В ответ на: А общий смысл такой: в переходный период, от язычества к православию, православные намеренно и
специально размещали свои храмы в языческих храмах и капищах, и на местах их расположения!
Вот что надо попытаться понять
Уважаемые читатели, участник форума - для описания происходившего тогда процесса христианизации, когда небольшая группа дорвавшихся до власти фанатиков при поддержке всей мощи государственного аппарата, начинает заново завоевывать страну с много-тысячелетней и величественной историей, культурой, для установления единомыслия в целях укрепления своей власти в империи - применил такие затейливые и витиеватые слова: мол, "размещали свои храмы" в "переходный период"! Вот так нейтрально, практически "по согласию".
Я позволю себе уточнить на фактах, кто и каким образом это делал и что происходило с самими прежними владельцами языческих храмов и их имуществом, их родственниками, а зачастую и самими сооружениями.
Показать, как происходила "христианизация" в первые века.
В пример я возьму деятельность настоятеля монастыря из Атрибы (Египет), Шенуте (ок. 348—466 гг.).
"Шенуте означает - "сын Бога". Мальчиком он пас скот в Верхнем Египте - нередкое начало большой христианской карьеры. Он довольно рано попал в Белый монастырь своего дяди Пгола. Там его часто и строго наказывали, и во искупление он так рьяно постился, что, согласно его ученику Визе, стал «кожа да кости». С 383 г. он сам стал настоятелем Белого монастыря под Атрибой, недалеко от Фив. Это был двойной монастырь, и под началом Шенуте порой находилось до 2200 монахов и 1800 монахинь.
Даже Иоганн Лейпольдт, современный биограф Шенуте, склонный оправдывать своего героя и подчеркивать, что тот был «больше, чем просто жестокий тиран», описывает как он, «наделенный богатырской силой», неутомимо истязает «язычников и грешников». Лейпольдт говорит о «сильном герое», который «столь же скор на кулак, как и на язык...». Шенуте, «великий аббат», «пророк», «апостол», не чурался ни откровенного обмана, ни убийства собственной рукой. Более того, своих монахов он мог даже за малейшие «проступки»: смех или улыбку — десятилетиями варварски истязать, а то и забить до смерти: «...земля разверзлась, и богохульник живым рухнул в ад».
Шенуте, впадавший то в экзальтацию, то в глубокую депрессию, каждую мелочь фиксировал на бумаге, любую ерунду возводил в ранг государственного преступления. При этом его интересовало «не исполнение важных монастырских правил, но исполнение ело воли как руководителя».
Показать скрытый текстВ христианские времена порка сохраняется и применяется часто: «Католического послушника доколачивали до монашества».
Правда, временами он осознавал всю жестокость своего правления и признавался, что Господь советует ему «прекратить эту большую войну». Он дает обет править мягче и предоставлять грешников суду небесному. Но подобные порывы редки. В любом проступке надлежало признаться. Доносительство поощрялось и даже вменялось в обязанность. Он собственноручно избивал монахов, так что они часто корчились на полу от боли. Шенуте —святой коптской церкви (поминается 7 абиба, т. е. 1 июля).
Монахам запрещалось беседовать друг с другом в темноте, а монахиня даже на смертном одре не могла проститься с родным братом! Лекарю-монаху запрещалось врачевать женщин, а также детородный орган мужчин. Лишь монахинь аббат не избивал лично — видимо, боялся искушения. В этих случаях его замещал постоянный уполномоченный некий «старец».
О побоях, которые аббат Шенуте назначал монахиням, сообщается в своеобразном письме, сохранившемся в литературе коптского монашества: «Феное, дочери Апа Гермефа, о которой вы нам вначале сообщили, что она совершила дурные преступления и украла — тридцать ударов палкой.
Сестре Апа Псироса, о которой вы нам вначале сообщили, что она тайно унесла нечто — двадцать ударов палкой.
