Наука и Религия: противостояние Цивилизаций.

Российское общество, как никогда нуждается сегодня в духовной опоре. Естественно, что взоры многих в поисках высшей правды обращаются к тысячелетней христианской традиции - к российскому Православию. Несколько поколений россиян, насильно оторванных от веры отцов, никогда не державших в руках Евангелие, лишенных элементарных знаний в религиозной сфере, потянулись к церковной ограде, свято веря, что, ступая под своды древнего храма, они приобщаются к той самой Церкви, что берет свое начало от святого князя Владимира, крестившего Русь в 988 году, - к Церкви преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского. Еще бы - ведь они поклоняются тем же иконам, молятся Богу также, как сотни лет назад молились их предки. И конечно, они нисколько не сомневаются в том, что патриарх Московский и всея Руси Алексий !!, окруженный византийским великолепием, есть законный наследник в ряду святителей от первых Киевских митрополитов до святого патриарха Тихона. Но в действительности, это совсем не так. В 1927 году законное центральное управление Православной Российской Церкви было прервано большевистским насилием, а остатки гонимых христиан, спасаясь от истребления, ушли в катакомбы. На место подлинной Церкви из представителей завербованного чекистами "временного синода" митрополита Сергия (Страгородского) была образована в 1943 году Сталиным и Берией Московская патриархия - та самая, что сегодня у всех на слуху. В условиях тяжелой войны Сталин начал разыгрывать "религиозную карту", в том числе, перед военными союзниками Для этого он поручил Л. Берии и полковнику госбезопасности Г. Карпову "возродить" православную Церковь, митрополит Сергий был провозглашен Патриархом всея Руси и начал ускоренно насаждать Московскую патриархию в СССР и за рубежом. С точки зрения православных канонов, благодатные структуры управления Церковью могли быть воссозданы только по действующим на тот момент каноническим правилам, а затем, лишь воследствии, они могли быть изменены. Но в нарушение всех канонических норм в 1943-45 гг. богоборческой властью была создана совершенно новая, чуждая православной традиции религиозная организация тоталитарного типа, с новыми, ранее не существовавшими церковными правилами, со структурой управления, копирующей сталинское политбюро ("митрополит- бюро") и фактически подходящей под модное ныне определение "тоталитарная секта", не имеющей ничего общего ни с российскими, ни со вселенскими каноническими правилами Православия. По канонам Православия создание и деятельность этой организации должны восприниматься верующими "аки не бывшие", то есть недействительными. Поэтому глубокая потребность современной России в духовном авторитете и нравственном фундаменте наталкивается на косность Московской патриархии - дочернего ведомства "КГБ", десятилетия осуществляющего поставленную перед ним цель: прикрываясь религиозной деятельностью, ревностно служить антирелигиозному тоталитарному государству......
Митрополит Петр (Полянский) принял мученическую смерть (был расстрелян в 1937 году) в сталинских лагерях именно как законный Местоблюститель патриаршего престола. В условиях чудовищных гонений и репрессий со стороны ГПУ митрополит Сергий (Страгородский) в 1927 году воспользовался арестом местоблюстителя патриаршего престола священномученика митрополита Петра и объявил сам себя, вопреки канонам и уставу Церкви, "заместителем патриаршего местоблюстителя", хотя в списке кандидатов на должность законного местоблюстителя он не значился. Самозванец создал при себе антиканонический "временный синод", который до удивления быстро был признан Советской властью и зарегистрирован главным гонителем верующих - ГПУ. Сам же митрополит Сергий известен тем, что входил в состав Синода, назначенного еще хлыстом Григорием Распутиным. В 1922 Сергий поддержал обновленческий раскол, объявивший о низложении арестованного Патриарха Тихона. Будучи опытным раскольником, митрополит Сергий (Страгородский) присвоил, с помощью ГПУ, административную власть над Церковью, фактически упраздняющую возрожденную недавно соборность. Так, митрополит Сергий занялся запрещением в служении и даже отлучением других епископов, в том числе только за то, что те отказывались присягнуть в верности И.Сталину. Каноническое право запрещать и отлучать архиереев имеет исключительно Архиерейский или Поместный соборы. Тем самым митрополит Сергий со своим так называемым временным синодом присвоил себе власть большую, нежели патриарх и Поместный собор вместе взятые, не имея на то, естественно, подобных полномочий от церковной полноты. Все его полномочия проистекали лишь из собственного самозванства и из постановления о регистрации его "синода" карательным органом богоборческого режима - ЧК-ГПУ. Тем самым каноническая преемственность официальной верховной власти в Православной Российской Церкви в 1927 году была прервана...
В 1927 году новый Иуда - митрополит Сергий опубликовал свою знаменитую Декларацию, где радости социалистического государства объявил радостями Церкви. "Ваши радости - наши радости", - писал он коммунистическим правителям. Поскольку Сталин, в качестве одной из "радостей" страны советов, назвал вторую пятилетку "безбожной" и считал, что к 1937 году слово "Бог" должно было исчезнуть из советского новояза, то понятно, какими "радостями" стала жить сергианская иерархия.

