История произошла с 20-летним студентом НГУ. Не могу не поделиться - у самой сын студент. Рассказывает отец студента. Все фамилии убрала.
___________________________________
Жители новосибирского Академгородка, граждане страны!
Я не могу не обратиться к вам.
5 ноября в терапевтическом отделении СО РАН умер мой сын Дима, студент НГУ.
Дима заболел 22 октября. В этот день он ещё готовился к зачёту и ходил на занятия, но уже к вечеру стал недомогать. 23 октября мы вызвали врача. Врач сказала, что это простуда, выписала таблетки.
Пропили антибиотики, температура не спадает, появилась одышка и боль в груди.
25 октября мы вызвали скорую помощь. Приехали, при прослушивании лёгких воспаления не обнаружили. Посоветовали больше пить жидкостей.
Положение не улучшалось.
26 октября, вызванный участковый врач, дала направление в больницу. Поехала моя жена с сыном. Диму обследовали 2 часа, делали ЭКГ и другие анализы, после чего заявили, что раз нет воспаления лёгких, то госпитализировать нет оснований.
Мы стали звонить в 168 медсанчасть (платная больница в Академгородке). Получили ответ: "Больница заполнена, очередь на 2 недели".
На следующий день мы снова вызвали бригаду скорой помощи. Помню фразу одного из врачей: " Что это такой молодой, а так тяжело дышит". Обследовали, пришли к выводу, что это трахеит, посоветовали принимать чай с малиновым вареньем. Дима каждый раз радовался, что его не забирают в больницу. Ведь это значит, что у него не тяжёлое заболевание.
29 октября приходит участковый врач. Только врачи из поликлиники вели себя как настоящие врачи. Низкий им поклон. Взглянув на больного и потрогав его лоб, она прошла к телефону. Мы слышали её слова: "Приезжайте немедленно, температура 39! Ни от какой армии он не увиливает!". Скорая приехала, через некоторое время зашёл врач и сказал "пойдёмте".
Я сопровождал сына сам на этот раз. Длительное ожидание очереди, медленное оформление бумаг, взятие анализов и через 2-3 часа я сопровождаю сына в палату.
Мы (я, жена, приехавшие из Казахстана тётя и дядя Димы) облегчённо вздохнули. Теперь лечением Димы займутся специалисты. Диме ставили капельницы, брали анализы, но положение не улучшалось: температура, одышка.
В среду нам сказали, что у них нет нужного аппарата для анализа, и сообщили, что в пятницу мы можем поехать в клинику Мешалкина для этого анализа и дали направление.
В пятницу, мы с женой, на машине (на своей) повезли Диму в клинику Мешалкина. В клинике ничего про договорённость с ЦКБ не знали и регистраторша долго звонила, чтобы направить на эхоскопию . . . Где-то часа через 2-3 жена с сыном подошли к машине. Сын Петухова А.В. сказала, что у Димы бактериальный эндокардит, что его нужно перевести в кардиологическое отделение, но перевести его можно только во вторник 6 ноября.
Когда я пришёл домой, то заглянул в интернет и понял, что эндокардит — это очень опасное заболевание. И уже тогда подумал, почему же его не перевели сразу в кардиологию, которая находится этажом выше.
Но уже был вечер 2 ноября и впереди было 3 выходных дня.
Звоним в ЦНМТ (другая платная больница в Академгородке). Отвечает автомат о режиме работы больницы.
Самое страшное, что это оказались, в общем-то, выходными в лечении. В терапевтическом отделении остались одни медсёстры, которые делали заранее назначенные процедуры. Был один дежурный врач на 4 этажа больницы и, как оказалось, и реанимацию.
Положение ухудшалось. 4 ноября наш сын позвал к себе маму. Мы пришли. Он сказал: "Мне не нужна эта больница, мне нужен хороший врач". Я уговаривал его, что врачи всё делают правильно нужно потерпеть ещё только до 6 ноября.
Утром 5 ноября мама и тётя Димы посетили его, у него сильно упало давление. После обеда он вышел палаты и упал. Его затащили обратно на кровать.
Когда сообщили, что Дима в реанимации туда первой прибежала его тётя. Вот её рассказ :
5 ноября я прибежала в больницу где-то в 15.30 на 4 этаж в отделение "реанимация". Дверь в отделение была немного приоткрыта и я увидела Димочку, лежащего на кровати, он стонал, возле него была одна врач, она ему что-то делала; он кричал, говорил, что ему больно, врач спрашивала, что больно: дышать? Дима продолжал стонать. Врач обернулась, увидела, что я стою возле двери, спросила к кому я. Я показала на Диму, она сказала, что позже выйдет и другая женщина закрыла плотно дверь.
Я стояла рядом с дверью и слышала, как он продолжал стонать, потом он сказал: « Как так?"
