Вместо решения кейса предложу пИесу "нашего" Бернарда Шоу "Миллионерша" как герой (тупой громила боксер) сделал из 150 фунтов 50 тысяч, а потом их потерял, но получил в жены миллионершу)))
Показать скрытый текстЭпифания. Нет, интересно. Должно быть интересно. Замолчи. Когда Элестер сделал мне предложение — он был слишком глуп, чтобы понимать, какая это наглость! — я сдержала слово, данное отцу. Я вручила ему чек на полтораста фунтов и сказала: «Превратите их за полгода в пятьдесят тысяч, и я ваша!»
Эдриен. Вы мне этого никогда не рассказывали!
Эпифания. А зачем? Возмутительная история!
Элестер. Что тут возмутительного? Разве я не добился своего? Разве я не прошел сквозь ад, чтобы добыть эти деньги и завоевать тебя?
Эдриен (остолбенело). Вы сделали пятьдесят тысяч за полгода? Так я вас понял?
Элестер. А почему бы мне их не сделать?
Эпифания. Верьте не верьте, Эдриен, он их действительно сделал. Да, этот дурак заработал пятьдесят тысяч фунтов и получил в жены Эпифанию Оньисанти ди Парерга. Более того, обладание этими деньгами и мысль, что он сделал их сам, придало ему — вы не поверите мне! — известное величие. Я женщина импульсивная. Я сдержала слово и немедленно вышла за него. И лишь потом, когда было слишком поздно, я узнала, каким способом он их
сделал.
Элестер. Ну и каким же? Собственным умом.
Эпифания. Умом! Скажи лучше, благодаря собственной глупости, невежеству, преступным наклонностям и удаче, которая сопутствует дуракам. Ты получил мою руку, которой на коленях добивалась вся Европа. А на самом деле ты заслуживал совсем другого — пяти лет каторги.
Элестер. Пяти? Скорее пятнадцати. Вот чем я рисковал ради тебя. А что я за это получил? Жизнь с тобой оказалась пострашнее всякой каторги.
Эпифания. Она была бы для тебя раем, если бы природа создала тебя достойным такой спутницы, как я. А чем она стала для меня? Когда-то ни один мужчина не был для меня достаточно хорош. Как принцесса из сказки, я предлагала свою руку и состояние любому, кто за полгода сумеет превратить чек на полтораста фунтов в пятьдесят тысяч наличными. Люди достойные и блестящие,
младшие отпрыски самых знатных семейств либо отказывались от такого испытания, либо не выдерживали его. Почему? Да потому что они были слишком честны или слишком горды. А этот выдержал, и я оказалась навсегда связанной с жалким насекомым.
Э л е с т е р. Говори что хочешь, но тогда ты была влюблена в меня не меньше, чем я в тебя.
Эпифания. Ну и что ж! Ты был молод, хорошо сложен, изумительно играл в теннис, великолепно дрался на ринге, и общение с тобой меня возбуждало.
Сэгемор. Стоит ли углубляться в такие подробности, миссис Фицфесенден?
Эпифания. Вы, Джулиус Сэгемор, может быть, и набиты опилками, а я человек из плоти и крови. Элестер физически привлекателен, и это единственное оправдание моего замужества. У вас, надеюсь, не хватит наглости заявить, что он наделен интеллектуальным обаянием?
Эдриен. Но как он все-таки сделал эти пятьдесят тысяч фунтов? Играл на бирже?
Эпифания. Вздор ! Этот человек не способен отличить плюральной акции от обыкновенной с отсроченным дивидендом. Он не сообразил бы даже, с чего начать на бирже.
Эдриен. Но как он все-таки начал? На моем счету в банке
сегодня как раз около полутораста фунтов, и мне страшно хочется узнать, как превратить их в пятьдесят тысяч. Вы так богаты, Эпифания, что каждый порядочный человек, приближаясь к вам, чувствует себя нищим авантюристом. Вы не понимаете, что испытывает мужчина, для которого полтораста фунтов — крупная сумма, в объятиях женщины, для которой миллион — это деньги на булавки.
Эпифания. Равно как вы неспособны понять, что испытывает женщина в объятиях мужчины, которого, как ей известно, она может купить хоть двадцать раз, не переплатив при этом лишнего.
Эдриен. Вы поможете мне поместить мои полтораста фунтов, если я вам их дам?