Софии, сестре младшего старшины, о которой вы нам сообщили, что она упрямо и беспричинно спорила с теми, кто ее наставлял, и многими (другими), и дала пощечину или ударила по голове старшую — двадцать ударов палкой.
Дшенбиктор, сестре младшего Иоанна, о которой вы нам сообщили, что ее помыслы и сознание несовершенны — пятнадцать ударов палкой.
Таесе, сестре младшего Пшаи, о которой вы нам сообщили, что она бегала к Сансно, в дружбе и телесном влечении — пятнадцать ударов палкой.
Такусе, прозванной Ребеккой, чей рот научился лживым и самолюбивым речам — двадцать пять ударов палкой.
Софии, сестре Захарии — десять ударов палкой. Мне ведомо за что.
Все эти (удары) нанесет им старец своими руками (то есть, лично) по их ступням. Они же должны сидеть на земле, а староста и Тахом должны держать их ему, а вместе с ними старшие женщины. А также те старцы... придерживающие их ступни до тех пор, пока он не прекратит их наказывать, как и нам приходилось вначале делать с некоторыми. Тех же, кто как-нибудь будет предатствовать ему, он должен, придя к нам, назвать. Мы наставим вас, как с ними следует поступить. Если же он захочет нанести им больше ударов — хорошо, пусть будет так. Но если он захочет нанести меньше - то ему решать. Если он хочет кого-то отвергнуть — хорошо. Если же его сердце довольно некоторыми из вас, и он захочет на этот раз простить... — хорошо».
Деятельность Шенуте не исчерпывалась интенсивным и широко применяемым битьем. Его террор, главным образом, ассоциируется с искоренением язычества в Египте. В тех краях, где уже Климент Александрийский считал, что люди, поклоняющиеся идолам, «хуже обезьян», оно проводилось с конца IV в. в самых насильственных формах.
Истребительные походы всегда проходили под водительством епископов и аббатов, для которых даже самые прекрасные Храмы были очагами заразы и оплотам дьявола. Самыми ярыми разрушителями выступали «черноризые свиньи» — так греки называли монахов, которые выглядели, как люди, но жили, как свиньи. Эти аскеты были прирожденными разрушителями, а подавленные инстинкты лишь усиливали их агрессивность, к тому же ряды их пополнялись всевозможными сумасбродами и несуразными личностями. Даже происхождение наиболее выдающихся из них говорит о многом: Шенуте — пастух, Макарий — контрабандист, Моисей — грабитель с большой дороги. Антоний — двоечник. Их ученики и единомышленники предпочли «антикультуру» и снискали уважение христианского мира, не в последнюю очередь, благодаря тому, «что вышли на бой с дьяволом почти как «профессиональные боксеры».
Взбудораженными ордами, зачастую в звериных шкурах, проносились они по стране, опустошали храмы, сжигали и уничтожали шедевры искусства при малейшем подозрении, что они представляют собой изображения идолов.
С тех пор как государственные чиновники ослабили борьбу с язычеством, монахи взяли это дело в свои руки. Они всегда тут как тут, если уничтожается древняя святыня, сжигается «еретическая» церковь или синагога, а также — если запахнет деньгами. Толпы жаждущих добычи дотла опустошали заподозренные в неверии поселения. «Монахи совершают множество преступлений», — отважился пожаловаться епископу Амвросию император Феодосии I и 2 сентября 390 г. приказал выслать их из городов (впрочем, 17 апреля 392 г. император отменил свое распоряжение). Не исключено, что он вспомнил об одном тексте Либания, высокочтимого, убежденного язычника (от которого сохранилось множество речей и более полутора тысяч писем, которые делают его одной из наиболее понятных нам личностей в античности). Этот текст посвящен монахам, которыми столь пылко восхищались христиане:
«Они сжирают больше, чем слоны, и опустошают кубок за кубком», но наловчились скрывать свой образ жизни «искусственной бледностью лица». Итак, Либаний жалуется в 389 г. в своем послании императору «В защиту храмов», что монахи, подобно диким потокам, проносятся по стране и опустошают ее, разрушая храмы.
