Город без плана
Григорий Ревзин
Новосибирск: конторы, фавелы и оперный театр
.
Новосибирск — город, который способен вызвать у урбаниста чувство профессиональной неполноценности.
.
Это столица Сибири, это третий по величине русский город, полтора миллиона жителей, город сильный, процветающий даже в смысле экономики, город образованный — словом, верхний уровень современной русской цивилизации.
Но это все как-то не прилагается к тому, что он представляет собой в физическом плане.
.
Огромный, тянется на десятки километров, а потом на другой стороне Оби еще столько же, и все эти километры — ускользающая от определений бесконечная невнятность.
Тут очень широкие улицы, большую часть года заполненные мокрой снежной жижей, а дома на них поставлены как-то редко, по отдельности, и все время кажется, что это еще не город, что город скоро начнется, а здесь пока еще не стоит вылезать из машины.
И вот едешь по Красному проспекту, самому длинному прямому проспекту России (7 км), уже
- и памятник Ленину проехал,
- и мэрию,
- и Никольскую часовню,
- и областное правительство,
- и вот уже большой кафедральный собор Александра Невского,
- и, наконец, Обь —
- и тут оказывается, что город-то был там.
.
Что этот бесконечный проспект через пустыри — это и был город, а что такое «еще не город» — это как раз здесь.
.
Города с великими реками — а Обь шириной метров 500–700 — стремятся выйти к ним как-то поавантажнее, тем более если никаких других выигрышных особенностей рельефа кругом не наблюдается.
Но хотя территория Новосибирска — это бесконечное более или менее болото под низким свинцовым небом, всей своей тканью город показывает, что он создан не для пустого любования бессмысленным протеканием реки.
Берег Оби в градостроительной документации получил название «депрессивные пространства».
«Конфигурация железной дороги и особенности ландшафта способствовали изоляции отдельных районов города.
Железная дорога отрезала центр города от реки Обь, на приречных территориях стихийно размещались промышленность и неблагоустроенная жилая застройка, таким образом, эти территории надолго оказались выключенными из активной городской жизни.
Связь с берегом реки не восстановлена и поныне».
Это характеристика из статьи О.Д. Лосевской «История появления депрессивных пространств в центральной части г. Новосибирска», очень мягкая и академическая.
На самом деле район какой-нибудь Сухарной улицы — это потрясающий городской пейзаж.
В каком-то смысле если вы хотите увидеть что-то действительно уникальное в Новосибирске, то вам сюда.
.
Это десятки километров каких-то немыслимых хибар, гнилого дерева и ржавого металла, населенных мигрантами из Центральной Азии вперемежку с неблагополучным местным населением,— то, что так может быть в столичном, богатом, современном городе, производит большое впечатление.
.
В Рио-де-Жанейро или Буэнос-Айресе возят в районы фавел — так вот тут есть свои, хотя менее живописные в силу суровости климата.
.
Посещение прибрежных фавел заставляет как-то смириться с тем, что — бог с ней, с Обью — надо иначе взглянуть на Красный проспект, там все же великий город, цивилизация, архитектура, это и есть центр.
.
Но он все равно не лишен странностей.
.
В принципе у Новосибирска нет центра, то, что есть, в градостроительной терминологии называется «линейный центр» — то есть собственно этот бесконечный Красный проспект и есть центр.
Это деревенская типология (где есть одна главная улица), в миллионниках она редко встречается.
Но на какой-то части Красного проспекта — скажем, от Дома офицеров до собора Александра Невского — центральность несколько сгущается.
Тут сравнительно представительные здания, магазины, иногда рестораны, кафе, учебные заведения — но ширина проспекта и пустые места между зданиями создают ощущение какого-то недостатка концентрации.
.
В градостроительстве есть понятие «паттерн застройки», это логика геометрии освоения пространства, так вот Красный проспект в роли центра — это все равно как если бы центром Москвы была Профсоюзная улица, а центром Петербурга — Московский проспект на пути в Пулково.
.