Эпифания. Не стоит труда. Человек, который делает операций меньше чем на семьдесят тысяч в неделю, на бирже ничего не заработает. Не суйтесь в денежные дела,
Эдриен, вы в них ничего не понимаете. Я предоставлю вам все что нужно.
Эдриен. Нет, увольте: я перестал бы уважать себя. Предпочитаю позволить себе роскошь бедняка — платить за ваш кэб, билеты1 в театр, завтраки в «Рице» и одалживать вам те небольшие суммы, которые вам нужны, когда мы бываем вместе. Все удивленно смотрят на Эпифанию: она предстает им с неожиданной стороны.
Эпифания. Верно, у меня никогда не бывает карманных денег. Я, вероятно, вытянула у вас целые миллионы пятифунтовыми банкнотами. Я распоряжусь, чтобы мои банкиры открыли вам текущий счет на тысячу фунтов.
Эдриен. Нет, нет. Мне нравится одалживать вам пятерки. Но так как это угрожающе истощает мои сравнительно скромные ресурсы, я честно сознаюсь, что хотел бы научиться у Элестера искусству превращать сотни в десятки тысяч.
Эпифания. Его пример вам ничего не даст, Эдриен. Элестер — одно из чудес природы, а в вас нет ничего чудесного, кроме вашего аппетита. Так вот, слушайте. 'Каждый год в день рождения бабушка дарила ему пластинку с записью знаменитого тенора Энрико Карузо.
Случилось так, что природа, в минуту одного из своих необъяснимых капризов, наделила Элестера потрясающе звучным голосом почти сверхъестественного диапазона. Он берет такие высокие ноты, каких не брал еще ни один смертный. Он обнаружил, что может без труда имитировать граммофонные записи, и решил, что составит себе состояние как оперный тенор. Первое, что, он сделал с моими деньгами,—дал пятьдесят фунтов директору какой-то дрянной оперной труппы, находившейся при последнем издыхании, а тот позволил ему выступить
в одной из самых популярных ролей Карузо, Он даже взял меня с собой на этот спектакль.
Эллестер. Это не моя вина. Я могу перепеть Карузо. Вероятно это была интрига. Постоянный тенор этой труппы — свинья. Сам он не может взять си бемоль, не вывихнув, себе при этом шею. Но он нанял кучу разных мерзавцев, а те забрались на галерку и освистали меня.
Эпифания. Милый Элестер, суть в том, что природа, одарив тебя потрясающим голосом, к несчастью, забыла наделить тебя слухом. Реветь ты можешь громче, чем стадо в десять тысяч голов, а вот поешь по меньшей мере на четверть тона выше или ниже, чем надо. У себя
в ложе я хохотала так, что свалилась на пол в форменной истерике. Зрители свистели и шикали, но их не слышно было из-за твоего рева. Наконец хористы утащили тебя со сцены, и местный тенор закончил спектакль, после чего выяснилось, что директор сбежал, прихватив с собой
мои пятьдесят фунтов и оставив труппу без гроша. Примадонна оглохла на левое ухо — ты ревел в него изо всей силы. Мне пришлось уплатить актерам жалованье и распустить их.
Элестер. Говорю тебе, это была интрига. Почему людям не нравится мое пение? Я пою громче любого тенора и могу брать более высокие ноты.
Эпифания. Элестер, нельзя противостоять интриге, если в ней участвует весь мир.
Эдриен. И все же это не объясняет, как Элестер сделал свои пятьдесят тысяч.
Эпифания. Предоставляю ему самому изложить эту постыдную историю — он, по-моему, гордится ею. (С презрительной миной опускается в свободное кресло.)
Элестер. Все вышло очень здорово. Но, доложу вам, дело было рискованное. À сделал я вот что. После номера с оперой у меня осталась всего сотня. Тут я встречаю одного американца. Рассказываю ему, что схожу с ума по женщине, которая согласна, выйти за меня лишь на
том условии, что я за полгода заработаю пятьдесят тысяч, хотя сейчас у меня в кармане только сто фунтов. Он так и подскочил; «Милейший, раз у вас есть сто фунтов, вы можете открыть счет в банке и получить чековую книжку». «А какая мне от нее польза?» — спрашиваю я.
