропріаторъ опустился предъ нимъ на колѣна.
Андрей Сергѣевичъ не чувствовалъ къ своей жертвѣ ни малѣйшаго состраданія. Напротивъ того, озлобленіе все росло и росло въ немъ; но въ тоже время въ немъ заговорило и любопытство.
«Интересно, знать, что это за птица?—подумалъ онъ и, доставъ изъ кармана спички, чиркнулъ одну.
Едва только слабое мерцаніе маленькаго огонька освѣтило стоявшую на колѣнахъ фигуру, неистовый вопль сорвался съ губъ Костылькова. Не помня себя отъ ужаса, словно преслѣдуемый фуріями, кинулся онъ вверхъ по лѣстницѣ и вскочилъ въ свои двери, которыя уже отворили, заслышавъ его вопль.
На тревожные разспросы Костыльковъ ничего не могъ отвѣчать; вихремъ онъ, ворвался въ свою комнату, упалъ на постель, какъ былъ, одѣтый, да такъ и пролежалъ вплоть до утра...
Уже поутру, когда въ квартирѣ всѣ проснулись, Андрей Сергѣевичъ, благодаря тонкимъ перегородкамъ, услыхалъ, какъ кухарка разсказывала квартирной хозяйкѣ:
— Вѣдь, вотъ какіе случаи бываютъ! Генералъ-то вздумалъ подъ Новый годъ свой амуръ проконтролировать, да и направился было по черной лѣстницѣ... А нашъ-то Андрей Сергѣевичъ домой возвращался... Ну, и произошло столкновеніе личностей... Нашъ- то какъ перепугался! Должно быть, подумалъ, что привидѣніе почудилось... Да ничего, обошлось! Генералу только отъ амура —онъ, амуръ-то, тоже на шумъ выбѣжалъ—здорово влетѣло, зачѣмъ черезъ черный ходъ путешествуетъ, когда для этихъ дѣловъ парадный существуетъ...
Андрей Сергѣевичъ лежалъ ни живъ. ни мертвъ: вѣдь, въ это самое утро онъ долженъ былъ быть съ визитомъ у его превосходительства..
Въ Новомъ году.
Намъ подарилъ Новый годъ Грезъ золотыхъ хороводъ—
Щедръ онъ на грезы-то былъ! Лучше-бы онъ подарилъ Явью насъ не золотой,
А хоть изъ мѣди простой!..
Угадчики.
Набросокъ И. Юрьевскаго.
Наступалъ вечеръ. Темнота сгущалась и ярче блистали фонари. У воротъ одного дома собралось нѣсколько сосѣднихъ дворниковъ.
— Ты чего. Степанъ, далеко отошелъ отъ своихъ домовъ? Смотри, братъ, какъ-бы околоточный не прошелъ,—штрафъ будетъ!
— Не! Околоточный только былъ. Теперь часа черезъ три, раньше не пройдетъ! Я, братъ, птица стрѣляная, пятнадцать годовъ въ Питерѣ живу, всѣ порядки знаю.
— Не ври, Степанъ! Теперь, братъ, такіе порядки завелись, что позначерезъ три часа, а черезъ минуту.
— Это все прекрасно понимаемъ, потому мозги въ головѣ. А только нѣть, порядки всѣ старые остались; люди измѣнились, вотъ это вѣрно.
— Оно, пожалуй, и такъ. Дѣйствительно, люди измѣнились,—замѣтилъ одинъ изъ дворниковъ. — Раньше-то бывало, посмотришь на человѣка, посмотришь, какъ онъ идетъ, какая походка, и сразу догадаешься, кто онъ такой: купецъ, чиновникъ, приказчикъ, рабочій. А теперь—ау!—ничего не разберешь. Завелись новые люди— сицивылисты, анархисты, какіе-то домкраты, леволюціонеры! Эхъ, да всѣхъ и не перечтешь, а ужъ распознать...
— Ну, это для тебя, можетъ быть, трудно распознать новыхъ людей, а я, братъ, пятнадцать годовъ въ Питерѣ живу и отлично наметался, —все стоялъ на своемъ Степанъ.
— Ну, ты тоже скажешь...
— Да хочешь, сейчасъ докажу.
— Чѣмъ?
— Панфилъ, есть у тебя камень?
— Еще-бы, конечно, есть.
— Давай сюда!
Панфилъ скрылся за ворота и черезъ минуту вытащилъ небольшую плиту.
— Что ты съ ней будешь дѣлать?— спросилъ онъ.
— А это мы сей моментъ.
И Степанъ, взявъ плиту, положилъ ее на панель въ томъ мѣстѣ, гдѣ больше всего проходило пѣшеходовъ.
— Ну, теперь, ребята, къ воротамъ и замѣчай, что будутъ продѣлывать пѣшеходы, когда запнутся, а я вотъ буду угадывать, какой такой пѣшеходъ— сипивылистъ тамъ или какой другой... Ну, помолчите!
Дворники смолкли и уставились на плохо видимую при мерцающемъ свѣтѣ фонарей плиту.
Первый прохожій споткнулся, но, ничего не сказавъ, прошелъ дальше.
— Вотъ это—истинно-русскій человѣкъ! — характеризовалъ Степанъ.
— Почему?—спросили дворники.
— А потому, что онъ доволенъ тѣмъ, что есть, и если лежитъ камень не на мѣстѣ, значитъ, такъ и полагается.
Въ вто время подошелъ второй прохожій, споткнувшись, упалъ и громко выругался, но камня не тронулъ.
— А это кто?—спросили Степана пріятели.
— Это, братцы,—хорошій человѣкъ... И упалъ, и ушибся, выругался, а камешекъ все лежитъ. Это—человѣкъ умственный, онъ далеко пойдетъ. Потому камень для него—тьфу! а съ руготней, по нынѣшнимъ временамъ, высоко можно залетѣть.
Третій прохожій запнулся, оглянулся и столкнулъ камень съ пути.
— Ну, Степанъ, отгадывай!
— Это—сицивылистъ!
— Вотъ тебѣ на! Это почему?
— Да потому. Ишь, какъ онъ его съ дороги-то швырнулъ! Мало, вишь, ему мѣста, мѣшаютъ вездѣ.
— Ловко! Молодецъ, ай да отгадчикъ!—слышались возгласы дворниковъ.
— Панфилъ, клади камень назадъ!
Плита была водворена на старое мѣсто.
Вдали показался еще пѣшеходъ.
— Ну, ребята послѣдняго вамъ угадаю,—заявилъ Степанъ.
Прохожій приближался. Вотъ и плита. Еще шагъ, и пѣшеходъ, задѣвъ ногой камень, быстро наклонился, поднялъ его и, размахнувшись, изо всей силы пустилъ имъ въ дворниковъ.
— Ребята, спасайтесь! — крикнулъ Степанъ.—Анархистъ!
Дворники скрылись за воротами, а ушибившій ногу пѣшеходъ, прихрамывая, продолжалъ свой путь по улицѣ.

Невозможное въ Новомъ году.
Новый годъ пришелъ... Кругомъ
Лица счастіемъ сіяютъ.
Поцѣлуи, словно громъ,
Перекатами летаютъ.
Пожеланія всего
Разливаются, какъ рѣки.
Но есть множество, чего
Не исполнится во-вѣки.
Ни въ едину изъ минутъ
Допустить нельзя, конечно,
Чтобъ съ Плехановымъ Грингмутъ
Обнималися сердечно!
Чтобы сердцемъ пылкимъ чистъ,
Безъ ехиднаго колѣнца
Цѣловалъ-бы анархистъ
Октябриста, обновленца...
Не увидитъ также свѣтъ,
Чтобъ покоенъ, ласковъ, ровенъ
Современный нашъ «ка-детъ»
Цѣловалъ тебя, Дубровинъ!

Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/qjzbrC2Sr385i
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/Pr7BARhXr388f
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/ikb6p87Vr38A5

РЕДАКТОРЪ
Маленькая фантазія Маркь-Мана.
БОЖЕ милосердый! Избавь меня отъ друзей, ибо съ врагами я кое- какъ самъ слажу!
Вотъ молитва, которую я ежедневно съ аккуратностью аккуратнѣйшаго нѣмца произношу, въ трепетной надеждѣ, что она будетъ когда-нибудь услышана.
Вы удивляетесь содержанію этой молитвы? Вы, вѣроятно, наоборотъ, ищете друзей, льнете къ нимъ и совсѣмъ безъ нихъ жить не можете?
Ахъ, дорогой мой читатель! Я тоже былъ такимъ "Другомъ друзей", но послѣ той ужасной исторіи, о которой вы узнаете, ежели у васъ хватитъ терпѣнія дочитать этотъ разсказъ до конца, я самымъ рѣшительнымъ образомъ говорю во всеуслышаніе:
— Избави меня, Боже, отъ друзей! Итакъ, мы начинаемъ!
Надо вамъ знать, что моя жена ежегодно празднуетъ день моего рожденія съ особеннымъ торжествомъ, ибо черезъ день—ея рожденіе, и такимъ образомъ, она, по ея выраженію, «убиваетъ двухъ зайцевъ сразу»... Часть угощенія всегда остроумно охраняется отъ гостей, которыхъ приглашаютъ пожаловать на слѣдующій день.
Вѣрная традиціямъ, моя жена и въ этомъ году не отказалась отъ устройства семейнаго торжества, хотя я былъ противъ этого, ибо этотъ годъ, чреватый весьма невеселыми событіями, не располагалъ къ праздному веселію.
Но жена и слышать объ этомъ не хотѣла.
— Что ты еще выдумалъ? Развѣ твой отказъ праздновать день своего рожденія что-нибудь измѣнитъ въ событіяхъ?—говорила она.
Я про себя подумалъ, что она, пожалуй, права, и больше не спорилъ.
Гостей собралось изрядное число. Всѣ, очевидно, были рады случаю отвести душу. Никогда такъ усердно не пили за мое здоровье и никогда я не отвѣчалъ на эти пожеланія такъ аккуратно, то и дѣло прикладываясь къ рюмкѣ. Неудивительно поэтому, что языки у всѣхъ очень развязались. Говорили громко, съ увлеченіемъ. Темою для разговоровъ служили, конечно, злобы дня—словомъ, разговоры были «политическаго» свойства.
И вдругъ одинъ дальній мой родственникъ обратился ко мнѣ съ такимъ совершенно неожиданнымъ для меня и притомъ весьма оригинальнымъ вопросомъ:
— Скажи на милость, отчего-бы тебѣ не сдѣлаться редакторомъ?
Я выпучилъ глаза и, въ свою очередь, спросилъ:
— Почему это ты вдругъ предположилъ, что я могу быть редакторомъ?
— Очень просто!—убѣдительно продолжалъ мой дальній родственникъ.— Редакторство—теперь самое обыденное занятіе. Вѣдь, цензуры не существуетъ. Ты, братъ, послушайся меня, Начни-ка издавать хотя-бы какой- нибудь юмористическій журналъ. Ихъ теперь кстати мало, и ты сдѣлаешь выгодное дѣльце. Писать ты—мастеръ,
смѣлости у тебя хватитъ... Словомъ, не откладывай дѣла въ долгій ящикъ и объяви себя какъ можно скорѣе редакторомъ.
Слова: «писать ты—мастеръ», усладительнымъ елеемъ смягчили мою душу, какъ говорится,, ублаготворили мое авторское самолюбіе, то самолюбіе, которому нѣтъ предѣловъ... Я открылъ уста, чтобы выразить нѣкоторое упрямство, но это мнѣ не удалось. Всѣ прочіе гости и родственники съ моей и жениной стороны подхватили мысль о необходимости сдѣлаться мнѣ редакторомъ и доказали мнѣ, неопровержимо доказали, что я долженъ сдѣлаться таковымъ.
— Не спорь... Ты долженъ послѣдовать нашему дружескому совѣту, иначе это будетъ чертъ знаетъ на что похоже... Съ твоимъ талантомъ зарыться и ограничиться однимъ только учительствомъ... Это ужасно.
— Но, дорогіе друзья мои!—запротестовалъ я,—позвольте и мнѣ нѣсколько словъ сказать. Вы все выставляете на видъ выгоду предпріятія, но забываете, что оно сопряжено и съ нѣкоторыми неудобствами. Припомните, сколько редакторовъ попали въ «мѣста не столь отдаленныя»! Вы говорите, что цензуры нѣтъ... А не лучше-ли было-бы, ежели-бы существовала прежняя цензура?
сдѣлаться редакторомъ?.. Могутъ быть непріятности?.. Такъ, вѣдь, не надо быть дуракомъ. Да, да!.. Я начну издавать юмористическій журналъ. Талантъ у меня есть... Но прежде всего надо придумать названіе... Да! какъ назвать журналъ? Ага! Эврика... Я ею назову «Картошка...» Коротко и ясно. Названіе самое безвредное... Кто въ немъ что-нибудь усмотрѣть можетъ? Что можетъ быть невиннѣе «Картошки»?
«Теперь дѣло за карикатурой на первой страницѣ... Есть! Я нарисую ножницы. Читатель будетъ ломать голову надъ тѣмъ, почему я изобразилъ ножницы, а не утюгъ или какой-нибудь другой портняжный инструментъ... И пойдутъ самыя глубокомысленныя догадки. «Почему ножницы? Что онъ хотѣлъ этимъ сказать? Тутъ долженъ быть скрытъ какой-нибудь серьезный намекъ на важ-
нами крестная сила! Предо мною человѣкъ въ мундирѣ со свѣтлыми пуговицами и въ шапкѣ съ кокардой... А лицо какое!.. Бррр... Чего онъ хочетъ?.. Я почтительно кланяюсь... Онъ оглядываетъ меня прежде всего съ ногъ до головы, а потомъ, отчеканивая каждое слово, говоритъ:
«— Вы—редакторъ «Картошки»?
«— Я!—слѣдуетъ мой робкій отвѣтъ. «Онъ подходитъ къ двери, открываетъ ее и (я положительно умру со страха!) въ комнату входятъ еще четыре субъекта... Они начинаютъ выносить номера моей «Картошки»... Я чувствую, что мой носъ принимаетъ ужасные размѣры и что мои зубы талантливо исполняютъ какой-то сумасшедшій, танецъ... Мнѣ предлагаютъ идти.. Куда?
«Мнѣ спокойно отвѣчаютъ:
«— Вамъ не придется блуждать... «— Но позвольте... Я...
— Ты ещё совсѣмъ «зеленый»!—воскликнулъ мой дальній родственникъ. —Эка мудрость—попасть въ тюрьму! Нѣть, брать, ты умѣй писать такъ, чтобы комаръ носа не подточилъ. Вотъ, вѣдь, въ чемъ заключается все искусство истиннаго публициста.
Вотъ въ такомъ-то духѣ возражали мнѣ мои дальніе родственники съ моей и жениной стороны и ихъ поддерживали прочіе мои друзья. Они еще разъ выразили свой искренній восторгъ моему таланту, прославили меня до небесъ, и отъ всѣхъ этихъ славословій я еще больше опьянѣлъ, чѣмъ отъ выпитой водки. У меня закружилась голова и «въ зобу дыханье сперло», какъ у крыловской вороны. Я ясно увидѣлъ себя въ роли редактора-издателя, загребающаго золото обѣими руками.
И, когда гости ушли, я продолжалъ сидѣть за столомъ и фантазировалъ:
«И въ самомъ дѣлѣ, отчего мнѣ не
ное событіе... Это не спроста»... Читатели морщатъ лбы, пожимаютъ плечами, а я—знай—кладу себѣ денежки въ карманъ... Мнѣ какое до всего этого дѣло?
«Первый номеръ нарасхватъ... Разносчики газетъ то являются въ редакцію, то выходятъ изъ нея... Дверь не закрывается... Рвутъ журналъ изъ рукъ... Пятьдесятъ тысячъ номеровъ уже продано... Деньги сыплются,какъ изъ рога изобилія... И всему виною мои ножницы... Ловко, чертъ побери!
Итакъ, надо денежки сосчитать...
Денежки, чертъ возьми, счетъ любятъ... Одна радужная, другая, третья... Эге, да у меня изрядный капиталецъ .. Что такое?.. Кто-то стучится въ дверь?.. Должно быть, за новыми номерами... Милости просимъ! Съ превеликимъ удовольствіемъ продадимъ... Я уже отпечаталъ еще двадцать тысячъ экземпляровъ... Вонъ они на полу лежатъ... Цѣлая гора... Я открываю дверь... Съ
«— Пожалуйста, не утруждайте понапрасну языка... Пожалуйте за мною... Пѣшкомъ вамъ не придется путешествовать. Милости просимъ, г. редакторъ!
«И это слово «редакторъ» онъ, произноситъ такъ, что у меня дѣлается темно въ глазахъ... Мой мозгъ прорѣзается, какъ молніей, мыслью, отъ которой мои ноги тяжелѣютъ, точно налитыя свинцомъ. «Тюрьма, тюрьма!» Эго страшное слово точно нашептываетъ мнѣ на-ухо какой-то злой духъ...
«Что такое? Тюрьма?.. Не можетъ быть!.. За какую-нибудь «Картошку» да въ тюрьму попасть...!
«А ножницы»? — ехидно шепчетъ злой духъ.
«Ну, что такое «ножницы»? Какое я совершилъ преступленіе, нарисовавъ ножницы?.. Конечно, все это—глупости... За это въ тюрьму не сажаютъ.
«Но господинъ въ свѣтлыхъ пуговицахъ и въ шапкѣ съ кокардой?
Пока что я уже сижу въ закрытой каретѣ. Рядомъ со мною сидитъ «онъ»... Я лица не вижу... Въ глазахъ сверкаютъ однѣ только свѣтлыя пуговицы.
«Тпру!
«Карета остановилась. Меня берутъ подъ руки.
«Я хожу, какъ на ходуляхъ...
«Вотъ я стою у стола, покрытаго зеленымъ сукномъ. За этимъ столомъ сидятъ четверо чиновниковъ въ мундирахъ съ золотыми пуговицами. У всѣхъ одно лицо. Всѣ смотрятъ на меня, ехидно улыбаясь. На столѣ я замѣчаю нѣсколько экземпляровъ моей «Картошки».
«— Позвольте васъ спросить, г. редакторъ, что вы хотѣли сказать своей «Картошкой»?—спрашиваютъ меня.
«— Ничего! —говорю я,—такъ себѣ «Картошка», и больше ничего...
«— Очень остроумно! Но не изображайте изъ себя такого невиннаго агнца.
«Золотыя пуговицы» перешептываются, покачиваютъ головами и смотрятъ на меня такъ, точно я—самый ужасный преступника въ мірѣ.
«— Мы вамъ покажемъ картошку!— говоритъ одинъ,—Мы-то понимаемъ, на что вы намекаете... картошка, бомба — все имѣетъ шарообразную форму...
«— Да провалиться мнѣ сквозь землю, пусть я сейчасъ подавлюсь жареной картошкой, ежели...
«— Молчите. Теперь мы будемъ говорить... Вы хотите своими «картошками» разрушить всѣ основы государства... Вы полагаете, что мы—дураки, ничего не понимаемъ? И какъ вы осмѣлились ножницы изобразить? Вы хотите изрѣзать ножницами свободомыслія все, что вамъ не правится?.. Мы васъ, милостивый государь, острижемъ на другой ладъ!
«Я стою и у меня зубъ на зубъ не попадаетъ. Вотъ тебѣ, бабушка, и Юрьевъ день!.. Значить, и картошка— вещь зловредная... А ножницы—прямо ужъ орудіе самое преступное...
«Я хочу что-нибудь сказать, но мнѣ приказываютъ молчать. Я стою ни живъ, ни мертвъ...
«Принимаются перелистовать мой журналъ и въ каждой строчкѣ, въ каждомъ словѣ находятъ все новыя и новыя преступленія... Боже мой! Что будетъ съ моею женою и съ бѣдными моими дѣтками? Дадутъ-ли мнѣ попрощаться сь ними?.. Я самъ не зналъ, что я—такой зловредный человѣкъ... Вижу ужъ, что пробилъ мой послѣдній часъ... И нельзя такого опаснаго человѣка, какъ я, имѣть въ обществѣ... Я Богъ вѣсть что натворить могу...
«Но довольно уже рыться въ моей «Картошкѣ»!.. Скорѣе-бы конецъ!..
«— У васъ имѣются десять тысячъ рублей?—спрашиваетъ вдругъ «золотая пуговица».
«Ахъ, безбожникъ, онъ шутитъ еще надо мною!Ежели-бы я имѣлъ такіе капиталы, то ужъ навѣрное не сдѣлался- бы редакторомъ «Картошки»... Или онъ въ самомъ дѣлѣ воображаетъ, что я сталъ милльонеромъ, благодаря этой треклятой «Картошкѣ». Дай Богъ ему такіе капиталы нажить!
«— Десять тысячъ рублей есть у васъ?—повторяетъ онъ свой вопросъ.
«Боже! Отчего онъ такъ глумится надо мною?
«— Значитъ, у васъ нѣтъ десяти тысячъ? Ну, такъ мы васъ законопатимъ.
«Я теряю терпѣніе и начинаю говорить... Я говорю, что достану десять тысячъ, что я извѣстенъ, какъ талантливый литераторъ, что за меня поручатся, что мнѣ необходимо кое съ кѣмъ повидаться, что чертъ-бы побралъ и «Картошку», и «ножницы». Я говорю съ жаромъ, жестикулирую очень оживленно.
«—А ну-ка, возьмите этого молодца! Покажите ему, что обозначаютъ «картошка» и «ножницы!» — провозглашаетъ одна «золотая пуговица», и въ то же мгновеніе ко мнѣ подбѣгаютъ «свѣтлыя пуговицы» и хватаютъ за шиворотъ...
«Я упираюсь... Меня «огрѣваютъ» кулаками... Я дико вскрикиваю и»...
Просыпаюсь... Гдѣ я?.. Отчего у меня на лбу холодный потъ? Я лежу на полу... Я у себя дома... На столѣ остатки ужина, недопитая рюмка... Значитъ, я—совсѣмъ не редакторъ?.. «Картошка» и «ножницы» —все это одна фантасмагорія. Слава Тебѣ, Господи! Ну, и сонъ... Злѣйшему врагу не желаю такіе сны видѣть... «Избавь меня, Господи, отъ друзей!».