Наступила тишина. Врач начала бить его по щекам, я слышала через дверь характерные шлепки и говорила: "Дима, открой глаза и дыши!" Затем минут через 15 приехала на лифте ещё одна врач с каким-то аппаратом, я стояла возле дверей, она сказала, чтобы я отошла подальше, после чего она не спеша вошла в "реанимацию", а я через щель увидела Диму, он лежал на кровати у окна, возле него была врач, Дима молчал, затем как - будто зашипел и задрожал. Дверь они быстро закрыли, дальше я ничего не видела, была тишина. Кровать с Димой они перекатили ближе к дверям. Я ждала еще где – то минут 15 – 20 в коридоре, потом в реанимацию поднялась на лифте ещё одна врач. Через минут 5 вышла в коридор врач, которая была изначально в реанимации, спросила, кто я? Я ответила, что родная тётя, что родители с минуты на минуту должны подъехать. Она сказала, что всё — Димы нет, он умер и начала отходить. Я закричала: "Нет, не может быть! Помогите ему!" Она ответила, что они ничего не смогли сделать, что это "внезапная смерть", они ему якобы делали минут 30 непрямой массаж сердца и ничем больше не могут помочь.
Вообще его дядя и тётя из Казахстана были потрясены убожеством ЦКБ по сравнению даже с районными больницами Казахстана.
Я прибежал в больницу, когда мой сын был мёртв. Я видел простую палату, где лежат тяжело больные люди и одно тело на кровати было прикрыто простыней. Я спросил, где реанимация. Я представлял, что реанимация — это палата с оборудованием для спасения жизни, с бригадами врачей.
Люди, у меня душа болит за ровесников Димы, за детей, за всех людей, которые могут оказаться во власти медицинской машины, в которой оказался мой сын.
Люди! Знайте!
- Врачи скорой помощи могут не знать, что существуют болезни, кроме простуды.
Приехавшие врачи удивлялись, что оказывается молодые люди тоже могут задыхаться, но предположить что-то кроме воспаления лёгких не могут. Их видимо не учили, что это может быть болезнь сердца.
- Тяжело больного человека с одышкой , с температурой, которая держится несколько дней несмотря на приём антибиотиков , могут не принять в ЦКБ.
- В специализированной сердечной клинике пациента, у которого обнаружили смертельно опасную болезнь сердца, могут отправить назад в терапевтическое отделение СО РАН.
- Праздники в ЦКБ превращаются в праздники смерти, потому, что лечение замирает (1 врач на 4 этажа!)
- Реанимация в ЦКБ состоит в ударах по щекам, непрямом массаже сердца и уколах.
Этого не должно быть!!!
___________________________________
Жители новосибирского Академгородка, граждане страны!
Я не могу не обратиться к вам.
5 ноября в терапевтическом отделении СО РАН умер мой сын Дима, студент НГУ.
Дима заболел 22 октября. В этот день он ещё готовился к зачёту и ходил на занятия, но уже к вечеру стал недомогать. 23 октября мы вызвали врача. Врач сказала, что это простуда, выписала таблетки.
Пропили антибиотики, температура не спадает, появилась одышка и боль в груди.
25 октября мы вызвали скорую помощь. Приехали, при прослушивании лёгких воспаления не обнаружили. Посоветовали больше пить жидкостей.
Положение не улучшалось.
26 октября, вызванный участковый врач, дала направление в больницу. Поехала моя жена с сыном. Диму обследовали 2 часа, делали ЭКГ и другие анализы, после чего заявили, что раз нет воспаления лёгких, то госпитализировать нет оснований.
Мы стали звонить в 168 медсанчасть (платная больница в Академгородке). Получили ответ: "Больница заполнена, очередь на 2 недели".
На следующий день мы снова вызвали бригаду скорой помощи. Помню фразу одного из врачей: " Что это такой молодой, а так тяжело дышит". Обследовали, пришли к выводу, что это трахеит, посоветовали принимать чай с малиновым вареньем. Дима каждый раз радовался, что его не забирают в больницу. Ведь это значит, что у него не тяжёлое заболевание.
29 октября приходит участковый врач. Только врачи из поликлиники вели себя как настоящие врачи. Низкий им поклон. Взглянув на больного и потрогав его лоб, она прошла к телефону. Мы слышали её слова: "Приезжайте немедленно, температура 39! Ни от какой армии он не увиливает!". Скорая приехала, через некоторое время зашёл врач и сказал "пойдёмте".
Я сопровождал сына сам на этот раз. Длительное ожидание очереди, медленное оформление бумаг, взятие анализов и через 2-3 часа я сопровождаю сына в палату.
Мы (я, жена, приехавшие из Казахстана тётя и дядя Димы) облегчённо вздохнули. Теперь лечением Димы займутся специалисты. Диме ставили капельницы, брали анализы, но положение не улучшалось: температура, одышка.
В среду нам сказали, что у них нет нужного аппарата для анализа, и сообщили, что в пятницу мы можем поехать в клинику Мешалкина для этого анализа и дали направление.