А он: «Возьмете меня в дело на равных долях?» Я, конечно, согласился. Что мне еще оставалось? В тот же день мы и начали. Положили деньги в банк и получили чековую книжку на сто бланков. Сняли театр, набрали первоклассную труппу, нашли пьесу. Постановка получилась роскошная: декорации дивные, девушки тоже, а уж героиня'как раз такая, каких любит публика,—глаза
злые, голос какой-то непривычный, заморский, акцент голливудский. За ценой мы не стояли, а просто все дальше и дальше, по самые уши, лезли в тысячные долги.
Эдриен. Но чем же вы расплачивались?
Элестер. Чеками, разумеется. Ведь я же сказал — у нас была чековая книжка.
Эдриен. Но как только ваша сотня иссякла, чеки оказались недействительными.
Элестер. Да, но мы их все разменяли. Адская была работа!
Эдриен. Ничего не понимаю. Как можно разменять дутые чеки?
Сэгемор. Все это очень просто. Вы расплачиваетесь за что-нибудь чеком, после того как банк уже закрылся, а еще лучше в субботу или в канун праздника. Предположим, чек выдан вами на сто фунтов, а в банке у вас ни гроша. Тогда вам приходится упросить кого-то из приятелей или
управляющего отелем разменять вам новый чек на сто фунтов. Этого достаточно для уплаты по первому чеку, но это же обязывает вас, если вас не устраивают полтора года каторги, упросить еще одного приятеля или управляющего отелем разменять вам третий чек — теперь уже
на двести фунтов. И так, оперируя этими дутыми чеками, вы просаживаете уже не сотни, а тысячи и рискуете уже не годом тюрьмы, а пятью, десятью и даже пятнадцатью.
Элестер. Если вы воображаете, что это легкая работа, попробуйте сами и убедитесь ! Мне часто снятся те дни — и это мои самые страшные кошмары! Господи! Ведь ни я, ни мой компаньон до самой премьеры ни разу не были ни в театре, ни на репетициях: мы все время подписывали чеки и разменивали их. Конечно, постепенно нам становилось легче : платили мы исправно, а значит, и кредит находить стало проще. Но самые большие расходы пошли лишь тогда, когда состоялась премьера и в кассу потекли деньги. Я бы уложился в полцены, но американец считал своим долгом платить за все вдвое и раздавать людям паи за одну лишь болтовню — он уверял, что без
этого он охладеет к делу. Впрочем, все это потеряло всякое значение, как только начали поступать деньги. Боже, как они на нас сыпались! Героиня со злыми глазами свела весь город с ума. Мы гребли деньги корзинами. Они, как вино, ударили мне в голову. Они ударили в голову
американцу. Они ударили в голову американским друзьям американца. Они купили у нас все права — на экранизацию, на перевод, на гастроли и множество других, о существовании которых я даже не подозревал. А потом они принялись перепродавать их друг другу, покуда каждый толстосум в Лондоне, Нью-Йорке и Голливуде не приобрел в них долю. В конце концов мой американец выкупил все эти права обратно за полмиллиона долларов и продал их какому-то американскому синдикату за миллион. Чтобы провернуть это дельце, понадобилось еще
полдюжины американцев, каждому из которых пришлось дать долю. Мне же нужно было всего пятьдесят тысяч фунтов. Поэтому я вышел из игры, победоносно вернулся к Эппи и потребовал ее руки. Она решила, что я великий человек. Я им и был: деньги сделали меня великим. Скажу честно: я был пьян ими, я стал совсем другим человеком. Хотите верьте, хотите нет, но я даже ростом стал выше.
Эпифания. Все это истинная правда. Несчастный не привык к деньгам, и они переродили его. А я, наивная бедняжка, даже не подозревала, что деньги способны творить такие чудеса. Ведь я с колыбели уже владела миллионами и обращала на них столько же внимания, сколько на воз-
дух, которым дышу.
С э г е м о р. Тем не менее десять минут назад, когда я предложил развод, вы спросили, на что ваш муж будет жить. Что стало с этими пятьюдесятью тысячами?
Эпифания. Он спустил их в три недели. Он купил на них цирк. Он воображал, что все, к чему он ни прикоснется, превратится в золото. Через месяц мне пришлось продавать его цирк с торгов. Он уже готов был выпустить хищников на волю и сбежать, но я успела вмешаться. Это обошлось мне в четыреста тридцать фунтов шестнадцать шиллингов семь пенсов.