А, впрочемъ, я изрядно-таки выпилъ по случаю семейнаго праздника.
***
Не въ нашей странѣ.
Судья.—Вы сами украли эти деньги? Обвиняемый. — Да, господинъ судья, нынче не легко найдешь помощниковъ.
***
Дѣйствительное средство.
— Почему тебѣ не надоѣдаютъ нищіе?
— Очень просто: у меня на дверяхъ наклеена записка: «Здѣсь можно получать остатки кушанія».
***
Рекомендація.
Первая дама. — Какъ тебѣ нравится Ялта?
Вторая дама.—Великолѣпно: мнѣ каждый сезонъ дѣлали тамъ предложеніе
***
Послѣ святокъ.
Промелькнули мимо святки И весь праздничный угаръ.
И вотъ послѣ лихорадки «Монопольный» въ сердцѣ жаръ. Голова какъ-бы въ туманѣ,
На душѣ-же тяжело,
Но зато легко въ карманѣ —
Деньги вѣтромъ унесло!
Нѣтъ бумажекъ, нѣтъ и злата, Мѣдяки одни звенятъ,
А на праздникахъ,—когда-то— Каждый былъ изъ насъ богатъ. Деньги шли, лились рѣкою И горѣлъ отъ счастья взглядъ,
А теперь глядишь съ тоскою На все прошлое назадъ.
И беретъ тоска-кручина О прошедшихъ свѣтлыхъ дняхъ И дрожащая осина Всѣмъ мерещится въ глазахъ. Почему? Да на осинѣ Такъ пріятно повисѣть,
Когда скучно о полтинѣ,
А рублей нельзя имѣть.
***
Безвыходное положеніе.
— Сперва я не могъ выходить по вечерамъ изъ дома, потому что у моей жены былъ ключъ отъ квартиры, а у меня — отъ нашихъ денегъ, а теперь не могу выходить потому, что мы помѣнялись этими ключами.
Хитрый расчетъ.
Хозяинъ дома (послѣ ухода гостей женѣ). Я нахожу очень милымъ со стороны нашей горничной, что она такъ ласково улыбается Крезову, когда онъ вмѣсто того, чтобы дать ей на-чай, только пожимаетъ ея руку.
Хозяйка дома. Ну, знаешь, наша Маша хитра. Она это дѣлаетъ изъ расчета: чтобы никто не замѣтилъ, что богачъ Крезовъ ей ничего не далъ; иначе ей ничего не дадутъ и другіе гости.
***




Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/yp3Z53I7r3Ae9
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/jhlWrG5kr3Ah2
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/ipDx-jFFr3Afc