«Они штурмуют святыни, о, император, хотя еще существует твой закон, таскают за собой поленницы дров, вооруженные булыжниками и мечами, а то и без всего этого, полагаясь лишь на свои руки и ноги. После этого, как если бы это добро было бесхозным, они срывают крыши, валят стены, разбивают изображения богов и разрушают алтари. Священнослужителям остается выбор между молчанием и смертью. Разрушив один храм, они спешат ко второму, к третьему и, в насмешку над законом, хватают трофей за трофеем».
На разрушение храмов требовалось государственное разрешение.
Закон, дозволяющий это на территории Сирии, был издан в 399 г., а на Западе, где римская аристократия все еще хранила верность старой религии, храмы в том же году пребывали под защитой закона. Однако в 407 г. согласно основному закону, изданному при Стилихоне, все языческие храмы в окрестностях Рима были конфискованы. На Востоке Феодосии II в 435 г. распорядился об окончательном закрытии храмов, их очищении (от язычества) или разрушении. Однако это надлежало делать без лишней шумихи. А поскольку власти, чиновничество и солдаты зачастую относились к язычеству более терпимо, нежели дозволялось принятыми под давлением клира указами, этот клир, совместно с простым людом, без всякого права на то, занимался стихийным разрушением храмов.
Для описания этого существует эвфемизм: «христианизация». На самом же деле это были «хрустальные ночи» античности. Хотя иезуит Гризар и пытается доказать, что «иногда или даже в большинстве случаев это происходило в ответ на организованные язычниками беспорядки», в восточных провинциях, где христианство преобладало, а сопротивление язычников носило «академический» характер - уже во второй половине IV в. все больше и больше храмов разрушалось, причем фанатичные толпы нередко в кровь избивали староверующих.
Террор был загодя подготовлен публицистически, в чем принимал участие и Шенуте.
В своих трафаретных пасквилях он осыпает оскорблениями «идолов» и «идолопоклонников», почитателей деревяшек, камней, «птиц, крокодилов, диких животных и домашнего скота». Он высмеивает зажигание огней и курение ладана (что и по сей день практикуется в церкви), но не для «богов», а — колоссальная разница — для Бога (и его «святых»). При этом Шенуте применяет тактику, и по сей день популярную в религиозных, особенно в католических, кругах: перед народными массами он клеветал грубо и примитивно, разжигая ненависть и фанатизм, а в благородном обществе брал серьезный тон и старался, как бы трудно ему это ни давалось, завоевать собеседников изысканными манерами.
«И поскольку Шенуте не испытывает к язычникам и отправлению их культов ничего, кроме презрения, он восторженно приветствует ту кровавую войну, которую ведет в его время христианская чернь против последних эллинистических жрецов» Он восхваляет «справедливых правителей и полководцев», разрушающих храмы и низвергающих идолов. Он радуется, когда статуи... уносят прочь. Ему по душе христианские частушки, высмеивающие язычников и их храмы».
Шенуте - враг науки, яро ненавидевший эллинов, католический зилот, громогласно восхвалявший всех сильных мира сего, которые уничтожают храмы и статуи богов, продолжал опустошать страну. Во главе толп по-армейски вымуштрованных, хорошо распаленных и изрядно оголодавших аскетов — мясо, рыба, яйца, сыр и вино были исключены, разрешался лишь хлеб и одна порция горячей похлебки в день — он врывался в храмы, грабил их, громил и сбрасывал в Нил «идолов». Однако все, что представляло ценность, что сулило деньги, уносилось в его монастырь.
За год до своей кончины якобы в возрасте 118 лет, он подверг подобному набегу один из фиванских храмов. «После 450 г. в Верхнем Египте старым богам больше не поклонялись».
Святой неоднократно собственноручно упразднял храмы своей родины.