Дом офицеров — это изначально Дом инвалидов (проект 1915 года, архитектор Андрей Крячков, который построил, кажется, все значимые здания Новосибирска числом более 100) — здание, потом трижды перестроенное: в 1920-х, в сталинское и в хрущевское время.
Собор в неовизантийском стиле построили в 1899-м, архитектор недоизвестен, за образец взяты работы Василия Косякова (собор в Кронштадте), но кто доводил проект — то ли Николай Соловьев, то ли архитектор железной дороги некто К. Лыгин,— остается спорным.
То есть крайние точки — дореволюционные здания, и отсюда может показаться, что на этом отрезке проспект сложился в дореволюционное время.
Но это нет так, дореволюционной застройки почти нет.
Самое примечательное здесь — это здания 1920–1930-х годов, конструктивистские и сталинские.
Новосибирским архитектурным авангардом —
- от «Центральной гостиницы» Даниила Фридмана (1928)
- до «Стоквартирного дома» Андрея Крячкова (1937), получившего за эту работу Grand Prix на Экспо в Париже,— принято гордиться, он многократно описан и справедливо воспет.
.
На мой взгляд, однако, у него есть две проблемы.
.
— Первая, вероятно, существует только в моем восприятии, и все же решусь ее обозначить.
Эта архитектура, на мой взгляд, не слишком интересна.
В 1929 году Анатолий Луначарский приехал в Новосибирск и назвал его «русским Чикаго».
Вряд ли он имел в виду архитектуру, ничего похожего на чикагскую архитектурную школу, которая входит в любую историю архитектуры, здесь нет, речь идет о быстром росте промышленного города.
Это был период первых пятилеток, когда товарищ Сталин назвал ключом к решению хозяйственных вопросов сочетание «большевистской убежденности с американской деловитостью», и это в каком-то смысле архитектурная программа раннего советского Новосибирска.
Причем под «американской деловитостью» следует понимать промышленную простоту, свойственную заводоуправлениям.
Конструктивизм бывает интересен, когда архитекторы работают с острой композиционной логикой, а в фасадных решениях ищут нетривиальные супрематические порядки, но это не про Новосибирск.
Более или менее одинаковые прямоугольные объемы, призванные сформировать проспект, делают это деловито донельзя — как коробки на складе.
.
Даже обычное для конструктивизма средство выразительности — сплошное остекление — здесь не работает из-за суровости климата (там, где его пытались использовать, архитекторов резко критиковали).
.
— Вторая проблема гораздо более очевидна:
большинство этих зданий перестроены в сталинское время и неизящно декорированы классическими деталями.
.
Это специфическая и сегодня даже удивительная болезнь — вместо того чтобы строить в своей рыхлой среде с пустырями новые здания, новосибирские власти все время перестраивали старые.
Это при том, что норма площади на человека в городе перед войной составляла 3,15 кв. м, сотни тысяч человек жили в «нахаловках», застроенных самовольно, и они до сих пор продолжают существовать в виде упомянутых фавел.
.
Главное здание Новосибирска — это Оперный театр.
.
Это действительно уникальное здание, египетская пирамида среди оперных театров.
.
Ни одна великая опера мира не может сравниться с ним по размерам.
.
На самом деле это вообще не Опера, это гигантский девайс по производству нового мироздания.
.
Придумал его Вениамин Давыдович Вегман, старый большевик, которому никак не находилось места в структуре советской власти.
Он прибыл в Новосибирск в 1919-м и в 1920-м был назначен Сибревкомом «чрезвычайным уполномоченным по организации Сибирского советского государственного театра оперы и драмы (Сибгосоперы)».
В 1928 году эта организация преобразовалась в Комсод (Комитет содействия строительству Дома науки и культуры), который и создал программу здания.
В 1929-м Александр Гринберг (автор Дома Советов в Нижнем Новгороде) создал первый проект по этой программе.
Проект предполагал
«ДНК с
- театральным залом на 2800 человек,
- концертным залом на 1135 человек,
- библиотекой на 400 тыс. томов,
- радиостудией,
- радиоцентром,
- картинной галереей,
- музеем и
- рядом научно-исследовательских институтов».