Хиромантъ:
Разсказъ Ив. Епифанова
АФАНАСІЙ Ивановичъ Фоновъ и Викторъ Александровичъ Бергенсонъ сидѣли въ комнатѣ и задумчиво смотрѣли другъ на друга.
Служащіе въ одномъ изъ безчисленныхъ департаментовъ столицы, Фоновъ и Бергенсонъ, получивъ наградныя къ празднику, отлично провели святки. Второго января они получили такъ называемыя «квартирныя» и, что называется, «закурили». Время шло, деньги изсякли—и вотъ теперь и Афанасій Ивановичъ, и Викторъ Александровичъ съ пустыми карманами, но cъ головами, полными виннаго угара, сидѣли и грустно смотрѣли другъ на друга.
Жили он въ меблированныхъ комнатахъ, снимая каждый отдѣльное помѣщеніе.
Это было сдѣлано для того, чтобы не мѣшать другъ другу при пріемахъ знакомыхъ и незнакомыхъ половинъ прекраснаго пола.
— Ну, что, Афоня, придумалъ что-нибудь?—спросилъ Бергенсонъ.
Фоновъ тряхнулъ своей волосатой головой.
— Нѣтъ, братъ! Ничего въ голову не лѣзетъ.
— Н-да! Скверно!
Пріятели задумались.
— Есть у меня одинъ проектъ, — заговорилъ че, резъ минуту Афанасій Ивановичъ,— но онъ требуетъ нѣкоторыхъ затратъ.
— Какой проектъ? говори!—вскочивъ съ мѣста, спросилъ Бергенсонъ.
— Видишь-ли... Денегъ намъ надо порядочно. Въ настоящую минуту я обладаю,—Фоновъ досталъ изъ кармана кошелекъ,—тремя двугривенными и полтинникомъ. А ты?
Бергенсонъ, въ свою очередь, сосчиталъ имѣющіеся у него капиталы.
— Два полтинника и гривенникъ, — проговорилъ онъ.
— Отлично! Значитъ, вдвоемъ мы обладаемъ капиталомъ въ два рубля десять копѣекъ. Изъ нихъ намъ придется пожертвовать по шестидесяти коп.
— Для чего?
— Сейчасъ.
Фоновъ взялъ четвертушку
бумаги и своимъ размашистымъ почеркомъ написалъ:
«Хиромантъ предсказываетъ прошлое, настоящее и будущее. Способъ предсказываньи индійскихъ факировъ. Пріемъ отъ 12 до 4 час. дня и отъ 6 до 9 ч. веч.».
Написавъ, Афанасій Ивановичъ поднесъ бумажку къ самому носу Берген сона.
— Видишь!
— Ничего не понимаю.
— Давай шесть гривенъ! Я схожу въ контору газеты и сдамъ это объявленіе, завтра оно появится, и кліенты поплывутъ къ тебѣ...
— Т. е., какъ ко мнѣ?—удивился Викторъ Александровичъ.
— Очень просто... Ты будешь индійскимъ
факиромъ, будешь предсказывать и получать за это гонораръ.
— Но я-же—не хиромантъ...
— Ничего не значитъ. Я объясню тебѣ, какъ это дѣлается. Трудности, братъ, никакой.
— Такъ ты самъ и предсказывалъ- бы.
— Я не гожусь. У меня языкъ суконный, а ты, братъ, можешь врать сорокъ восемь часовъ въ сутки. Наконецъ, твоя лысая голова съ приклеенной сѣдой бородой будетъ внушать, знаешь, нѣчто восточное, индійское.
— Ну, ладно, шутъ съ тобой, дѣлай, какъ хочешь. А гдѣ ты бороду достанешь?
— Знакомый актерикъ есть. Онъ дастъ.
— Валяй!
Фоновъ сходилъ въ контору газеты, гдѣ и сдалъ объявленіе. На обратномъ пути онъ зашелъ къ актеру и вмѣстѣ съ бородой захватилъ у него халатъ для ролей водевильныхъ стариковъ изъ матеріи съ невѣроятными разводами.
Для хироманта все было готово.
Часа два говорилъ Фоновъ съ Бергенсономъ, поучая его, какъ надо предсказывать, и Бергенсонъ, наконецъ, понялъ. Онъ весело разсмѣялся.
— И только? — сказалъ Викторъ Александровичъ.
— Больше ничего! Наступило утро. Пріятели просмотрѣли газету и воочію убѣдились, что ихъ объявленіе помѣщено.
— Ну, Витя, не ударь лицомъ въ грязь, а на меня надѣйся — я буду рядомъ. Теперь пора за дѣло. Скоро двѣнадцать часовъ, посѣтители будутъ.
Фоновъ накинулъ на Бергенсона халатъ, пристроилъ бороду и усы, и въ такомъ видѣ даже родная мать не признала бы въ Викторѣ Александровичѣ своего сына.
Затѣмъ Фоновъ отодвинулъ столъ въ одинъ изъ темныхъ угловъ комнаты, поставилъ кресло такъ, что Бергенсонъ долженъ былъ сидѣть спиной къ окну, на которомъ была спущена на маленькомъ столикѣ, онъ поставилъ лампу, изъ-подъ темнаго абажура который былъ чуть виденъ огонекъ.
На бѣлой скатерти стола, возлѣ котораго стояло кресло, виднѣлся стаканъ съ мутноватой жидкостью, лежали такъ называемые японскіе орѣхи и черная, безъ жести, вставочка для пера.
Устроивъ все это, Фоновъ усадилъ въ кресло Бергенсона, а самъ отошелъ къ двери и осмотрѣлъ убранство комнаты.
— Отлично, братъ! Теперь самъ чертъ не догадается, что ты—Бергенсонъ. Теперь, брать, ты — настоящій факир-ь. Ну! руку, товарищъ!
— Подожди! А кто-же вводить-то будетъ?
— Ахъ, да, забылъ предупредить. Горничная Даша знаетъ все. Я ей сказалъ. Потомъ, Витя, имѣй въ виду, посѣтителей принимай во входную дверь, а выпускай черезъ эту. Сосѣдняя комната свободна и выходитъ прямо въ переднюю.
— Хорошо.
Раздался звонокъ.
— Не къ намъ-ли?—фоновъ выглянулъ въ дверь. — Такъ и есть. Тебя спрашиваютъ. Такъ помни. Я тутъ рядомъ, въ своей комнатѣ, у дверей. Въ случаѣ чего, ударь палочкой о стаканъ, и...
— Помню!
— Ну, ладно.
Фоновъ исчезъ, а Бергенсонъ принялъ театральную позу и ждалъ.
Дверь отворилась, и на порогѣ полутемной комнаты появилась фигура человѣка, который, какъ замѣтилъ Бергенсонъ, былъ немного навеселѣ.
Фигура медленно подошла къ столу за которымъ неподвижно сидѣлъ Викторъ Александровичъ.
— Я къ вамъ-съ, господинъ.
Бергенсонъ величественнымъ жестомъ указалъ на стулъ.
— Вы, юноша, — заговорилъ онъ, растягивая слова, — изъ купеческаго сословія.
— Это вѣрно-съ! Удивительно!
— Дайте лѣвую pукy.
— Пожалуйте.
Бергенсонъ сталъ всматриваться въ pукy.
— Вы сегодня не ночевали дома.
— Удивительно вѣрно.
— Вы провели время съ пріятелемъ...
— Съ двумя-съ.
— Ну да! Сначала одинъ, потомъ другой...
— Во-во!
— Съ вами были двѣ дамы...
— Три.
— Опять-таки повторяю, были двѣ, потомъ три.
— Оно, собственно, такъ и было. Одна чуть позамѣшкалась.
— Вы сидѣли въ отдѣльномъ кабинетѣ и выпили полдюжины шампанскаго...
— Восемь бутылокъ.
— Двѣ были потомъ.
— Все вѣрно, все вѣрно! Удивительно!
— Вашъ отецъ строгъ и суровъ...
— Папенька нѣтъ, померли, маменька одна.
— Я не говорю, что онъ есть, но говорю, отецъ строгій и суровый.
— Дѣйствительно! На волосянкѣ здорово игралъ.
— Мать васъ любитъ, души не чаетъ.
— И это—правда.
— Ей подъ шестьдесятъ...
— Помилуйте, сорокъ три года.
— Знаю! Ей подъ шестьдесятъ придется съ вами разстатъся. Вы женитесь.
— Женатъ!
— Я говорю, вы женитесь второй разъ и уѣдете отъ матери.
— Жалко! Ну, да ежели судьба! А только оно дѣйствительно можетъ случиться такъ: нынѣшняя моя супруга—
Цѣнитель.
— Это—копія съ картины стараго мастера? Великолѣпно! Вы, дѣйствительно,—старая мастерица!
существо хлипкое, не купеческаго склада... дворянскаго.
— Вы женились по-любви и теперь думаете, что сдѣлали глупость.
— Истинно! Охъ-хо-хо!
— Вы за ней но взяли никакого преданнаго.
— Какое тамъ. Грѣхъ-бы...
— Вотъ, вотъ. Вы ее соблазнили... и васъ заставили жениться.
— Именно! То есть, такъ вы, господинъ чародѣй, всё разсказали, что было, что я просто диву даюсь, да и про будущее... тоже...
— Мать ваша сейчасъ безпокоится о васъ. Жена спить.
— Тоже вѣрно. Дворянская кровь... Привыкла нѣжиться.
— У васъ будутъ дѣти. Проживете вы до восьмидесяти четырехъ лѣтъ.
— Вотъ такъ штука! И это вѣрно?
Бергенсону надоѣла вся эта комедія
и онъ, поднявъ палочку, стукнулъ ею о стаканъ.
— Вѣрно! вѣрно! вѣрно!—послышался замогильный голосъ.
Это говорилъ Фоновъ.
— Слышите?
— Слышу! Господи, помилуй... Прощенья просимъ.
Бергенсонъ приподнялъ руку и махнулъ ею.
— Не обезсудьте!—проговорилъ купчикъ, и два золотыхъ очутились на столѣ.—Потому за правду мы всегда готовы заплатить, а вы всю правду про меня выложили.
Купчикъ покосился на дверь, въ которую вошелъ, но величественный жестъ Виктора Александровича указалъ ему другую.
— Сюда!
— Виноватъ-съ! Еще разъ прощенья просимъ.
Посѣтитель скрылся.
Бергенсона разбиралъ смѣхъ. Вышелъ Фоновъ.
— Ну что?—спросилъ Бергенсонъ,— хорошо?
— Отлично! А сколько?
— Два золотыхъ.
то будетъ.
— Такъ хиромантомъ совершенно не трудно быть.
— Конечно! Но слышишь, звонокъ.
— Удирай!
— Бѣгу.
Бергенсонъ въ этотъ день принялъ около десяти человѣкъ. Среди нихъ была купчиха,которой онъ наговорилъ про ея набожность, любовь къ черничВечеромъ
пріятели подсчитали выручку. Было сто тридцать рублей.
— Да, это, голубчикъ, отличное и выгодное занятіе,—замѣтилъ Викторъ Александровичъ,— ужъ не бросить-ли намъ службу?
— Э, нѣтъ, братъ!—проговорилъ Фоновъ,—службу бросать не зачѣмъ, а мы вотъ что сдѣлаемъ: будемъ устраивать сеансы по воскреснымъ и праздничнымъ днямъ.
— И это хорошо!
Пріятели такъ и сдѣлали.
И теперь въ газетахъ нерѣдко можно встрѣтить объявленіе о хиромантѣ, принимающемъ посѣтителей лишь въ воскресные и праздничные дни. Благодаря этому подзаработку, Бергенсонъ и Фоновъ припѣваючи живутъ на счетъ человѣческой глупости.
***
У мирового судьи.
— Не согласитесь-ли взять назадъ хоть одно изъ тѣхъ ругательствъ, которыми вы оскорбили обвинителя?
— Гм... объ «ослѣ» еще можно было- бы поговорить, ну, а «барана» я не возьму назадъ ни при какихъ обстоятельствахъ.
***
Не такъ понялъ.
Крестьянинъ. Что стоитъ фотографія?
— Пятьдесятъ копеекъ, но дюжиной дешевле.
— A-а! Тогда погодите снимать. Я сейчасъ позову жену и десятокъ моихъ ребятишекъ.
***
Досадныя опечатки.
I..
— Я былъ пораженъ, увидѣвъ вашу подпись подъ «выборгскимъ воззваніемъ». Какъ это вы, просвѣщенный «ка-деть», знатокъ законовъ, могли рискнуть на приглашеніе народа не платить налоговъ, не исполнять воинской повинности и прочее?
— Простите! Въ оригиналѣ нѣтъ этихъ «не». У васъ, очевидно, оттискъ изъ типографіи «Рѣчи» съ досадными опечатками.
II.
— Павелъ Николаевичъ! Вы —такой извѣстный профессоръ-историкъ и великій человѣкъ у «ка-детовъ», скажите- же, ради Бога, синайскія заповѣди— подлинникъ или нѣтъ? Вотъ Чемберлень говоритъ...
— Не могу вамъ отвѣтить... Одно только скажу, что современные «кадеты» и ихъ пресса отрицаніе «не» въ девятой заповѣди признали досадной опечаткой...
***
Дозоръ.
Тишина какая!
Праздничный смолкъ гулъ,
Улица пустая,
Слышно «караулъ!».
Допились до драки
Двое босяковъ,
Слышенъ вой собаки,
Стукъ отъ кулаковъ.
Полицейскій чинно
Ходитъ въ сторонѣ.
«Въ драку безпричинно
Вмѣшиваться мнѣ,—
Думаетъ чинъ стражи
И отходитъ въ даль,—
Если-бы, вотъ, кражи
Ну, моя печаль!
Вора моментально
Я-бы подстрѣлилъ
И документально
Въ части доложилъ.
Ну, а тутъ лишь драка!»
Ночи мгла легла.
Гдѣ-то вновь собака
Лаять начала.
Стихли ругань, стоны,
Меркнутъ фонари.
«Цѣлы-ли патроны,
Шутъ ихъ побери?
Было-бъ неповадно!—
Въ кобуру взглянулъ,—
Цѣлы, ну, и ладно!»
Стражъ рукой махнулъ.
Вдругъ бѣгутъ съ узлами,
Снова «караулъ!».
Мутными глазами
Стражъ кругомъ взглянулъ.
Видитъ, воръ далеко,
Скрылся за заборъ.
Стражъ, зѣвнувъ широко,
Вновь пошелъ въ дозоръ!
Вадимъ Громобоевъ.



Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/5TD_JjeYr3R6R
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/WaGhBJOgr3R7L
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/8Pv995K-r3R6w

Рецензентъ въ западнѣ.
Разсказъ К. Ивина.