«Язычники, видевшие его деяния, не смели защищаться. Одни бежали, «как лисы от волков». Другие лишь умоляли: «Взгляните на наши святыни», что значило: пощадите святой храм. Лишь немногие находили в себе мужество грозить Шенуте. Мол, если ваши претензии обоснованы, вы можете обратиться в суд и там доказывать их. Действительно, в самый последний момент и среди свиты Шенуте раздались голоса, призывавшие, быть может, из страха перед возможными последствиями, пойти на мировую.
Но Шенуте считал, что его долг не позволяет ему прислушиваться к подобному. Сделав ставку на благосклонность своего архиепископа и христианского правительства, он хотел во что бы то ни стало завершить начатое дело. Он вынес из храмов все, что только можно: священные светильники, магические книги, жертвенные дары, сосуды для зерна, культовую утварь, освященные дары и даже святые изображения богов. С этой богатой добычей он возвращался в свой монастырь. Возможно, не без оснований Шенуте впоследствии упрекали в том, что он присвоил храмовые сокровища с тем, чтобы обеспечить монахам приличный доход, если настанут трудные времена.
Вскоре дело приняло плохой оборот. Когда один из языческих начальников прибыл в Антиноу, жрецы разграбленного храма пожаловались ему на Шенуте. Если они надеялись, что чиновник-язычник встанет на их сторону, то они заблуждались. Они упустили из вида, сколь сильна ненависть народа к ним и сколь велико почитание Шенуте. Короче, утром в день судебного заседания Шенуте прибыл в Антйноу не один.
Из всех окрестных деревень и поместий стекались христиане, мужчины и женщины, столь многочисленными толпами, что все дороги были забиты ими. Час от часу их становилось все больше. Вскоре они заполонили весь город, значительную часть жителей которого еще составляли язычники. И когда должно было начаться разбирательство, все собравшиеся закричали как один: «Иисус! Иисус!». Восклицания толпы заглушали голос судьи. Процесс был сорван. Шенуте же под громкие торжествующие возгласы был сопровожден в так называемую Водную церковь, где он произнес страстную проповедь против язычников».
К прочим преступлениям: разбою, разрушениям, подстрекательству и выкачиванию денег прежде всего у богатых землевладельцев-греков — присовокупилось еще и убийство.
Скрыть текст "При сожжении большого храма в Панополе был убит богатый предводитель язычников.
А поскольку аббат врывался в дома и других знатных лиц, чтобы порушить всевозможных идолов и «очистить» местность, то убивали и там. После тога как Шенуте однажды ночью в Ахмине нагрянул в дом только что уехавшего Гесия, разрушил и сбросил в реку его «идолов», потерпевший пожаловался губернатору.
«Жизнь Шенуте» так сообщает об этом случае: «С тех пор как Иисус лишил его (Гесия) его богатств, никто о нем больше не слыхивал». Видимо, это было обычной формулировкой для сообщения об очередном убийстве, совершенном святым. И когда он, по его собственному признанию, вместе со своими монахами разрушил часто посещаемую языческую статую в Ахмине, город разграбил и поджег, а жителей вырезал, их постигла участь Гесия. Вот как говорит об этом сам Шенуте:
«Больше о них ничего не слышали, и после резни их прах развеял ветер...»
В «Патрологии» Альтанера, Шенуте фигурирует как «выдающийся организатор египетского монашества», «самый значительный автор коптской церкви». Эрнст Штейн также восхваляет аббата как самого выдающегося религиозного деятеля своего народа, как «культовую личность коптской литературы». Но добавляет к этому, что «своим низким интеллектуальным уровнем и своей жестокостью, не чурающейся собственноручного убийства, он дает нам мерило духовой нищеты своей нации»."
Старая новгородская поговорка гласит «Путята крестил мечом, а Добрыня огнем»!
«Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцем есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях, и хранить себя неоскверненным от мира» (Иак.1:27)
Ну разъясни это со своей кочки.
где галиматья? чем тебе моё обрамление слов протоиерея Андрея нравится меньше царьградовского? 
(с) 
а я думал, что это экс-партийные деятели и припутинцы, а оказывается это всё либералы