В пятницу, мы с женой, на машине (на своей) повезли Диму в клинику Мешалкина. В клинике ничего про договорённость с ЦКБ не знали и регистраторша долго звонила, чтобы направить на эхоскопию . . . Где-то часа через 2-3 жена с сыном подошли к машине. Сын Петухова А.В. сказала, что у Димы бактериальный эндокардит, что его нужно перевести в кардиологическое отделение, но перевести его можно только во вторник 6 ноября.
Когда я пришёл домой, то заглянул в интернет и понял, что эндокардит — это очень опасное заболевание. И уже тогда подумал, почему же его не перевели сразу в кардиологию, которая находится этажом выше.
Но уже был вечер 2 ноября и впереди было 3 выходных дня.
Звоним в ЦНМТ (другая платная больница в Академгородке). Отвечает автомат о режиме работы больницы.
Самое страшное, что это оказались, в общем-то, выходными в лечении. В терапевтическом отделении остались одни медсёстры, которые делали заранее назначенные процедуры. Был один дежурный врач на 4 этажа больницы и, как оказалось, и реанимацию.
Положение ухудшалось. 4 ноября наш сын позвал к себе маму. Мы пришли. Он сказал: "Мне не нужна эта больница, мне нужен хороший врач". Я уговаривал его, что врачи всё делают правильно нужно потерпеть ещё только до 6 ноября.
Утром 5 ноября мама и тётя Димы посетили его, у него сильно упало давление. После обеда он вышел палаты и упал. Его затащили обратно на кровать.
Когда сообщили, что Дима в реанимации туда первой прибежала его тётя. Вот её рассказ :
5 ноября я прибежала в больницу где-то в 15.30 на 4 этаж в отделение "реанимация". Дверь в отделение была немного приоткрыта и я увидела Димочку, лежащего на кровати, он стонал, возле него была одна врач, она ему что-то делала; он кричал, говорил, что ему больно, врач спрашивала, что больно: дышать? Дима продолжал стонать. Врач обернулась, увидела, что я стою возле двери, спросила к кому я. Я показала на Диму, она сказала, что позже выйдет и другая женщина закрыла плотно дверь.
Я стояла рядом с дверью и слышала, как он продолжал стонать, потом он сказал: « Как так?"
Наступила тишина. Врач начала бить его по щекам, я слышала через дверь характерные шлепки и говорила: "Дима, открой глаза и дыши!" Затем минут через 15 приехала на лифте ещё одна врач с каким-то аппаратом, я стояла возле дверей, она сказала, чтобы я отошла подальше, после чего она не спеша вошла в "реанимацию", а я через щель увидела Диму, он лежал на кровати у окна, возле него была врач, Дима молчал, затем как - будто зашипел и задрожал. Дверь они быстро закрыли, дальше я ничего не видела, была тишина. Кровать с Димой они перекатили ближе к дверям. Я ждала еще где – то минут 15 – 20 в коридоре, потом в реанимацию поднялась на лифте ещё одна врач. Через минут 5 вышла в коридор врач, которая была изначально в реанимации, спросила, кто я? Я ответила, что родная тётя, что родители с минуты на минуту должны подъехать. Она сказала, что всё — Димы нет, он умер и начала отходить. Я закричала: "Нет, не может быть! Помогите ему!" Она ответила, что они ничего не смогли сделать, что это "внезапная смерть", они ему якобы делали минут 30 непрямой массаж сердца и ничем больше не могут помочь.
Вообще его дядя и тётя из Казахстана были потрясены убожеством ЦКБ по сравнению даже с районными больницами Казахстана.
Я прибежал в больницу, когда мой сын был мёртв. Я видел простую палату, где лежат тяжело больные люди и одно тело на кровати было прикрыто простыней. Я спросил, где реанимация. Я представлял, что реанимация — это палата с оборудованием для спасения жизни, с бригадами врачей.
Люди, у меня душа болит за ровесников Димы, за детей, за всех людей, которые могут оказаться во власти медицинской машины, в которой оказался мой сын.
Люди! Знайте!
- Врачи скорой помощи могут не знать, что существуют болезни, кроме простуды.
Приехавшие врачи удивлялись, что оказывается молодые люди тоже могут задыхаться, но предположить что-то кроме воспаления лёгких не могут. Их видимо не учили, что это может быть болезнь сердца.
- Тяжело больного человека с одышкой , с температурой, которая держится несколько дней несмотря на приём антибиотиков , могут не принять в ЦКБ.
- В специализированной сердечной клинике пациента, у которого обнаружили смертельно опасную болезнь сердца, могут отправить назад в терапевтическое отделение СО РАН.
- Праздники в ЦКБ превращаются в праздники смерти, потому, что лечение замирает (1 врач на 4 этажа!)
- Реанимация в ЦКБ состоит в ударах по щекам, непрямом массаже сердца и уколах.
Этого не должно быть!!!
Моя котопесья банда - Фаня, Шаня, Гоша и Маркиза
Жалко не только парнишку, но еще его родных: бедная мать 