ИТАКЪ, дѣло рѣшено, я васъ, Ипполитъ Сергѣевичъ, уполномачиваю бывать въ театрѣ во время пребыванія драматической труппы въ нашемъ городѣ,—сказалъ, прощаясь съ сотрудникомъ, редакторъ - издатель «Грязиполковскихъ Откликовъ» Гранкинъ.
Ипполитъ Сергѣевичъ Метранпажевъ, такъ звали сотрудника, маленькаго, горбатенькаго карлика,съ необыкновенно большой головой, изъ которой выпучивались глаза, удивительно похожіе на рачьи, молча раскланялся и вышелъ изъ издательскаго кабинета.
«Грязиполковскіе Отклики» выходили, какъ изъ самаго заглавія явствуетъ, въ маленькомъ уѣздномъ, захолустномъ городкѣ Грязиполковѣ. Обыватели гордились тѣмъ, что имѣютъ свой собственный органъ печати, и дѣла Гранкина шли довольно бойко, тѣмъ болѣе, что, экономіи ради, онъ держалъ лишь одного сотрудника, Метранпажева, на долю котораго выпадало и доводить до свѣдѣнія читателей о всѣхъ немногочисленныхъ злобахъ дня городка, писать статьи какъ на политическія, такъ и на другія темы, а по воскресеньямъ помѣщать беллетристическіе фельетоны. Эта разнообразная литературная дѣятельность могла-бы позволить Ипполиту Сергѣевичу жить очень прилично, если-бы онъ не былъ одержимъ однимъ порокомъ, именно: онъ пилъ и пилъ, какъ говорится, горькую. Какимъ образомъ онъ ухитрялся ежедневно поставлять въ газету матеріалъ, Одному Богу извѣстно, такъ какъ по вечерамъ былъ ежедневно безъ заднихъ ногъ.
Выйдя изъ кабинета Гранкина, нашъ герой направился къ громадныхъ размѣровъ афишѣ, пригвожденной къ одной изъ стѣнъ прихожей—ею грязиполковцы приглашались посѣщать спектакли какой-то странствующей провинціальной драматической труппы, и, вскинувъ пенсне на носъ, сталъ просматривать ее. Имена все были неизвѣстныя, хотя по бокамъ одной изъ фамилій, отпечатанной крупными буквами, красовалось по звѣздочкѣ и по двѣ руки, указывающія перстами на первый сюжетъ труппы.
Окончивъ свое чтеніе, Метранпажевъ скинулъ пенсне и, мѣрными шагами выйдя на улицу, зашагалъ по ней.
Улица вполнѣ подходила къ названію города. Она была грязна до-нельзя и обывателямъ надо было обладать
большимъ гражданскимъ мужествомъ и высокими галошами, чтобы рѣшиться перебраться черезъ неё. Однако, черная, скользкая грязь не испугала, очевидно, привыкшаго къ ней журналиста, и онъ, даже не поискавъ болѣе удобопроходимаго мѣста, сталъ переходить черезъ улицу.
«Давненько, однако, чертъ возьми, не баловали насъ театромъ,—думалъ
онъ,—хоть немного душу можно будетъ отвести, а то такая скука, что повѣситься впору», — и рѣшилъ въ тотъ-же вечеръ присутствовать на первой репетиціи пріѣзжей труппы.
Времени до репетиціи было достаточно, и Метранпажевъ рѣшилъ, чтобы убить время, закусить. Къ несчастью, закуска сопровождалась обыкновенно обильными возліяніями,рѣшимость быть на этотъ разъ воздержаннымъ, не могъ побороть искушеніе и къ вечеру былъ, хотя и трезвѣе, чѣмъ въ остальные дни, все-же на сильномъ взводѣ. Не замѣчая этого, онъ, въ назначенный для репетиціи часъ, немного пошатываясь, переступилъ порогъ небольшого грязиполковскаго театра и вошелъ въ зрительный залъ, скудно освѣщенный нѣсколькими керосиновыми лампочками, разставленными у рампы сцены, на которой уже мелькали, подобно тѣнямъ, актеры.
Сначала Ипполитъ Сергѣевичъ усѣлся въ кресло, намѣреваясь оттуда слѣдить за представленіемъ, но затѣмъ сообразилъ, что будетъ гораздо удобнѣе помѣститься въ ложу, гдѣ и кресла удобнѣе, да, кромѣ того, возможно свои ноги подперетъ другимъ кресломъ.
Сказано-сдѣлано и, съ трудомъ поднявшись со своего мѣста, Метранпажевъ перешелъ въ крайнюю, самую близкую къ сценѣ ложу, гдѣ и расположился въ позѣ, которую такъ любятъ американцы. Затѣмъ онъ вскинулъ на носъ пенсне, облокотился рукой на край ложи и приготовился слушать.
И вотъ репетиціи началась и со сцены стали раздаваться реплика за репликой, то и дѣло прерываемыя вскакивавшимъ изъ-за столика, за которымъ онъ сидѣлъ вмѣстѣ съ суфлеромъ, режиссеромъ, крикливымъ голосомъ дѣлавшимъ наставленія артистамъ. Неизвѣстно по какой причинѣ, быть можетъ, по винѣ монотонной читки ролей, быть можетъ, по безсвязности дѣйствія, прерываемаго, какъ уже выше было отмѣчено, ежеминутно господиномъ режиссеромъ, или благодаря виннымъ парамъ, голова Метранпажева вдругъ стала понемногу опускаться на грудь и... изъ ложи, занимаемой имъ, послышались звуки, похожіе на тѣ, которые издаетъ флейта-пиколло, и скоро смѣненные другими, болѣе звонкими,— рецензентъ спалъ.
Зрительный залъ былъ погруженъ во мракъ, когда Метранпажевъ проснулся. Съ удивленіемъ оглядываясь, но соображая, гдѣ онъ, собственно, находится, спустилъ Метранпажевъ ноги со стула и вперилъ мутный, безсмысленный взоръ въ темноту. котораго, освѣтивъ журналиста, можно было-бы его принять но за живого человѣка, а за одно изъ тѣхъ уродливыхъ изваяній, которыми изобилуютъ буддійскіе храмы, Ипполитъ Сергѣевичъ сталъ припоминать все, что съ нимъ случилось.
— Гм!..—пробормоталъ онъ,—однако, я, кажется, уснулъ... Скверная штука... И какъ это меня никто не разбудилъ?.. Который можетъ быть часъ?..
Какъ-бы въ отвѣть на вопросъ, съ колокольни собора, находившагося вблизи театра, раздались два удара
въ колоколъ.
— Два часа...—продолжалъ свой монологъ Метранпажевъ.—Пора и домой... Но какъ я выберусь отсюда?
Онъ всталъ, пошарилъ въ карма- пахъ, найдя коробку спичекъ, зажегъ одну изъ нихъ и, все еще пошатываясь, вышелъ въ коридоръ.
«По телефону, что-ли, въ типографію сообщить, авось работаютъ еще и ночного сторожа придутъ разбудить»,— подумалъ нашъ герой и отправился къ телефонной будочкѣ; но она—увы! — оказалась запертой.
Метранпажевъ съ досады даже плюнулъ и пробормоталъ:
— Ну, и незадача-же! И кой чертъ велѣлъ мнѣ вчера нализаться и сюда заявиться?.. Вотъ теперь и ищи способъ выдти отсюда.
Между тѣмъ, запасъ спичекъ изсякъ, и злополучнаго рецензента окуталъ мракъ.
— Однако, не могу-же я всю ночь здѣсь на холоду провести!—съ отчаяніемъ воскликнулъ онъ. — Въ окно, что-ли, постучать, авось кто-нибудь услышитъ.
Но подоконники театра были довольно высоко надъ поломъ, и бѣдному Ипполиту Сергѣевичу пришлось, для того чтобы достигнуть оконнаго стекла, взобраться при помощи рукъ на одинъ изъ нихъ, чего онъ, цѣной невѣроятныхъ усилій и разорванныхъ о гвоздь брюкъ, и достигъ.
Немного отдышавшись, Метранпажевъ сталь, что есть силы, барабанить въ стекло.
Долгое время никто не отзывался на его отчаянный призывъ, но, въ концѣ концовъ, обходившій свой кварталъ ночной сторожъ все-же обратилъ вниманіе на стукъ, раздававшійся въ столь неурочный часъ изъ театра, и заглянулъ въ окно. Увидѣвъ какую- то маленькую, горбатенькую фигуру, стоявшую на подоконникѣ и дѣлавшую какіе-то. показавшіеся сторожу весьма таинственными, жесты, сторожъ не на шутку струхнулъ.
— Съ нами крестная сила!—пробормоталъ онъ и, творя крестное знаменіе, проговорилъ: — сгинь, пропади пропадомъ!
Однако, необычайное явленіе и не думало пропадать, а все усиленнѣе и усиленнѣе жестикулировало. Тогда сторожъ, наконецъ, понялъ, что имѣетъ дѣло не съ оборотнемъ, а съ живымъ человѣкомъ.
«Должно, воръ,—смекнулъ онъ,—а то, пожалуй, и «солистъ», въ родѣ, значитъ, тѣхъ, что казенки грабятъ. Надоть городового позвать!»—-и бросился бѣгомъ за блюстителемъ порядка, мирно спавшими на ступенькахъ крыльца одного изъ домовъ и весьма недружелюбно принявшимъ будившаго его сторожа.
— Чаво тебѣ? — огрызнулся онъ.— проваливай!
Но сторожъ не «проваливалъ», а все крѣпче трясъ городового.
— Вставай, Гаврилычъ, — говорилъ онъ,— апосля выспишься... Слышь— вставай... Въ кіятеръ «солисты», значитъ, забрались.
— Какіе такіе «солисты»? брешешь все!
— Видитъ Богъ, не брешу... Самъ видѣлъ, ей Богу, правда... Стоитъ эда- кій одинъ на окошкѣ и чудно такъ руками размахиваетъ... Караулъ, значитъ, держитъ... — разсказывалъ сторожъ, все теребя городового, уже окончательно проснувшагося.
— Чудное дѣло! — промолвилъ послѣдній, почесывая затылокъ и, обращаясь къ сторожу, спросилъ: а много ихъ тамъ?
— Да шутъ ихъ знаетъ, — махнулъ рукой вопрошаемый,- одного видѣлъ, что на караулѣ, значить.
Гаврилычъ немного подумалъ и сказалъ:
— Надоть въ часть сходить, за товарищами, а ты, Ѳедотъ, останься здѣсь да смотри, не выпущай «солистовъ» этихъ самыхъ, а то по закону отвѣтишь, слышалъ?
— Да какъ-же я одинъ съ ими справлюсь, ежели ихъ человѣкъ двадцать?
— Ну, эфто ужъ дѣло твое, а ежели, еще разъ повторяю, ты ихъ проворонишь, безпремѣнно подъ судъ за сообщенничество попадешь!
И, утѣшивъ такимъ образомъ Ѳедота, Гаврилычъ не спѣша направился къ части.
— Вотъ такъ оказія!—пробормоталъ сторожъ и, покачавъ головой, побрелъ обратно къ театру, гдѣ бѣдный Метранпажевъ продолжалъ, все стоя на окнѣ, свою отчаянную мимику.
Ѳедотъ пугливо поглядѣлъ на него и спрятался на уголъ, держа наготовѣ свою толстую дубинку.
Спустя довольно долгій промежутокъ времени, вернулся Гаврилычъ въ сопровожденія цѣлой свиты городовыхъ и сторожей, которыми предводительствовалъ околоточный.
— Помни, ребята,—обратился этотъ послѣдній къ своей арміи,—что по-ихнему дѣйствовать надо. Какъ только двери откроютъ, въ атаку пойдемъ и «руки вверхъ», значитъ, закричимъ, они, голубчики, и попадутся..
— Василій Павлычъ,—обрагился къ нему молодой сторожъ,—а какъ-же мы безъ бомбы-то?
— А на кой чертъ тебѣ бомба?
— Да, слышь, они, «солисты» эти самые, завсегда съ бомбой орудуютъ.
Околоточный не удостоилъ говорившаго даже отвѣтомъ и, обращаясь къ Ѳедоту, приказалъ:
— Ну, ты, дурья башка, отпирай, а вы, ребята, помните: въ атаку и «руки вверхъ» орите!
Дрожащими отъ страха руками отперъ Ѳедотъ двери, и вся толпа ринулась въ прихожую, крича во все горло приказанныя слова.
Можно себѣ представить ужасъ Метранпажева, когда онъ услышалъ эти возгласы. Кубаремъ слетѣлъ онъ со крикомъ «карауль!», бросился бѣжать по коридору.
Однако, бѣгство не спасло его. Дюжія руки вдругъ схватили несчастнаго и въ одинъ мигъ онъ былъ связанъ откуда-то взявшимися веревками.
— Пымали одного! — торжествующе заявить околоточный.
— Лови другихъ, а мы пока на морду эфтого поглядимъ!
Къ лицу Метранпажева поднесли фонарь, и можно себѣ представить удивленіе всѣхъ присутствовавшихъ, очень хорошо звавшихъ журналиста.
— Гм... да это, кажись, вы, Ипполитъ Сергѣевичъ?—спросилъ озадаченный околоточный.
Бѣдняга утвердительно кивнулъ головой.
— Какимъ-же образомъ вы сюда ночью попали?—удивился Гаврилычъ.
Бѣдный Метранпажевъ, освобожденный отъ путъ, разсказалъ свою печальную исторію и, конечно, былъ отпущенъ на всѣ четыре стороны.

Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/4RbjLjfcr3Rw9
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/2eqofhh3r3Rwf
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/RS_8Gc1Vr3RwR

Маскарадъ.
(Изъ подвиговъ доморощеннаго "Шерлока-Хольмса.) Маркъ-Мана.

СОХРАНИЛИ-ЛИ вы, любезный читатель, что-нибудь въ своей памяти о знаменитомъ моемъ другѣ Кузьмѣ Загадочкинѣ, вздумавшемъ года два тому назадъ сдѣлаться россійскимъ Шерлокомъ-Хольмсомъ? Помните-ли вы, что онъ избралъ меня въ качествѣ своего неизмѣннаго спутника и очевидца всѣхъ его великихъ подвиговъ на поприщѣ сыска?
Если вы этого не забыли, то, конечно, помните, какъ плачевно окончились для него всѣ его затѣи. Богъ знаетъ, до чего-бы онъ дошелъ, если-бъ, къ счастью для него, не женился на хорошенькой кузинѣ. Онъ сдѣлался агентомъ страхового отъ огня общества «Надувайка» и обнаружилъ большія способности на этомъ поприщѣ. Я ужо радовался за него и совѣтовалъ ему сдѣлаться агентомъ страхованій отъ сварливыхъ женъ, какъ вдругъ случилось нѣчто такое, что совершенно сбило моего друга съ пути истиннаго, толкнуло его на прежнюю сумасбродную мысль сдѣлаться Шерлокомъ- Хольмсомъ.
И случилось это въ нынѣшнюю зиму, когда вдругъ вездѣ стали показывать знаменитаго лондонскаго сыщика съ театральныхъ подмостковъ. Старый недугъ моего пріятеля вновь проснулся, à подъ вліяніемъ видѣннаго
на сценѣ этотъ недугъ проявился еще въ болѣе острой формѣ.
Помню, это было почти наканунѣ Рождества. Я пришелъ къ своему пріятелю и былъ пораженъ безпорядкомъ, царившимъ въ его домѣ. Зиночка, его жена, стояла съ заплаканными глазами и, увидѣвъ меня, громко разрыдалась.
— Что съ вами, Зинаида Андреевна? — спросилъ я въ величайшей тревогѣ.
Я почти былъ увѣренъ что въ домѣ происходитъ сейчасъ или уже имѣлъ мѣсто грандіозный обыскъ — явленіе, столь обыкновенное въ наши дни.
— Онъ, Кузьма... Я несчастна! — всхлипывая, заговорила Зиночка.
— Онъ опасно боленъ? Какая-нибудь заразительная болѣзнь?—спросилъ я, предположивъ, что этотъ безпорядокъ въ домѣ есть результатъ тщательной дезинфекціи послѣ удаленія больного мужа.
— Да, да! Онъ снова сошелъ съ ума... Опять онъ заявилъ, что въ немъ скрываются таланты Шерлока-Хольмса.
Я сразу все понялъ и, признаюсь, меня обдало холоднымъ потомъ.
— Но отчего этотъ безпорядокъ?— спросилъ я, озираясь.
— Это онъ надѣлалъ... Онъ увѣряетъ
меня, что наша горничная фабрикуетъ бомбы, и вотъ онъ хочетъ ихъ найти...
Въ эту минуту появился Кузьма.
— Нашелъ! — крикнулъ онъ и, увидѣвъ меня, прибавилъ:—какъ ты кстати явился! Сейчасъ-же мы отправимся съ тобою въ лабораторію, чтобы изслѣдовать этотъ порошокъ, найденный мною подъ подушкой въ постели горничной... Я увѣренъ, что этотъ порошокъ является главнымъ составомъ для фабрикаціи бомбъ.
Онъ осторожно развернулъ грязную бумажку и показалъ мнѣ розоватый порошокъ, причемъ держалъ его съ такою осторожностью, точно намъ всѣмъ угрожала страшнѣйшая опасность...
— Но, другъ мой, съ чего ты взялъ, что твоя горничная занимается фабрикаціей бомбъ?—спросилъ я.
— Боже мой! И я съ нимъ объ этомъ- же толкую!—простонала Зиночка.
Кузьма гордо и пренебрежительно улыбнулся и промолвилъ:
— Вамъ-ли понять тайны творчества пытливаго ума? Ты былъ въ театрѣ? Видѣлъ, какъ Шерлокъ-Хольмсъ, услышавъ икоту одного гостя, понялъ, что тотъ спряталъ во рту драгоцѣнный брилліантъ?
— Но, вѣдь, это всё происходило на брилліантъ—продуктъ авторской фантазіи.
— Неправда! Сцена есть изображеніе дѣйствительной жизни... Я давно наблюдаю за нашей горничной... Она грамотная, и я замѣтилъ, что она ежедневно читаетъ газеты и особенно интересуется происшествіями на почвѣ разрывныхъ снарядовъ... Третьяго дня она надула мѣшокъ и, ударивъ имъ о руку, произвела выстрѣлъ, послѣ чего, смѣясь, какъ безумная, сказала: «Ишь ты! Ровно бомба взорвалась!». Но это еще не все: вчера, когда я вошелъ въ кухню, она быстро спрятала ступку, въ которой что-то толкла, и очень смутилась, когда я спросилъ ее, что она дѣлаетъ... Я нашелъ въ кухонномъ столѣ записку, правда, очень безграмотно написанную, но самаго подозрительнаго содержанія. Слушай: «Лизка! Жду тебя. Все готово. Твой Эсъ Эр...» Понимаешь, «эс-эр»... Мы съ тобою знаемъ, что въ нынѣшнее время значить «эсъ-эр».
Я взглянулъ на Зиночку. Я понялъ по выраженію ея лица, что она считаетъ моего пріятеля сумасшедшимъ.
— Итакъ!—продолжалъ Кузьма,—мы пойдемъ! я чувствую подъемъ творческихъ силъ... Я докажу, что Шерлоки Хольмсы существуютъ не только въ Англіи. Я докажу, что они не являются плодомъ авторской фантазіи.
— Но ты обо всемъ раньше разспросилъ-бы горничную...—предложилъ я своему пріятелю.
— О, я этого никогда не сдѣлаю! Неужели ты не понимаешь, что мои разспросы могутъ ее натолкнуть на мысль, что за нею слѣдятъ, и она скроется. Я увѣренъ, что сама она въ политическихъ дѣлахъ ничего не понимаетъ, но ею воспользовались опасные террористы, научили ее фабриковать бомбы и она въ невѣжествѣ своемъ рѣшила имъ помогать. Я, понимаешь-ли, боюсь, что въ одинъ прекрасный день мы взлетимъ на воздухъ.
— И ты попадешь въ сумасшедшій донъ!—сказала Зиночка и ушла.
Мой пріятель оставилъ меня одного и послѣдовалъ за женою.
Минутъ черезъ 5 онъ снова появился.
— Я и за нею слѣжу...—сказалъ онъ таинственнымъ шепотомъ,—она по добротѣ своей можетъ предупредить горничную, и тогда все погибнетъ.
— Но гдѣ горничная?—спросилъ я.
— Я услалъ ее подъ предлогомъ, чтобы мнѣ удобно было какъ можно лучше всё обыскать... О, надо очень осторожно работать!..
— Кузьма, Кузьма! Мнѣ кажется, что ты, какъ и два года тому назадъ, попадешь пальцемъ въ небо.
Но Кузьма былъ глухъ ко всякимъ доводамъ, ибо Шерлокомъ Хольмсомъ онъ увлекся не менѣе, чѣмъ любой петербургскій антрепренеръ.
Мы благополучно доставили опасный порошокъ въ лабораторію.
Между тѣмъ, Кузьма успѣлъ совершить уже другой подвигъ. По его словамъ, онъ уже давно наблюдалъ за однимъ молодымъ человѣкомъ, жившимъ въ комнатѣ, окна которой находились какъ разъ противъ оконъ его кабинета и на такомъ близкомъ разстояніи, что Кузьма все рѣшительно могъ видѣть. И онъ увидѣлъ, что молодой человѣкъ гримируется: надѣваетъ парикъ, бороду, налѣпляетъ на носъ что-то въ родѣ бородавки, словомъ, хочетъ какъ можно больше не быть похожимъ на себя. Потомъ Кузьма увидѣлъ, что молодой человѣкъ внимательно разглядываетъ шашку и пистолеты. Но особенно онъ обратилъ на себя вниманіе Кузьмы тѣмъ, что, доставъ короткій кавказскій кинжалъ, онъ сталъ имъ размахивать такъ, какъ-будто упражнялся въ искусствѣ наносить рѣшительные удары. Кузьма сейчасъ-же постарался познакомиться съ прислугою квартиры, въ которой молодой человѣкъ снималъ комнату, и путемъ «ловкихъ», какъ выразился Кузьма, разспросовъ, онъ узналъ, что молодой человѣкъ сказалъ ей, будто онъ отправляется сегодня на маскарадъ. Прислуга даже назвала клубъ, гдѣ долженъ былъ быть маскарадъ.
— Ну, теперь ты спокоенъ? — спросилъ я Кузьму.
— Ничуть не бывало! Я еще понимаю необходимость парика и бородавки на носу для маскарада, но къ чему шашка, кинжалъ и эти таинственно-зловѣщія упражненія?
— Что-же ты намѣренъ дѣлать?
— Очень просто! Я пойду на тотъ- же маскарадъ, чтобы убѣдиться, будетъ-ли тамъ молодой человѣкъ, или нѣть!
О дальнѣйшихъ подвигахъ моего пріятеля я узналъ уже на слѣдующій день. Кузьма Загадочкинъ одѣлся дамой бальзаковскаго возраста и отправился искать подозрительнаго молодого человѣка. Дамскiй костюмъ на этотъ. разъ предложила ему сама Зиночка, которая почему-то очень заинтересовалась исходомъ всего этого страннаго дѣла.
Кузьма былъ на седьмомъ небѣ отъ того, что онъ успѣлъ заинтересовать и жену, до сихъ поръ враждебно относившуюся къ его подвигамъ.
— Вотъ увидишь!—гордо заявлялъ онъ мнѣ,—что моё имя скоро будетъ гремѣть.
Между прочимъ, онъ мнѣ показалъ, какъ онъ будетъ подражать женскому голосу и пріемамъ кокетливой дамочки. Выходило очень даже недурно.
Мы разговорились на тему о томъ насколько благородна роль сыщика, и Кузьма очень краснорѣчиво доказалъ мнѣ, что сыщикъ, жертвуя часто своей собственной жизнью, спасаетъ общество отъ вредныхъ элементовъ. Я слушалъ его горячую рѣчь и думалъ, что не мѣшало-бы его свести къ психіатру.
V
Вотъ что случилось на маскарадѣ. Кузьма явился и сталъ внимательно разглядывать всѣхъ молодыхъ людей Его изящный дамскій костюмъ, прекрасная прическа, граціозныя, кокетливыя движенія и смѣлый, звонкій голосъ обратили на него вниманіе. За нимъ стали пріударять. Онъ интриговалъ мужчинъ, пилъ съ ними шампанское, но самъ былъ занятъ мыслью о молодомъ человѣкѣ, котораго онъ выслѣживалъ. Можно себѣ представить его безграничную радость, когда онъ вдругъ увидѣлъ этого молодого человѣка среди замаскированныхъ. Не медля ни минуты, онъ подошелъ къ нему и сказалъ:
— Маска! Я тебя знаю...
— Въ самомъ дѣлѣ?—отвѣтилъ молодой человѣкъ, почему-то мѣняя свой голосъ и стараясь говорить такъ-же пискливо, какъ и Кузьма.
съ восторгомъ, но настаивалъ, на томъ, чтобы молодой человѣкъ поѣхалъ къ нему:
— У меня большая квартира и, кромѣ того, я никогда не ѣзжу къ чужимъ на квартиру.
Молодой человѣкъ упрямился, увѣрялъ, что у него очень комфортабельно устроенная квартира; но Кузьма не сдавался. Ему ужасно хотѣлось показать Зиночкѣ, съ какимъ искусствомъ онъ заманилъ молодого человѣка къ себѣ. Въ концѣ концовъ, молодой
Но въ это-же мгновеніе и молодой человѣкъ сорвалъ свои прелестные черные усы и бороду, и Кузьма увидѣлъ предъ собою». Зиночку.
Кузьма все узналъ отъ жены. Оказалось, что она отправилась къ молодому человѣку, намѣревавшемуся выступить въ качествѣ исполнителя лезгинскаго танца, и упросила его одолжить ей его костюмъ. Она, конечно, объяснила ему, что дѣлаетъ это ради спасенія мужа оть овладѣвшей имъ маніи.
— Ты напрасно мѣняешь голосъ! Я все-таки отлично знаю тебя.
— Очень радъ! Ты, красавица, мнѣ очень нравишься и я прошу тебя разрѣшить мнѣ быть твоимъ кавалеромъ.
Кузьма съ восторгомъ далъ молодому человѣку это разрѣшеніе. Они отправились въ буфета, и молодой человѣкъ угостилъ свою даму шампанскимъ. Къ концу вечера молодой человѣкъ предложилъ дамѣ провожать ее. Кузьма и это предложеніе принялъ
человѣкъ уступилъ своей дамѣ и они поѣхали.
Сердце Кузьмы прыгало отъ восторга, Онъ живо рисовалъ себѣ то, что произойдетъ, когда Зиночка увидитъ его рядомъ съ молодымъ человѣкомъ.
Кузьма ввелъ молодого человѣка къ себѣ въ гостиную и здѣсь, сорвавъ съ себя прическу, воскликнулъ:
— Вы теперь видите, что попались?
— Ну, Кузьма? Что ты теперь скажешь?—спросилъ я его на слѣдующій день.
Онъ молчалъ... Онъ молчалъ тогда, когда узналъ, что розоватый порошокъ, — смѣсь мѣла съ толченымъ кирпичомъ. Онъ молчалъ, наконецъ, узнавъ, что «Эс —Эр» обозначаютъ «Семенъ Рыловъ»—имя и фамилія ухаживателя горничной.