Далее проектом занимался Михаил Иванович Курилко, сценограф Большого театра в Москве.
Курилко видел это так:
«Зрительный зал должен представлять собой только амфитеатр (по типу античных театров Греции и Рима), без партера, лож и т. п.
Он должен иметь "общность с площадкой для действий", без традиционной портальной рампы или тому подобных устройств, потому что зритель должен находиться среди "оформления или действия".
<…>
Сцена театра должна иметь свободный доступ для зрителя, а также для "массовых действий".
Театр должен быть театром техники и реальной обстановки — воздух, вода, автомобиль, трактор и пр.». М.И. Курилко предлагал синтетический сверхмеханизированный театр планетарного типа, обращаемый по желанию в цирк, для чего партер зрительного зала мог перемещаться на сцену, а на месте партера оставалась цирковая арена, которая в свою очередь могла быть трансформирована в бассейн для водных пантомим» (С.Н. Баландин. Новосибирск. История градостроительства. 1894–1945).
Этот театр начали строить в 1930 году, и быстро выяснилось, что есть три проблемы.
- Во-первых, никто не понимает, как такое построить,
- во-вторых, на строительство не хватает никаких денег,
- в-третьих, это был конструктивистский проект, а линия партии в этом вопросе изменилась.
В 1936 году Вегман, который все это двигал, был арестован и умер от пыток во время следствия (официально покончил с собой).
Проект театра пришлось переделывать.
В итоге его довели в мастерской Алексея Щусева в Москве.
Программу резко упростили, превратив здание просто в оперный театр, без бассейна, а архитектуру резко усложнили — театр был решен как cобор Святого Петра в Риме с острым выносом центрального нефа, монументальный портик которого загораживает гигантский купол.
.
Купол в Новосибирске, правда, сильно превосходит cобор Святого Петра диаметром, но зато ниже по высоте, так что и портик поприземистее.
.
По сути, весь центр города в Новосибирске и сводится к зданию Оперного театра.
.
Это странно — не храм, не Кремль, не дворец, не обком, а вот Опера.
.
У них даже Ленин стоит перед оперой, как бы как солист, и у него за спиной бронзовый хор комсомольцев. Как будто это мегаполис меломанов.
.
У архитектурного критика есть профессиональные ограничения. Вы можете критиковать проект, построенное здание, даже архитектурный ансамбль.
.
Но вы не можете критиковать город — это все равно как критиковать реку или горный хребет.
Вы можете только пытаться понять, как такое могло вырасти.
.
Вообще-то судьбу этого города, сам того не ведая, определил Николай Георгиевич Гарин-Михайловский.
Автор обаятельной, но все же относительно скромной по значению повести «Детство Темы» и менее известных «Гимназистов» и «Студентов» был выдающимся инженером-путейцем.
Он проектировал трассу Транссибирской магистрали и перенес место строительства моста через Обь в село Кривощеково — будущий Новониколаевск, а с 1926 года Новосибирск.
Он так объяснил это свое действие: «мост получится на 360 саженей меньше, что одно составит экономию, считая по 8 тыс. руб. погон моста, до 3 мил. руб.».
.
В Новосибирске принято очень высоко ценить Гарина-Михайловского, даже и как литератора, но должен сказать, что с урбанистической точки зрения это было черт знает что. Транссибирская магистраль должна была пройти через Колывань, которая обещала стать вполне приличным городом, и Томск, который тогда называли «сибирские Афины».
.
Колывань просто умерла (теперь это поселок городского типа Новосибирской области), а Томск перестал развиваться.
.
Из-за экономии 3 млн рублей, меньше процента общей стоимости Транссиба.
Вообще-то смысл строительства дорог в том, чтобы связать населенные пункты, автор «Детства Темы» этой мыслью пренебрег.
Он сэкономил и жутко гордился.
И он же пустил линию железной дороги вдоль Оби, отрезав город от реки и предопределив этим все остальное.