Элестер. А чем я виноват? Слон заболел инфлюэнцей. Министерство здравоохранения запретило представления и не разрешало мне переехать в другой город, потому что животные могли стать переносчиками ящура.
Эпифания. Как бы то ни было, его пятьдесят тысяч принесли не прибыль, а четыреста тридцать фунтов убытка. Я ждала доходов, достойных принца и героя, а мне пришлось содержать червяка. И теперь он вдобавок имеет наглость требовать развода.
Элестер. Я ничего не требовал. Развод предложил Сэгемор. Разве я. могу позволить тебе развестись со мной? Пока я твой муж, у меня солидное положение в обществе и торговцы предоставляют мне неограниченный кредит.
Эпифания. В том числе на дамские чулки
Патриция. О! (Плачет.) Значит, это она платит за них, Элестер?
Элестер. Не беда, дорогая! Я доказал, что умею делать деньги, когда нужно. Я опять сделаю их и на собственные деньги куплю тебе столько чулок, сколько потребуется. (Встает и становится за креслом Патриции, сжав ее голову руками.) Ну-ну, дорогая, не плачь. Эпифания. Ого! Они полагают, что уже поженились.
С э г е м о р. Вопрос о разводе решать не вам, мистер Фицфесенден. Миссис Фицфесенден может развестись с вами, невзирая на ваше согласие или несогласие: ваша жена может доказать, что недавно вы покинули ее и нашли себе прибежище в объятиях мисс Смит. Суд, несомненно, выскажется в пользу миссис Фицфесенден.
Скрыть текст
С другой стороны Эпифания легко выполнила аналогичное условие)) прожить на мизерную сумму несколько месяцев
Показать скрытый текстЭпифания. А разве я не выдержала испытания, назначенного вашей матерью? Вы получите бухгалтерское подтверждение. За первые же полчаса поисков работы я выяснила, что прожиточный минимум одинокой женщины — пять шиллингов в неделю. Еще до конца первой недели я заработала достаточно, чтобы просуществовать сто лет. И заработала честным, законным путем. Я уже объясняла вам, каким.
Врач. Это не путь аллаха, милосердного и сострадательного. Если бы вы прибавили хоть пенни в час своим работницам, из которых выжимают все соки, все это грязное предприятие пошло бы прахом. Вы просто продали его Сьюперфлу, из которого вытянули за это последние гроши, а работницы по-прежнему надрываются у него за пиастр в час.
Эпифания. Рыночную цену рабочей силы изменить невозможно — это не удастся даже вашему аллаху. Но я пришла в здешнюю гостиницу судомойкой — самой неумелой из всех судомоек, когда-нибудь бивших обеденные сервизы. Сейчас я владелица этого отеля и плачу своим
служащим отнюдь не гроши.
В р а ч. На открытках отель выглядит очень привлекательно, а здешняя заработная плата была бы целым состоянием для любого труженика с берегов Нила. Но как насчет стариков, для которых гостиница была родным домом? Что вы скажете о старике, которого хватил удар? О старухе, потерявшей рассудок? О всех, кто угодил в работный дом? Вы грабили нищих! Мне ли, слуге аллаха, жить на такие доходы? Мне ли, слуге аллаха, жить на такие доходы? Мне ли, целителю, помощнику, стражу здоровья и советнику жизни, связывать свою судьбу с той, кто наживается на нищете?
Эпифания. Я вынуждена принимать мир таким, каков он есть.
Врач. Гнев аллаха да поразит того, кто оставляет мир таким, каким он его принял.
Зпифания. Мне кажется, аллах любит тех, кто делает деньги.
С э г е м о р. Все с полной очевидностью подтверждает это.
Врач. Я смотрю на вещи по-другому. Я полагаю, что богатство — это проклятье, нищета — тоже проклятье, а справедливость, правда и счастье — лишь в служении аллаху. Но все это праздные разговоры. Эта леди без труда выполнила условие, поставленное моей матерью. Но я не выполнил условие, поставленное отцом этой леди.
Эпифания. На этот счет не беспокойтесь — полгода еще не истекли. Я научу вас, как превратить ваши полтораста фунтов в пятьдесят тысяч.
Врач. Не научите. Их уже нет.
Эпифания. Но вы же не могли истратить их полностью: вы живете скудно, как церковная мышь. Что-то должно было остаться.