Другъ ЖИВОТНЫХЪ.
Господинъ, встрѣтившій прохожаго съ собакой. — Вы говорите, что успѣваете пройти въ день по сорокъ верстъ и васъ все время сопровождаетъ собака! По—помилуйте!—вѣдь,это буквально истязаніе несчастнаго животнаго и я волей — неволей долженъ составить протоколъ о вашемъ преступномъ дѣяніи.
***
Въ селѣ.
Бубенцы звенятъ и тройка,
Закусивши удила,
Послѣ ужина, попойки
Мчится въ городъ изъ села.
Что въ селѣ происходило—
Знаетъ только молодежь.
Правда, весело тамъ было,
Для того вино на что-жъ?
Хохотали до упаду
Надъ Демьяномъ-старикомъ:
Молодежи, вишь, въ усладу
Онъ прошелся трепакомъ,
А потомъ блиновъ наѣлся,
Выпилъ стопку коньяку.
—«Эхъ, барчата, я согрѣлся;
Много-ль нужно старику?
Голова въ туманѣ бродитъ,
Только вотъ душа болитъ.
Кто-то всѣхъ насъ хороводитъ,
Обѣщаньями даритъ;
Хорошо, толкуетъ, будетъ
Всѣмъ крестьянамъ лишь тогда,
Когда Богъ людей разсудитъ.
О, тогда пройдетъ бѣда.
Да, вишь, Богъ отъ насъ высоко,
До министра не дойдешь,—
Значитъ, счастье-то далеко,
Такъ несчастнымъ и умрешь.
Такъ-ли?» —«Вѣрно молвилъ,дѣдко,
Ты пока еще не пьянъ;
Ты сказалъ, братъ, очень мѣтко.
Ну-ка, выпей-ка стаканъ!»
—«Я-то выпью, только стыдно.
Я-то пью, а рядомъ мрутъ,
Это, значитъ, мнѣ обидно.
Завтра сотскіе придутъ,
Недоимки взымутъ строго,
Продадутъ все, такъ и жди.
Ну, тогда одна дорога,
Значитъ, по міру иди.
Богатеи вы, я знаю.
Человѣкъ васъ десять есть;
Что, коль я васъ попрошаю
По полтинѣ мнѣ принесть?
Накормлю тогда блинами
Я голодную семью,
Дамъ имъ хлѣба вмѣстѣ съ щами,
Да и сотскаго убью
Добрымъ словомъ, не руками...
Раскошелься, сударь-панъ!»
Плача горькими слезами.
Зашагалъ старикъ Демьянъ.
Что въ селѣ происходило,
Знаетъ только молодежь.
Лишь не весело тамъ было
Становому... Ну, такъ что-жъ?!

Градобоевь.

Счастливецъ.
Адвокатъ (признаніе котораго въ любви благосклонно принято).
—Я чувствую себя, теперь такъ, словно добился оправданія трехъ убійцъ и грабителей.




Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/HnwCfSk8r3Vbo
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/Vtst4QzRr3VdT
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/hReE7R5dr3Vcx