Это был город, созданный исключительно для нужд железной дороги.
Его центр — это собственно два поселка мостостроителей,
один на месте нынешней площади Ленина,
второй — Вокзальной,
и, судя по их фотографиям и описаниям, это были те же фавелы.
В русской колонизации Сибири есть разные сценарии —
- военный,
- торговый,
- культурно-просветительский,
но здесь не было ни одного из них.
Никакого замысла, кроме железнодорожных путей дальше в Сибирь.
Я бы сказал, что это русская колонизация в чистом виде, когда на пустое место переносятся паттерны русского расселения без дополнительного смысла.
Как умеют организовать жизнь, так ее и организуют.
У нас есть города, созданные администрацией, армией, флотом, торговлей, и у всех этих институций есть какое-то свое представление о порядке города, система ценностей и даже известное эстетическое чувство.
.
Но здесь ничего такого не было.
.
Это город, куда путем копипаста пересаживалась сама цивилизация, тело без головы.
.
В России плохо относятся к термину «корпоративное государство», но в известной мере та структура города, которая сложилась в Новосибирске,— это именно город корпоративного государства.
.
Тут нет городской жизни, тут есть здания власти и конторы корпораций.
Проблема новосибирского конструктивизма заключается в том, что все его здания — это конторы, одинаковые, как пиджаки и косоворотки, в которых они тут ходили на службу в 1930-е.
А дальше конторы только увеличивались и множились.
Здесь
- нет домов нобилитета,
- нет исторических зданий и улиц,
- нет общественных пространств
— только управленческая инфраструктура освоения Сибири.
У российских корпораций как-то нет нужды в самовыражении — им нужны только квадратные метры для расселения, которые они осваивают с американской деловитостью.
Здесь, кажется, вообще не возникало нужды в архитекторе, который нарисовал бы им образ их существования,— во всяком случае замыслов архитектора никто не уважает.
Андрей Крячков, в известной мере культовая для Новосибирска фигура (после получения им Grand Prix в Париже), получает от обкома ВКП(б) следующую характеристику:
«Под внешней нейтральностью скрывается скорее реакционное недовольство настоящим <…> Политически не развит <…> В области истмата и диамата безграмотен <…>».
В истории Новосибирска пять раз создавали Генеральный план и приняли единственный раз в 1968 году, чтобы никогда не выполнять.
Город растет как хочет и не замечает, что выросло.
У этого города нет центра, потому что функционально он никому не нужен.
В корпоративном городе контакты между людьми происходят прежде всего внутри корпораций,
железнодорожники общаются с железнодорожниками, а не с теми, кто делает уран и живет на другом берегу Оби.
.
Каждая корпорация норовит создать себе свой микрорайон и жить внутри него, и город бесконечно разрастается замкнутыми выселками.
.
Центр нужен только для идеологии, это пустое место, заполненное фантазиями партийных мечтальщиков, которые страшно боятся, что их мечта разойдется с линией партией, и поэтому перманентно ее перестраивают под новые веяния.
.
В каком-то смысле Сибирь — это самая жизнеспособная часть русской цивилизации, если угодно, ее резюме.
Это сильная инженерная страна с
- образованием,
- наукой,
- большими производствами,
- бесконечной территорией,
- еще не построенная и
- с большими планами на будущее.
В каком-то смысле это большой рой, осевший на болотах вдоль железной дороги.
.
Ее столица не то что не имеет какого-либо осмысленного образа.
.
Скорее он ей просто не нужен, и мы ее любим не за это.
web-страница
Опоздали Вы с "армией" года так на 2 минимум.
. А мы про операции говорим высокотехнологичные...
Конкретно что?
от маршрута зависит
«Жираф большой — ему видней» © «Виднее» — как огромный ярлык вместо цветка в петличке или вместо галстука, почетное клеймо на лбу. 
, или Яндекс, или Сбер, или Мэйл 
И даже популярной нынче приписки об "иноагенте" не замечено. 