Врач. Ни пенса. Ни пиастра. Аллах...
Эпифания. Черт бы взял вашего аллаха! Куда. вы дели деньги?
Врач. Черт не в силах взять аллаха. В тот день, когда вы расстались со мной и отправились зарабатывать себе на жизнь, я воззвал к милосердному и сострадательному, чтобы он открыл мне, не есть ли вы одна из его бесконечных шуток. Затем я сел и развернул газету. И подумайте Î Взор мой упал на колонку, озаглавленную : «Завещания и посмертные дарения». Я прочел в ней имя,
которое уже забыл. Миссис такая-то, Клепэм-парк, оставила сто двадцать две тысячи фунтов. Она никогда ничего не делала, просто жила в Клепэм-парке. И все-таки оставила сто двадцать две тысячи. Но чье же имя шло следующим? Имя учителя, который изменил всю мою жизнь и дал мне новую душу, открыв передо мной мир науки. Я четыре года был его ассистентом. Он своими
руками делал приборы для экспериментов, и однажды ему понадобилась металлическая нить, способная выдерживать температуру, при которой платина плавится, как сургуч.
Эпифания. Купите у него для меня патент, если только кто-нибудь не опередил нас.
Врач. Он не брал патента: он считал, что наука не может быть ничьей собственностью. И у него не было ни времени, ни денег на беготню по патентным бюро. Люди, для которых наука ничто, а деньги все, сделали на его открытии миллионы. Он же оставил своей вдове, доброй женщине, заменившей мне мать, четыреста фунтов. Это давало ей в лучшем случае шиллинг в день, то есть меньше пиастра в час.
Эпифания. Вот к чему приводит брак с ни на что не годным мечтателем. Вы собираетесь просить, чтобы я помогла ей? Запомните: мне надоели неимущие вдовы. Я сама превращусь в нищую, если взвалю их всех себе на плечи.
Врач. Не бойтесь. Аллах, милосердный и сострадательный, внял мольбам вдовы. Слушайте. Однажды мне пришлось лечить премьер-министра, вообразившего, будто он болен. И вот теперь я отправился к нему и объявил, что аллаху угодно, чтобы вдове была назначена пенсия за счет
цивильного листа. Она получила ее — это сто фунтов в год. Затем я пошел в большой металлургический трест, эксплуатирующий изобретение моего учителя, и сказал директорам, что бедность его вдовы позорит их перед ликом аллаха. Они были богаты и щедры: они выпустили для нее специальные учредительские акции, приносящие три сотни в год. Они полагали, что тем самым она вступает в дело на самых выгодных для нее условиях. Да внемлет ее молитвам и будет к ним милостив тот, в ком единый источник власти и силы. Но все это потребовало времени. На уход за мужем, сиделку, похороны, передачу лаборатории и переезд на более дешевую квартиру вдова истратила все, что у нее было, хотя ни врач, ни адвокат не взяли с нее ни пенса, а лавочники не торопили с уплатой долгов: воля аллаха воздействовала на всех них сильнее, чем на британское казначейство, взыскавшее с вдовы налог на ее крошечное наследство. Между кончиной моего учителя и назначением пенсии образовался разрыв величиной как раз в полтораста фунтов. Но господь, который справедлив и точен, соизволил, чтобы руки вашего шофера и мои заполнили этот разрыв известной вам суммой. Она преисполнила сердце мое такой
радостью, какой никогда еще не доставляли мне деньги. Но вместо того, чтобы явиться к вам с пятьюдесятью тысячами фунтов, я задолжал за свое пропитание в вашем отеле и со дня на день жду, что ваш управляющий потеряет терпение и потребует уплаты.
Э л е с т е р. Ничего, старина. Свои дела вы не устроили, зато чертовски благородно поступили с вдовой. А заодно ускользнули от Эппи. Она не выйдет за вас, пока у вас в кармане пусто.
Эпифания. А почему бы нет? Из этого изобретения, вероятно, уже сделано десять раз по пятьдесят тысяч. Доктор, покрыв моими деньгами неотложные расходы вдовы, косвенным образом вложил их в изобретение. И проявил при этом исключительные деловые способности. Верно,
мистер Сэгемор?
С э г е м о р. Безусловно. Он выжал деньги из премьер-министра. Он выжал деньги из имперского металлургического треста. И устроил как нельзя лучше дела
Скрыть текст 