Дѣтскій спектакль.
(Вполнѣ современное происшествіе.)
Есть китайская пословица, которая гласить: «Если-же хочетъ Богъ кого- нибудь наказать, то Онъ прежде всего дѣлаетъ его дуракомъ».
Всѣ китайскія пословицы страдаютъ однимъ недостаткомъ: онѣ очень длинны; но это но мѣшаетъ имъ оставаться истинами. Я, по крайней мѣрѣ, лично на себѣ убѣдился въ томъ, что китайскія пословицы очень часто преподаютъ самую что ни есть вѣрную житейскую премудрость.
Очень прошу прелестнѣйшихъ читательницъ и почтенныхъ читателей внимательно прочесть сей разсказецъ и откровенно сказать, имѣю-ли я основаніе относиться съ должнымъ уваженіемъ къ длиннымъ китайскимъ пословицамъ.
Надо вамъ прежде всего знать, что я, благодаря Бога, семьянинъ: у меня трое мальчиковъ и двѣ дѣвочки. Одна изъ нихъ уже окончила гимназію и успѣла даже влюбиться, хотя, насколько я знакомъ съ программою женскихъ гимназій, тамъ не преподаются уроки «влюбленія». Какъ-бы то ни было, но она пo-уши влюблена въ репетитора моихъ мальчиковъ, красавца-студента, малаго съ башкою и со всѣми данными, могущими разить юныя дѣвическія сердца. Онъ — и острякъ, и пѣвецъ, и поэтъ, и танцоръ, и вообще прекраснѣйшій молодой человѣкъ, въ котораго не влюбилась-бы развѣ только жена Лота, превратившаяся, какъ извѣстно, въ соляной столбъ. И я, и моя жена очень к нему привязались. Мы принимаемъ его, какъ родного. Особенно онъ привлекателенъ своимъ добрымъ, честнымъ, прямымъ характеромъ. Ничто пошлое какъ-то не коснулось его. Я успѣлъ убѣдиться, что и товарищи въ немъ души не чаютъ. Онъ—сынъ не бѣдныхъ родителей, всегда живущихъ въ деревенской глуши и, очевидно, обожающихъ своего Евгенія. Когда онъ приходитъ къ намъ (а это «случается» приблизительно ежедневно), всѣмъ намъ дѣлается необыкновенно весело и хорошо. Вѣрочка—та, конечно, которая влюблена въ него—вся начинаетъ сіять. На ея щечкахъ появляется такой румянецъ, которому сама Венера позавидовала-бы, а ея смѣхъ, и безъ того молодой и звонкій, дѣлается еще звучнѣе и чище. Но не одна Вѣрочка такъ преображается: мальчишки и младшая дѣвочка буквально начинаютъ бѣситься отъ наплыва неудержимаго дѣтскаго восторга. Моя жена, обожающая всѣхъ дѣтей, все-таки начинаетъ жаловаться, что они уже черезчуръ шумятъ, и
требуетъ, чтобы я, какъ глава семьи, принялъ «надлежащія мѣры».
— Ахъ, Раичка,—говорю я,—вѣдь, когда я былъ мальчикомъ, то бѣсновался но меньше ихъ.
— Но они скоро весь домъ перевернутъ вверхъ ногами. Поди-ка, посмотри,
что сейчасъ дѣлается въ гостиной.
Я отправляюсь туда и, дѣйствительно, убѣждаюсь, что моей квартирѣ грозитъ серьезная опасность.
И центромъ всѣхъ этихъ продѣлокъ является... Евгеній, ихъ репетиторъ, въ кругу дѣтей тоже превратившійся въ шаловливаго мальчика.
Репетиторъ устроилъ арену цирка. Самъ онъ изображаетъ «дрессировщика львовъ». Изъ стульевъ устроены клѣтки. Мальчишки сидятъ въ нихъ и неистово рычатъ на разные голоса. Столъ опрокинутъ и изображаетъ изъ себя эстраду, на которой должны показываться чудеса дрессировки. Вездѣ горитъ электричество, такъ какъ, по увѣреніямъ Евгенія, сегодня «экстренный gala - спектакль». Дѣвочка изображаетъ публику, которая пострадала отъ разбушевавшихся львовъ, случайно, по «недосмотру» дрессировщика, вырвавшихся изъ клѣтокъ. Львы растерзали скатерть. Моя зимняя шуба, изображающая ихъ мѣхъ, валяется посреди пола. Дѣвочка бѣжитъ, какъ полоумная, и визжитъ такъ, что вчужѣ страшно становится. А «львы» не уступаютъ ей и ревутъ, и ревутъ. Евгеній и Вѣрочка хохочутъ, глядя на подвиги своихъ «дикихъ звѣрей». Словомъ, адъ кромѣшный...
— Евгеній Андреевичъ!—кричу я.— вѣдь, они весь домъ разрушатъ.
— Я того-же мнѣнія!—спокойно отвѣчаетъ мнѣ дрессировщикъ,—но что подѣлаешь? Благодаря моему недосмотру, «львы» вырвались изъ клѣтокъ. Теперь дѣло пропащее...
А Вѣрочка сіяетъ. Такъ-то нашъ репетиторъ развлекается почти ежедневно съ дѣтворой. Дѣти прямо-таки скучаютъ, когда нѣтъ Евгенія Андреевича, который, какъ это ни странно, очень требователенъ въ роли репетитора. Стоитъ ему нахмуриться, выразить самое легкое неодобреніе ихъ поступкамъ, какъ они уже обливаются слезами и чувствуютъ себя глубоко несчастными. Но это случается, впрочемъ, очень рѣдко.
Можете себѣ поэтому вообразить, что произошло, когда Евгеній Андреевичъ узналъ, что старшій мальчикъ, Ваня, скоро будетъ именинникъ.
— Мы отпразднуемъ этотъ день такъ, что любо-дорого будетъ!—заявилъ онъ.
— Только не выпускайте «по недосмотру» львовъ изъ клѣтки!—замѣтила моя жена.
— Нѣть, придумаемъ что-нибудь почище львовъ!—успокоилъ ее Евгеній.
Мальчишки захлопали въ ладоши и запрыгали отъ радости. Они, понятно, стали приставать къ своему репетитору чтобы тотъ имъ открылъ свои намѣренія.
— Увѣряю васъ, что самъ еще ихъ не знаю. Времени много—цѣлыхъ три недѣли.
Моя жена замѣтила Евгенію, что надѣется на его благоразуміе.
— Вы, Евгеній Андреевичъ, совсѣмъ избалуете дѣтей,—заключила она свою просьбу.
— Что подѣлаете, Раиса Михайловна, я самъ—большой шалунъ и рѣшительно отказываюсь исправиться. Конечно, мнѣ, какъ будущему знаменитому юристу, слѣдовало-бы напустить на себя больше солидности, но увѣряю васъ, что изъ этого ничего не выйдетъ. Я, очевидно, родился подъ созвѣздіемъ «Шалуна», ежели только такое созвѣздіе существуетъ въ наукѣ, астрономіей именуемой.
Скажите, любезный читатель, что можно было отвѣтить на такую тираду? Моя жена, конечно, смѣялась, я дѣлалъ то-же самое, а Вѣрочка, по обыкновенію сіяла,
Евгеній, наконецъ, открылъ свои намѣренія. Онъ рѣшилъ въ день именинъ Ванички поставить пьесу собственнаго издѣлія. Пьеса была страшная, что явствовало изъ ея названія: «Разбойники въ пустынѣ». Она состояла изъ 4-хъ дѣйствій, прячемъ каждое имѣло не менѣе страшное заглавіе, чѣмъ сама пьеса. Вотъ какъ обозначались дѣйствія: I. Пустыня и самумъ. II.Жертвы пустыни. III. Страшная встрѣча. IV. На жизнь и насмерть. Вся пьеса была написана въ стихахъ. Ея содержаніе было ужасно сложное. Какіе-то купцы ѣдутъ съ караваномъ изъ Африки. Они знаютъ, что ихъ поджидаютъ разбойники, и больше всего боятся, чтобы тѣ не убили молодой англичанки, которая изъ эксцентричности увязалась за караваномъ. И вдругъ поднимается самумъ, и огромные столбы песка засыпаютъ англичанку. Никто, кромѣ нея, по волѣ автора, не пострадалъ отъ самума. Начинаются поиски, хотятъ найти хотя-бы ея трупъ. Между тѣмъ, англичанка вовсе не засыпана пескомъ. Она. движимая своей эксцентричностью, убѣжала къ разбойникамъ, чтобы обмануть ихъ и повести по ложному пути. Разбойники, однако, не довѣряя ей, оставили ее заложницей, а сами пошли по разъ намѣченному пути. Они встрѣчаютъ купцовъ. Происходитъ бой. Разбойники побѣждены, а въ эту минуту появляется англичанка верхомъ на ручномъ слонѣ. Она радостно встрѣчается купцами и разсказываетъ имъ длинную исторію своего бѣгства изъ плѣна, послѣ чего пляшетъ «камаринскаго».
— Евгеній Андреевичъ!—восклицаетъ моя жена.—Причемъ тутъ «камаринская»?
— А, вѣдь, купцы-то русскіе, значитъ, англичанка хочетъ исполненіемъ истинно-русскаго танца показать симпатіи Англіи къ Россіи. Кромѣ того, она, вѣдь, у меня эксцентричная, и ей все позволяется дѣлать. Впрочемъ, «камаринская» включена мною въ пьесу потому больше, что Вѣрочка отлично ее танцуетъ.
— Господь съ вами, Евгеній Андреевичъ! Развѣ станетъ Вѣрочка танцевать?
— Отчего нѣтъ, Раиса Михайловна? Мы уже съ нею репетировали. Очень хорошо выходитъ.
Жена даже руками всплеснула, а Вѣрочка сіяла.
— Мы съ Вѣрочкой надѣемся, что публика будетъ снисходительна къ намъ, тѣмъ болѣе, что мы впервые выступимъ. За пьесу я спокоенъ. Я, конечно, съ Шекспиромъ состязаться не хотѣлъ, но самъ вижу, что предъ современными драматургами не ударю лицомъ въ грязь.
— Но у васъ, кажется, очень много дѣйствующихъ лицъ?—сказалъ я, желая хоть какъ-нибудь уязвить самонадѣяннаго автора.
— Это—не бѣда! Я хотѣлъ предложить роли вамъ и Раисѣ Михайловнѣ. Я увѣренъ, что вы отличитесь.
— Ну, ужъ это, какъ выражаются провинціальныя барышни, ахъ, оставьте!—сказала жена.
— А я, напримѣръ, увѣренъ, что вы примете участіе въ спектаклѣ.
— Почему-же вы такъ увѣрены?
— А потому, что вы очень добрая и для дѣтей еще и не на такія жертвы способны.
И сказалъ онъ это такъ серьезно, что мы съ женою тутъ-же согласились взять роли купца и купчихи. Этотъ человѣкъ положительно умѣлъ заколдовывать.
День именинъ приближался, а вмѣстѣ съ тѣмъ увеличилась дѣтская суета. Всѣ разучивали роли. Евгеній Андреевичъ устраивалъ сцену. Онъ натаскалъ съ чердака досокъ, выколачивалъ гвозди, сколачивалъ ихъ обратно, рисовалъ пустыню, отчего весь вымазался. Дѣти испортили хорошій матрацъ, ибо повытаскали изъ него волосъ для бородъ. Нѣсколько ножей безвозвратно погибли при фабрикаціи мечей. На особомъ листѣ Евгеній записалъ предметы бутафоріи. Здѣсь значились: «пистолеты, ножи, пики, мечи, бомбы»...
— Но бомбы при чемъ?—воскликнулъ я.
— Этого требуетъ современность... Вы-же отлично знаете, что безъ бомбъ нынче ни шага не сдѣлаешь.
Наконецъ, вожделѣнный день наступилъ. Помню, это было воскресенье. Съ утра началась невообразимая возня. Дѣти и Евгеній то и дѣло бѣгали на кухню за «инструментами». Кухарка была въ отчаяніи. У нея изъ- подъ рукъ хватали ножи и другія кухонныя принадлежности. Она угрожала, что совсѣмъ броситъ плиту, если ей будутъ мѣшать. Жена сердилась, посылала меня принимать «надлежащія мѣры», но артисты и ухомъ не вели. Сцена уже достраивалась. Евгеній былъ такъ занятъ, что и говорить со мной не хотѣлъ.
Гостей собралось много. Всѣхъ интересовалъ предстоящій спектакль. На сцену никого не пускали. Аншлаги извѣщалъ, что «постороннимъ лицамъ входъ воспрещенъ подъ страхомъ строгаго взысканія на основаніи положеній о чрезвычайной охранѣ». Эта надпись всѣхъ ужасно потѣшала.
Но вдругъ случилось нѣчто совершенно неожиданное. Дверь отворилась, и въ ней появилась фигура полицейскаго. За нимъ еще одинъ и еще одинъ. Въ арьергардѣ виднѣлись два дворника.
Я обомлѣлъ. Гости были чрезвычайно смущены. Съ одною дамою даже сдѣлалось дурно. Моя жена побѣлѣла, какъ снѣгъ. Воцарилась тяжелая, мертвая тишина.
— Нельзя-ли узнать, что у васъ за собраніе? — спросилъ околоточный надзиратель.
Я, конечно, объяснилъ ему.
Онъ слушалъ меня и многозначительно качалъ головою.
— А это что за перегородка?—спросилъ онъ, указывая на «сцену».
Я снова подробно все объяснилъ.
— А есть у васъ разрѣшенье на спектакль?—строго спросила «полиція».
Увы! Я долженъ былъ на этотъ вопросъ отвѣтить отрицательно.
«Полиція» приблизилась къ сценѣ и потребовала, чтобъ ее впустили.
— Нельзя! Еще не всѣ разбойники бороды наклеили!—послѣдовалъ ясный отвѣть.
Я узналъ голосъ Евгенія.
Тогда «полиція» ударомъ ноги разрушила стѣнку, и глазамъ всѣхъ присутствующихъ представилась необыкновенно позорная сцена.
Дѣти были вымазаны, какъ чертенята. На нихъ красовались какіе-то лохмотья. Самъ Евгеній въ роли атамана разбойниковъ имѣлъ самый свирѣпый и чудовищный видъ. Носъ у него былъ неимовѣрно красный. Щеки онъ тоже вымазалъ ярко-красною краской, смѣшавъ ее зачѣмъ-то съ сажей. А Вѣрочка въ костюмѣ эксцентричной англичанки была прямо потѣшна.
«Полиція» стала рыться въ бутафоріи и торжествующе воскликнула:
— Ага! Наконецъ-то, нашли, что нужно.
И онъ, держа листъ бумаги, громко читалъ: «Пистолеты, ножи, пики, мечи, бомбы». Значитъ, донесеніе, полученное нами, оправдывается...
* * *
Гостей переписали. Меня и Евгенія, которому не дали даже переодѣться, отвели въ участокъ... Наши объясненія выслушивали со странными улыбками, хотя я ясно видѣлъ, что «начальство» уже давно убѣдилось въ нашей невинности. Насъ заставили ночевать въ участкѣ съ какими-то подозрительными субъектами. Одинъ изъ нихъ былъ пьянъ, буйствовалъ, лѣзь драться и даже сильно ударилъ Евгенія въ бокъ.
На другой день насъ выпустили.
Я увидѣлъ, что моя жена и Вѣрочка провели ужасную ночь. Онѣ Богъ вѣсть что передумали. Время-то тревожное. Къ тому-же у насъ въ городѣ тогда «военное положеніе» было Значитъ, шутить много не приходилось.
Я потомъ узналъ, что всему виною былъ самъ именинникъ: онъ хвасталъ предъ дворникомъ сосѣдняго дома, что будетъ стрѣлять изъ настоящихъ пистолетовъ и даже будетъ бомбы бросать. Хорошо еще, что мы отдѣлались однимъ испугомъ да ночевкой въ участкѣ. По нынѣшнимъ временамъ и не то бываетъ.
Однако, я долженъ сказать, что вышеприведенная китайская пословица очень справедлива.
Вѣдь, если-бъ я не былъ дуракомъ, то понялъ-бы, что въ нынѣшніе дни надо поосторожнѣе веселиться.
Повторяю: «Ежели Богъ хочетъ кого-нибудь наказать, то Онъ прежде всего дѣлаетъ его дуракомъ».
Евгеній, впрочемъ, не падаетъ духомъ. Онъ утверждаетъ, что наступить пора, когда ему можно будетъ безпрепятственно поставить его пьесу. А Вѣрочка?
Она по-прежнему сіяетъ.
****
Великій постъ.
Вотъ и постъ пришелъ «великій»
Послѣ блинчиковъ съ икрой:
Позабытъ разгулъ весь дикій,
Наступаетъ строгій строй.
Постъ пришелъ—и тишиною
Вѣетъ всюду, какъ всегда,
Лишь собравшися толпою,
Гдѣ-то спорятъ господа.
Всѣ въ мундирахъ золоченыхъ;
Словно жаръ, они горятъ,
Въ фразахъ свѣтски-утонченныхъ
Всѣ о чемъ-то говорятъ.
Если слушать, страшно станетъ.
Слышны: «выстрѣлы», «разгонъ»,
«Коль шумѣть не перестанутъ»,
«Выгнать, выгнать», «всѣхъ ихъ вонъ »!
Такъ и слышится повсюду,
Средь напыщенныхъ людей.
Что, въ бумагъ зарывшись груду,
Заставляютъ писарей
Переписывать доклады,
Отношенья, рапорта,
Ожидая лишь награды.
Нѣтъ! Теперь ужъ жизнь не та!
Въ кулуарахъ новой думы
Пережито много «думъ».
Бюрократы-толстосумы
Не обманутъ русскій умъ.
Былъ народъ, былъ не ученый,
Былъ наивенъ онъ и простъ,
А теперь для золоченой
Бюрократьи будетъ постъ.
Не дадутъ арендъ с размаха
И народъ поберегутъ,
И послѣднюю рубаху
Съ мужика снять не дадутъ.
Возглашайте-же за думу
И за счастье ея тостъ.
Къ бюрократіи-жъ безъ шуму
Подошелъ великій постъ.

Громовой Градобоевъ.
***
Пробная мѣра.
Жена домовладѣльца.
—Знаешь, Васенька, мнѣ кажется, жилецъ изъ второго этажа имѣетъ серьезные виды на нашу доченьку.
Домовладѣлецъ (рѣшительно)
— Ну, матушка, ничего изъ этого не выйдетъ! (Черезъ нѣсколько секундъ.) А, впрочемъ, посмотримъ. Сдѣлаемъ видъ, что мы ничего не замѣчаемъ, а пока— кстати у него и контрактъ кончается— я попробую повыситъ плату за его квартиру.




Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/t2taPRw6r3X4F
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/UB5K-ht5r3X5e
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/XKc8yCsJr3X54

Пассивное сопротивленіе.
(Образецъ вліянія политики на супружескую жизнь.) Миража.
Есть люди, которые ни одной стороной своей жизни не касаются политики. Они сыты, благодушны, веселы и ни въ чемъ не стѣснены.
Однако, политика завладѣла многими настолько, что они подпадаютъ подъ ея вліяніе совершенно непроизвольно.
Таковы были супруги Палочкины. Самъ Палочкинъ, Семенъ Семеновичъ, служилъ на хорошемъ мѣстѣ и. кромѣ того, имѣлъ солидный капиталецъ.
Его супруга, дамочка лѣта тридцати, пышненькая и аппетитная блондинка, имѣла все, что требовалось для жизни, позволяющей, какъ говорится, человѣку точно сыръ въ маслѣ кататься.
Но дамочки, въ особенности пышненькія и аппетитныя, обыкновенно никогда не бываютъ ничѣмъ довольны, къ ихъ числу принадлежала и супруга г. Палочкина. Она имѣла все, что нужно, и даже гораздо больше, но ей хотѣлось имѣть и то, что совершенно не нужно, и даже больше, такъ что ея мужъ, при всемъ своемъ нежеланіи, долженъ былъ иногда отказывать женѣ въ нѣкоторыхъ ея требованіяхъ.
Прежде супруга устраивала мужу довольно бурныя сцены; но въ послѣднее время она рѣшила измѣнить методъ. Политика, такъ сказать, заразила и ее. Это было послѣ того, какъ Семенъ Семеновичъ Палочкинъ отказалъ женѣ въ пріобрѣтеніи автомобиля.
— На что намъ автомобиль?—замѣтилъ мужъ.—У насъ есть собственная лошадь и этого намъ вполнѣ достаточно!
— Надоѣла мнѣ ваша лошадь! до того надоѣла, что мнѣ не хочется даже изъ дома выѣзжать! — отвѣчала жена.
— Это ужъ—капризъ! Впрочемъ, не хочешь выѣзжать на лошади, такъ сиди дома!
— Вы меня хотите уморить! Сидѣть дома безъ свѣжаго воздуха! У меня сдѣлается засореніе дыхательныхъ путей, а отсюда недалеко до катарра легкихъ, а тамъ и до чахотки!
— Тогда совершай прогулки на лошади... Экипажъ у насъ хорошій.
— А на лошади я, какъ вамъ уже сказала, не могу... Прогулки на нелюбимой мною лошади должны вредно повліять на мое психическое состояніе, а отъ нервнаго разстройства недалеко и до полнаго психическаго разстройства.
— Ты, моя милая, какъ я замѣчаю, уже и теперь помѣшалась!
— Что-о-о? Такъ ты замѣтилъ? Ага! Вотъ видишь, видишь, значитъ, я говорю правду! Такимъ образомъ, если ты не купишь мнѣ автомобиля, то мнѣ угрожаетъ, съ одной стороны, чахотка, или-же, съ другой стороны, — психическое разстройство! И только въ автомобилѣ мое спасеніе!
— Въ такомъ случаѣ, я приглашу на консиліумъ нѣсколькихъ профессоровъ психіатріи. Пусть они тебя изслѣдуютъ.
И если они найдутъ, что покупка автомобиля необходима для твоего спасенія отъ сумасшествія, то тогда я подчинюсь авторитету науки.
— Не хочу я твоего консиліума! Не хочу!—закричала супруга, чувствуя, что дѣло принимаетъ непріятный оборотъ.—И никакихъ авторитетовъ пауки я знать не желаю! Единственнымъ авторитетомъ для тебя должно быть мое желаніе!
— Нѣтъ, моя милая, съ этимъ я не согласенъ!—рѣшительно сказалъ Палочкинъ и ушелъ въ свой кабинетъ.
У супруги Семена Семеновича была горничная, которую онъ съ удовольствіемъ давно выгналъ-бы изъ квартиры метлой. Но эта горничная была фавориткой его жены и ближайшей наперсницей, такою-же вѣрною, какими являлись наперсницы въ старинныхъ комедіяхъ Лопе де Вега, Мольера и др.
Призвавъ къ себѣ послѣ разговора съ мужемъ эту свою наперсницу, супруга Семена Семеновича, сказала ей:
— Ѳеня, ты понимаешь что-нибудь въ политикѣ?
— Все, что угодно, понимаю, барыня!—самонадѣянно отвѣтила горничная.
— Ну, положимъ, ты хвастаешь!
— Чего-же, барыня, хвастать? Ежели что-нибудь насчетъ конституціи, то въ лучшемъ видѣ все могу объяснить!
— Нѣтъ, нѣтъ... До сихъ поръ я устраивала мужу сцены; но этотъ способъ устарѣлъ. Теперь болѣе модные политическіе способы другіе. Я хочу ему устроить пассивное сопротивленіе’... Понимаешь?
— Я все, барыня, понимаю!—опять самонадѣянно объявила горничная.
— Такъ объясни, что это значитъ— «пассивное сопротивленіе»?
— Ужъ ежели разъ «сопротивленіе», то извѣстно, что это насчетъ барина! Тутъ и понимать нечего...
Однако, супруга Семена Семеновича, насколько могла, объяснила своей наперсницѣ, что такое пассивное сопротивленіе,
Примѣненіе пассивнаго сопротивленія началось на слѣдующій-же день.
Возвратившись со службы домой, Палочкинъ сталъ звонить у дверей. Позвонилъ онъ разъ, другой, третій, но двери не открывались.
Позвонивъ еще нѣсколько разъ, онъ, наконецъ, долженъ былъ спуститься съ парадной лѣстницы, подняться по черной и пройти въ квартиру черезъ кухню.
— Почему вы мнѣ не открывала дверей съ парадной лѣстницы?—спросилъ онъ у жены и прислуги,—Развѣ звонокъ испорченъ?
Отвѣтомъ ему было молчаніе, причемъ жена ушла въ одну сторону, а прислуга въ другую.
Палочкинъ перешелъ въ столовую слѣдомъ за женой и, увидя пустой столъ, спросилъ:
— А обѣдъ? Что-же, развѣ не готовь?
Опять молчаніе, причемъ жена изъ
столовой перешла въ кабинетъ, чтобы направиться черезъ него въ спальню.
Палочкинъ послѣдовалъ за нею.
— Съ которыхъ поръ ты, моя милая, онѣмѣла?—спросилъ онъ.—Или ты хочешь симулировать сумасшествіе? Я хочу обѣдать!
Но тутъ онъ увидѣлъ, что у него на письменномъ столѣ въ кабинетѣ накрытъ обѣдъ.
— Ничего не понимаю, что все это значитъ!—воскликнулъ онъ, подходя къ столу. —Боже мой, да тутъ сразу поставленъ на столъ весь обѣдъ изъ четырехъ блюдъ... И даже сладкое!..
На столѣ, дѣйствительно, стояло мороженое, которое успѣло уже растаять, а супъ, наоборотъ, успѣлъ уже остынуть.
— Что-же, онѣ надо мною издѣваются, что-ли? Развѣ я—собака какая- нибудь?—закричалъ Палочкинъ.
Однако, чувствуя голодъ, онъ все- таки долженъ былъ сѣсть за столъ и доѣсть, что было можно.
Послѣ обѣда онъ вздумалъ закурить. Но такъ какъ утромъ онъ взялъ съ собою послѣднія папиросы, то тогда- же приказалъ горничной сходить въ магазинъ и купить сотню папиросъ, чтобы онѣ были готовы къ его возвращенію со службы.
Однако, папиросъ не было, а вмѣсто нихъ на пустой коробкѣ лежали деньги, которыя онъ утромъ далъ горничной на папиросы.
Палочкинъ позвонилъ горничную. Напрасно, никто не являлся.
Тогда онъ самъ пошелъ отыскивать горничную и, встрѣтивъ ее въ одной изъ комнатъ, сказалъ:
— Ты забыла, что я тебѣ велѣлъ купить папиросъ? Сію минуту иди и купи!
Онъ далъ горничной деньги. Она, не глядя, взяла ихъ и скрылась.
Палочкинъ услышалъ, что жена въ гостиной что-то тренькаетъ на роялѣ, и вошелъ туда.
Но едва только онъ показался, какъ жена захлопнула крышку и постаралась ускользнуть въ спальню.
Палочкинъ поспѣшилъ за нею туда- же.
— Скажи, пожалуйста, долго-ли это будетъ продолжаться?
Жена вышла въ столовую.
Палочкинъ послѣдовалъ и туда за нею, а когда она сѣла на стулъ къ столу, подсѣлъ къ ней и спросилъ:
— А чай мнѣ тоже подадутъ одному въ кабинетъ?
Жена молча встала и вышла въ гостиную, гдѣ снова открыла рояль и взяла два-три аккорда.
Палочкинъ прислонился къ роялю и сказалъ:
— Но дуйся, сыграй что-нибудь!
Жена ударила по клавишамъ и загремѣла «Марсельезу».
— Я прошу тебя что-нибудь другое! —сказалъ Палочкинъ.
Но на его просьбу отвѣтомъ былъ опять стукъ захлопнутой крышки рояля, причемъ жена снова ушла въ спальню, гдѣ прилегла на кровать.
Палочкинъ вошелъ туда слѣдомъ за ней и, сѣвъ около, спросилъ:
— Женичка, что ты затѣяла?
Женя повернулась къ нему спиной.
Когда-же онъ наклонился, чтобы поцѣловать ее, она опять увернулась и вышла въ столовую.
— Это котильонъ какой-то у насъ выходитъ!—воскликаулъПалочкинъ.— «Котильонъ» вдвоемъ...
Въ этотъ моментъ въ столовую вошла горничная, вернувшаяся изъ лавки.
— Ага! Папиросы принесла!—воскликнулъ баринъ.—Давай сюда...
Но горничная вмѣсто папиросъ поставила на столъ... коробку съ мармеладомъ.
Въ бѣшенствѣ Палочкинъ швырнулъ мармеладъ въ каминъ и закричалъ:
— Что вы со мною дѣлаете?
— Я объявляю тебѣ пассивное сопротивленіе!—отвѣчала супруга весьма тихимъ и яко-бы кроткимъ голосомъ.
— А? Пассивное сопротивленіе? Прекрасно! Я вамъ докажу, что могу обойтись и безъ вашей помощи!—закричалъ Палочкинъ.
Немедленно имъ были наняты поваръ и лакей, которымъ онъ предоставилъ такія-же неограниченныя права, какими пользовалась и наперсница барыни.
Поваръ цѣлый день варилъ и жарилъ, отобравъ отъ кухарки всю посуду, а лакей выколачивалъ и переставлялъ мебель, гремѣлъ посудой и на всѣ замѣчанія барыни отвѣчалъ гробовымъ молчаніемъ

Черезъ четыре-пять дней супруга Палочкина отказалась отъ пассивнаго сопротивленія, причемъ, поцѣловавъ мужа, сказала:
— Вотъ тебѣ и та супружеская дань, или подать, въ уплатѣ которой я тебѣ отказывала эти дни изъ принципа пассивнаго сопротивленія.

***
Основательная радость.
— Перваго человѣка вижу, который обрадованъ тѣмъ, что къ нему теща на мѣсяцъ пріѣдетъ...
— Какъ-же не радоваться, если я съ отвѣтнымъ визитомъ могу отправить къ тещѣ свою жену на шесть недѣль...
***
Она права.
— Марья Гавриловна, что это вы у плиты?
— Да, Иванъ Петровичъ, но это пріятнѣе, чѣмъ быть у избирательной урны. Здѣсь я — хозяйка, а тамъ...
тамъ вы являетесь прислугой!
***
На Шпалерной.

Отъ Литейной по Шпалерной
(Охъ, по зданьямъ очень скверной)
Ѣхалъ думы членъ.
Смотритъ онъ налѣво, вправо,
Разсуждаетъ очень здраво,
Что здѣсь—мысли плѣнъ.
«Предварилка» и газета
Здѣсь не первое ужъ лѣто
Въ дружествѣ живутъ.
Донесетъ одна, другая,
Тотъ доносъ не провѣряя,
Цапъ! Субъекта прутъ.
И казенными хлѣбами
За желѣзными дверями
Кормитъ всѣхъ казна.
Охъ, ужъ больно таровата,
На субсидіи богата.
Видимо, она!
По доносу коль забрали.
Такъ того уже едва-ли
Выпустятъ назадъ.
Отсиди свое, братъ, время,
Будешь сытъ тогда по темя—
Арестантъ не радъ!
Воздухъ душенъ, даже солнце
Не глядитъ къ нему въ оконце,
Просто умирай.
Караульные-жъ довольны,
Имъ живется тутъ привольно,
Чистый прямо рай!
И задумался, угрюмо
Государственный членъ думы
Головой поникъ!
Онъ объятъ тоской и мукой
И глядитъ кругомъ со скукой,
Блѣденъ его ликъ.
А что, если да всю думу
Потихонечку, безъ шуму
Подъ замокъ запрутъ?
И всѣ сядутъ депутаты
Въ одиночныя палаты—
Что-же дѣлать тутъ?
Будь спокоенъ!
Дума тихо
Избѣжитъ такого лиха,
На слово повѣрь.
Въ предварилкѣ хоть прелестно.
Но безъ васъ, ей-ей, тамъ тѣсно
Даже и теперь!
Громовой Градобоевъ.



Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/OkQVj9_0r3bux
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/RKtngmaOr3bwa
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/3dgOpHTgr3bvm

Въ наши тревожныя времена.
Разсказъ Пачкуна.
Что? поздно вернулся?—спросилъ Иванъ Павловичъ швейцара.
— Помилуйте-съ! Какъ-жо поздно... у насъ только жить начинають.—
отвѣтилъ швейцаръ, широко отворяя дверь предъ Иваномъ Павловичемъ и пропуская его въ гостиницу.
— Однако, 12 часовъ,—замѣтилъ Иванъ Павловичъ, поднимаясь по лѣстницѣ,— первый въ началѣ...
— Въ самый разъ.
Иванъ Павловичъ отлично зналъ, что надо подняться еще этажомъ выше и еще, затѣмъ уже отъ поворота третья дверь налѣво ведетъ въ его номеръ, какъ разъ за круглой печкой.
«Гм... Гм... — размышлялъ Иванъ Павловичъ по дорогѣ,
—здѣсь у нихъ, въ Петербургѣ, паршивый швейцаръ, и тотъ хочетъ тыкнуть тебѣ въ носъ, что ты изъ провинціи... Гм! 12 часовъ уже пробило, а онъ «въ самый разъ»,
«только жить начинаютъ»... дуракъ... У насъ, я думаю, уже вторые сны видятъ...
Ольга Степановна, я думаю, во снѣ чувствуетъ, что и подыматься скоро пора... дуррракъ! Остолопы»
Иванъ Павловичъ поднялся во второй этажъ; вотъ и поворотъ, я виднѣется уже круглая печка.
«И откуда они всѣ знаютъ, что я —провинціалъ?!—возмущался Иванъ Павловичъ, —цилиндръ нарочно купилъ и вышло совсѣмъ непохоже... красный, противъ своихъ убѣжденій, галстухъ купилъ!
И все не ладно... Дуррачье!»
Но вотъ и третья дверь, и печка... Иванъ Павловичъ вошелъ въ номеръ, «чиркнулъ электричество» и подошелъ прямо къ зеркалу, стоя подлѣ котораго и сталъ осматриваться.
«Отличный видъ! Сама жена Ольга Степановна меня не узнала-бы!... Кажется, цилиндръ немного на затылкѣ сидитъ?.. Ну, подвинемъ на носъ... вотъ!.. Галстухъ краснѣетъ... Правда, коллежскому асессору не подобаетъ... но что тамъ!.. Кто знаетъ, что я—коллежскій?..
Подумаютъ, иностранецъ какой-нибудь... Даже красивъ! Недаромъ сейчасъ по Невскому проспекту двѣ какія-то дамы пристали: «дуська, говорятъ, пойдемъ!». Хе-хе! Ловко!.. Право, красавецъ, несмотря на 53 года... 54
даже!.. Гм... Однако, усталъ
я за день-то... Эти провинціалы всегда надаютъ порученій!. бѣгай тутъ!.. Охъ, охъ! Однако, я радъ, что пріѣхалъ въ Питеръ... Теперь, Семенъ Петровичъ, на задній планъ пожалуйте!...»
Иванъ Павловичъ сталъ раздѣваться,продолжая бормотать:
— А то что это? Какъ разговоръ о политикѣ, онъ сейчасъ ораторствуетъ и оретъ себѣ, только не перебивай.. «Я,—говоритъ, — все знаю!.. Я,—говоритъ,—и въ Москвѣ бывалъ, и въ Харьковѣ»... Хе-хе-хе... Ну, братъ, вотъ пріѣду я... осмотрюсь тутъ, такъ подъ столъ спрячешься... Я прямо буду говоритъ: «Въ Петербургѣ въ высшихъ инстанціяхъ полагаютъ, что- о-о... что революціонные эксцессы... да! эксцессы происходятъ»... Гм... отчего, бишь,они происходятъ? Ну... «отъ недостатка, съ одной стороны... и отъ придатка —съ другой стороны»... Вообще наговорю столько, что... Погоди только!.. Ужъ я-то покажу себя...
Снявъ сюртукъ, жилетъ, крахмальную рубаху и прочее и сложивъ ихъ подлѣ кровати аккуратненько (это онъ съ дѣтства такъ привыкъ), Иванъ Павловичъ остановился, съ удивленіемъ глядя на комодъ.
— Что за исторія?.. У меня- же комодъ черный, а тутъ желтый!!.. Э! значитъ, перемѣнили... Фу! испугался! думать, не въ свой номеръ попалъ... Вотъ-же и кровать тамъ за ширмой, и зеркало, и мебель все, все такъ... Да-а... Такъ я такого наговорю, да съ такими знаніями, какъ у меня, и способностями... Хе! Всѣ ко мнѣ и будутъ лѣзть за разъясненiями : «А какъ вы полагаете, Иванъ Палычъ, насчетъ... того-то?» Или: «А не будете- ли столь великодушны выразить свой взглядъ на... такую-то исторію; освѣтить, такъ сказать, вашимъ пророй скоро!.. Однако!.. Спать, спать!.. Охъ-хо-хо-хо!—кряхтѣлъ уже Иванъ Павловичъ, потушивъ электричество и оставивъ только маленькую лампочку на самомъ потолкѣ. (Онъ съ дѣтства привыкъ спать при свѣтѣ.)
— Батюшки!.. Кажется, я забылъ заперѣть дверь... Вѣдь, здѣсь жуликовъ видимо-невидимо!.. Что загородъ! Каждый день убійство, экспропріація, грабежъ... А что какъ войдутъ да «руки вверхъ» или еще что-либо похуже?.. Пропадешь ни за понюшку табака... Впрочемъ, чего я испугался?.. Такая важная гостиница; нарочно переплачиваю,
чтобы быть покойнымъ...
Пустячки!..; Здѣсь ничего такого но можетъ быть; да и швейцары, артельщики, лакеи всю ночь дежурятъ... Эхъ, ты! перетрусилъ, а еще коллежскій... Хе-хе-хе!..
Онъ сталъ уже дремать, безцѣльно смотря на стоявшія подлѣ кровати ширмы, прикрытыя на три четверти матеріей, а сверху украшенныя рѣшеткой.
— Нѣтъ, что ни говорите, а въ Питерѣ съ пріятностью можно провести время... И женщины здѣсь... Ахъ! канальство!.. Нодаромъ Ольга Степановна ревновала: «не ѣзди»,—говоритъ. Хе-хе-хе!... Отлично жить на свѣтѣ!.. Вотъ только эту революцію, чертъ ихъ знаетъ, зачѣмъ выдумали?.. Скандалисты, и больше ничего!.. Ну, чѣмъ скверно живется?.. Чѣмъ? хоть-бы я... домишко свой, Ольга Степановна... и прочее... Коллежскій асессоръ! Это— не шутка!... Ну, а ежели тебѣ скверно, отчего ты—не коллежскій асессоръ? а?.. Вотъ и жилъ-бы... и не скандалилъ-бы... А я но виноватъ, что ты —но коллежскій асессоръ... Ну, и не тронь меня... Хотя и то сказать: если -бы всѣ были коллежскими асесс... о-о-охъ-хо-хо-хо...
Иванъ Павловичъ поежился, зѣвнулъ и сталъ засыпать... Уже что-то хорошее ему снилось...
Вдругъ!..
Господи! Бываютъ-же такіе ужасы на свѣтѣ!
Открылась и хлопнула дверь номера и... кто-то вошелъ.
Иванъ Павловичъ сразу сѣлъ на постели... И ужасъ обуялъ ого... Ледяная дрожь пронизала тѣло; зубы выбивали дробь... Даже носъ похолодѣлъ. Необычайно расширенными глазами онъ смотрѣлъ черезъ рѣшетку ширмы... И что-же?!
Мимо него, за ширмами, увѣренными, смѣлыми шагами прошелъ довольно большой и, какъ показалось, свирѣпый человѣкъ съ бородой. Его лицо было нахмурено и выражало какую-то рѣшимость, гнѣвъ.
«Воръ!.. экспропріаторъ!» — пронеслось въ умѣ бѣднаго Ивана Павловича.
Сбросивъ теплое, тяжелое пальто на кресло, свирѣпый человѣкъ заходилъ по комнатѣ широченными шагами. Казалось, все дрожало.
«Шагаетъ-то какъ! Шагаетъ ка-акъ, подлецъ!.. И какъ они ничего не боятся?»—думалъ Иванъ Павловичъ,боясь пошевельнуться и чувствуя, что его рѣденькіе волосики поднимаются, какъ щетина на хорошей щеткѣ.
— Порядки! — басомъ пробурчалъ свирѣпый господинъ,—первоклассная гостиница, ч-черти!.. ха! Какой-то идіотъ электричество зажегъ!
«Мм... мерзавецъ! чего онъ ругается?»—пронеслось въ умѣ Ивана Павловича.
— Экъ!—крякнулъ свирѣпый человѣкъ и быстро сталъ раздѣваться, швыряя на стулья и на кресла различныя принадлежности своего костюма.
«Батюшки! да ужъ не спать-ли онъ здѣсь собрался?.. О-о-офъ!—догадался вдругъ Иванъ Павловичъ, и холодный потъ выступилъ у него на тѣлѣ,—да, вѣдь, онъ думаетъ, что я еще повернулся... меррззавецъ! Онъ гдѣ-нибудь притаился, подождетъ, а когда я... вернусь, то онъ бросятся и... и... и зарѣжетъ... Подлецъ! А я-то дуракъ! Говорила-же Ольга Степановна: «не ѣзди»... Нѣть-таки... Убьетъ теперь, все оберетъ... Интересно, кому-то послѣ моей смерти мой домъ достанется?.. Завѣщанія нѣтъ... Ой! Неужели онъ сюда идетъ?!»
Не помня себя отъ ужаса, Иванъ Павловичъ въ мигъ схватился, забралъ по пути, что успѣлъ, изъ своего платья и... юркнулъ подъ кровать!
— Постель до сихъ поръ не убрана!
Негодяи! — ругался свирѣпый человѣкъ.
Иванъ Павловичъ забился къ самой стѣночкѣ и съежился, выставивъ угломъ судорожно сжатыя костлявыя свои колѣна. Его цѣпкіе пальцы отчаянно сжимали остатки его туалета, которыя онъ, сжавъ въ клубокъ, прижималъ къ груди, какъ драгоцѣнности.
Вдругъ что-то чиркнуло и стало темно.
«Все пропало! — подумалъ Иванъ Павловичъ,—теперь и обороняться нельзя... Такъ пырнетъ ножомъ, что... О-о- офъ!..»
Онъ слышалъ ясно, что матрацъ всколыхнулся и надъ нимъ... Боже! надъ нимъ лежалъ этотъ ужасный человѣкъ!..
«Какъ жаль, — храбро подумалъ Иванъ Павловичъ,—что у меня нѣтъ браунинга,—я его прострѣлилъ-бы насквозь!»
Снова что-то чиркнуло. Это «онъ» повернулъ выключатель электрической лампочки у постели и сталъ что- то перелистывать.!
«Читаетъ, подлецъ, что-то... А! это мою книгу, что я купилъ на Невскомъ у мальчишки, «Нoги вверхъ!» Пикантнѣйшая штука!..»
— Что за мерзость!—крикнулъ «онъ» и книжка полетѣла въ стѣну,—какой негодяй положилъ здѣсь эту пакость!
«Невѣжа!.. дур-ракъ!..»—отругивался «въ умѣ» Иванъ Павловичъ, еще болѣе съежившись.
— Это что?! —вдругъ грозно крикнулъ свирѣпый человѣкъ и невыразимыя Ивана Павловича взлетѣли на воздухъ. Иванъ Павловичъ видѣлъ, какъ эта незахваченная имъ часть туалета и другія попадали на полъ,— эээ... да тутъ былъ кто-то!.. Что за гостиница?!
«Святъ! святъ!.. — думалъ Иванъ Павловичъ, и отъ страха его колѣна еще вытягивались,—неужели онъ догадался, что я уже вернулся?! Нѣ-этъ, онъ думаетъ, что я еще куралесю гдѣ-нибудь; недаромъ швейцаръ говорилъ: «въ самый разъ теперь». Онъ и забрался... О-о охъ-хо-хо!..»
Иванъ Павловичъ почувствовалъ прикосновеніе чего-то холоднаго къ своимъ колѣнамъ; взглянувъ, онъ затрясся всѣмъ тѣломъ: на его колѣна лѣзли чьи-то ботинки и «его» рука, рука этого ужаснаго человѣка, съ остервененіемъ тыкала и била эти колѣна.
— Что за дьявольщина!—крикнулъ «онъ»,—а-а-а...—и кровать заскрипѣла.
Иванъ Павловичъ увидѣлъ, что съ кровати нагибается всклоченная, бородатая, страшная голова...
О! Ужасъ! Онъ почувствовалъ, что пришелъ конецъ: недаромъ духъ захватило... Все помутилось! Съ отчаяніемъ рванулся онъ изъ-подъ кровати и... къ двери!
— Жуликъ!.. Караулъ! Сто-о-ой...— громовымъ, голосомъ заоралъ свирѣпый человѣкъ, рванувшись къ Ивану Павловичу и отшвырнувъ ширмы.
У самой двери Иванъ Павловичъ, полуумершій отъ страха, былъ конфискованъ,.
— А-а-ай... Жуликъ! Спасайте, кто въ Бога вѣруетъ!—взмолился несчастный.
— Сюда! Сюда! Негодяй! Сюда!—и свирѣпый человѣкъ стать тащить несчастнаго Ивана Павловича на средину комнаты, за шиворотъ.
Рубашонка несчастнаго вся собралась у его шеи. Несмотря на видимое преимущество силъ свирѣпаго человѣка, Иванъ Павловичъ, рѣшилъ защищаться до послѣдней капли крови и, отбиваясь, кричалъ:
— Спасите!
— Кто ты, нег-годяй? Кто, мерзавецъ?—самъ весь трясясь, спрашивалъ свирѣпый человѣкъ, встряхивая Ивана Павловича, какъ зайца.
— А-а-ай! Экспропріаторъ!
— А-а-а... Экспропріаторъ?., экспропріаторъ, негодяй?.. Вотъ я тебѣ!
И, размахнувшись, «онъ», какъ говорится, залѣпилъ такую полновѣсную пощечину, что у бѣднаго Ивана Павловича искры посыпались изъ глазъ. Въ страхѣ, отчаяніи, злости и остервенѣніи коллежскій асессоръ схватилъ врага за бороду и за затылокъ. Врагъ- же держалъ, одной рукой Ивана Павловича за полуизодранную рубашку у груди, а другой размахивалъ, съ полной свободой дѣйствій и съ явной тенденціей въ сторону прикосновенія личности. Началась отчаянная, страшная борьба, борьба не на животъ, а на смерть. Сопя и крича — а Иванъ Павловичъ даже плюясь,—оба со страхомъ кричали, что было силы, одно и то-же:
— Жуликъ! Экспропріаторъ!
Борьба перешла въ партерную. Оба
какъ-то мотались по полу. Что-то летѣло на нихъ, разбивалось, обсыпало ихъ.
Наконецъ, свирѣпый человѣкъ положилъ Ивана Павловича на обѣ лопатки.
— Жули — и — икъ! Экспропріаторъ! Каррраулъ!—вопилъ побѣжденный.
— Жуликъ! Жуликъ!—оралъ и свирѣпый человѣкъ, еще и еще насѣдая на оборонявшагося въ отчаянія Ивана Павловича.
Открылась дверь, и вошедшіе два лакея и артельщикъ (горничная сейчасъ-же убѣжала) увидѣли живую миѳологическую группу, великолѣпно олицетворявшую борьбу на смерть. Артельщикъ оказался умнѣе всѣхъ: схвативъ полный рукомойникъ воды, онъ прыснулъ громадной струей на эту обнаженную группу. Борьба прекратилась.
Иванъ Павловичъ, со слезами на глазахъ, бросился подъ защиту знакомаго лакея, но онъ не могъ еще ничего разсказать отъ избытка чувствъ.
— Понимаете...—тяжело отдуваясь, началъ свирѣпый человѣкъ. — прихожу... какое-то платье... книжка... Наконецъ, нахожу жулика... удираетъ... Въ полицію его!..
Появился и городовой, вызванный, можетъ быть, при содѣйствіи горничной, а сзади еще два городовыхъ съ винтовками. Послышался звонъ шпоръ по коридору... Еще и еще...
— Вы кто есть?—спросилъ городовой у въ, полномъ смыслѣ слова, потрясённаго Ивана Павловича, который стоялъ, понурившись и прижавшись къ лакею въ изодранной рубашкѣ и съ разрѣзомъ, какъ у Елены Прекрасной Наконецъ онъ пролепеталъ:
— Я... я... коллежскій асесс... пріѣхалъ вчера и... что за порядки?.. А еще первоклассная гостиница... въ своемъ номерѣ нельзя быть спокойнымъ... жулики... экспропріаторы...
— Да вы сами жуликъ!—закричалъ свирѣпый человѣкъ.
— Я въ своемъ номерѣ и поэтому желаю, чтобы...
— Баринъ,—перебилъ его лакей,— да, вѣдь, вы съ нашего коридора... Какъ-же, знаю васъ. Какъ это вы сюда-то попали, да еще въ такомъ безбѣльѣ?..
— Это-жо— мой... мой номеръ!..—Вотъ и зеркало, и кровать, диванъ, все такъ и... я очень помню, за круглой печкой и... Эхъ, вы!., первоклассная гостиница!
— Баринъ! баринъ!.. Да, вѣдь, вашъ- то номеръ этажомъ повыше...Ещё-бы надо подняться... коридоромъ ошиблись... А что касательно сходственности расположенія мебели и стѣнокъ, то но случаю старой кладки у насъ всѣ номера дружка противъ дружки сходственны насквозь доверху и веселъ... такъ и прочее.
— Ахъ! я дуракъ! дуракъ! — крикнулъ Иванъ Павловичъ.
— И вѣрно что!— согласился лакей,— дозвольте, я васъ коврикомъ прикрою... поздно уже... никто не увидитъ... Не сумлѣвайтесь... Вещи, которыя въ битвѣ изодраны, я заберу-съ...
И подъ общій хохотъ, прикрытый Иванъ Павловичъ, очень похожій въ сумеркахъ на тѣнь отца Гамлета, былъ удаленъ въ свой номеръ.
На другой день Иванъ Павловичъ сдѣлалъ визитъ «свирѣпому человѣку» и извинился за причиненное ему безпокойство. Въ буфетѣ они очень и очень выпили... мировую.
— А здорово я васъ огрѣлъ по уху! —говорилъ новый знакомый, которому Иванъ Павловичъ все, все простилъ: онъ не былъ злопамятнымъ.
— Да... ужъ извините, — лепеталъ Иванъ Павловичъ, — была игра-съ... И я васъ за затылокъ задѣлъ... ужъ извините...
Право, онъ былъ добрый малый.
Двухслойный pdf (текст под картинками)
https://yadi.sk/i/k_Lr5Elfr3gTb
pdf без маски (текст и картинки)
https://yadi.sk/i/xRcYAGizr3gVz
Двухслойный pdf (текст поверх картинок)
https://yadi.sk/i/BHCZplG6r3gV2