Клерикализация - это явление, при котором жреческая элита выступает посредником между обществом и небесами и требует от общества и даже государства веры в свою абсолютную исключительность, в эксклюзивность своего права выражать истину в последней инстанции...
На том же собрании патриарх пригрозил "церковно-дисциплинарной ответственностью" даже заштатным и находящимся уже под запрещением священнослужителям за любые высказывания, не совпадающие с его точкой зрения. А 29 декабря 1998 года Священный Синод довел эту идею "до совершенства", особо указав на недопустимость для пастырей создания вокруг себя таких общин, в которых имеет место критическое отношение к высшему церковному руководству. Интересно, каким образом, это руководство сочетает запрет критики в свой адрес с евангельским призывом: "если же согрешит брат твой, иди обличи его ..." Среди духовенства чекисты с панагиями хотят видеть бездумных требоисполнителей, "православных шаманов", поощряющих всевозможные суеверия и магизм, законсервированных на уровне сельского жителя XIX века, но главное - своих беспрекословных рабов. В упомянутом докладе патриарх Алексий сформулировал новую теологию "красной патриархии", заявив по поводу критических выступлений некоторых священников по чисто гражданскому вопросу - принятию нового закона о свободе совести: "лица, имеющие иные мнения, по меньшей мере обязаны воздерживаться от публичного оглашения их. В противном случае они подлежат церковно-дисциплинарной ответственности. ... Каноны под угрозой строгих прещений воспрещают клирикам обращаться к государственным властям самовольно, без соизволения вышестоящей церковной власти".
Устав об управлении РПЦ, ее гражданский Устав, типовой Устав приходов РПЦ, по своим требованиям жёсткой иерархической субординации всевластия Синода над епископатом, устанавливает церковный строй, в основе своей противоречащий православному каноническому праву, в частности постановлениям Поместного Собора РПЦ 1917-18 гг., церковную структуру, соответствующую не "Святой, Соборной и Апостольской Церкви", а военизированной, построенной на основе беспрекословной подчиненности младшего командира старшему по всей вертикали исполнительной власти. .....
Усилению тоталитарных свойств Моспатриархии способствовало также отторжение у общин и передача в централизованное владение высшему церковному руководству всего движимого и недвижимого имущества - всех зданий, предметов религиозного назначения, финансовых, земельных участков (Гражданский Устав РПЦ, 111, 15), что ведет к огромной концентрации власти в руках Патриарха и Синода. Именно эта антиканоническая церковно-номенклатурная приватизация, изъятия из ведения приходов собственности создает материальный фундамент тоталитаризма и всевластия руководства Патриархии над всеми сторонами церковной жизни.
Решительным шагом на пути превращения Моспатриархии в тоталитарную секту явилось узурпаторское решение Архиерейского Собора, состоявшегося в 2000 г., о передаче полноты власти в РПЦ от Собора Поместного Собору Архиерейскому и к тому же произвольной отмене обязательности сроков созыва Поместных Соборов, которые являлись "святая святых" канонического устройства Русской Православной Церкви (по определению последнего Поместного Собора РПЦ, состоявшегося в 1990 г., Поместный Собор должен был собираться в обязательном порядке не реже одного раза в пять лет)....

В христианстве убийство всегда считалось грехом, хотя убийство врага на справедливой войне или злодея, хотящего совершить преступление, оправдывалось на исповеди. Отдельные священники, правда, заявляли, что "убийство может быть и добродетелью" (журн. "Штурм", № 11-12,1996). В советский период под давлением властей иерархи обличали американские крылатые ракеты, однако до признания советских ядерных ракет "благословенными" и "православными" раньше еще никто не додумывался - даже в Совете по делам религий и отделе пропаганды ЦК КПСС! И вот теперь Патриарх Московский Алексий Второй, посетив Центр управления ракет стратегического назначения, назначил небесной покровительницей этих ракет святую Варвару - очевидно, чтоб ракета, не дай Бог, не пролетела мимо Вашингтона или Парижа. Еще дальше превзошел коммунистическую пропаганду "Всемирный Русский Народный Собор", о котором подробно будет идти речь в следующей главе,-одна из самых фундаменталистских право-славных организаций, возглавляемая Патриархом Московским и всея Руси Алексием и унаследовавшая многие черты дореволюционного "Союза русского народа".
Этот "Русский Собор" уже заявлял о претензиях на государственную власть и о непризнании существующих в мире границ. На созванном митрополитом Кириллом по благословению Патриарха полузакрытом заседании 12 ноября 1996 года, о котором относительно подробно сообщила лишь газета "Сегодня" за 13.11.96, соборяне призвали себе на помощь и благословили знаменитые ракеты SS-18. Экзальтированные черносотенцы, похоже, стали превращаться в подобие афганских талибов, грозящих всему миру "православным шариатом".
30 лет западный обыватель жил в страхе, что по воле какого-нибудь непредсказуемого или перепившегося генсека КПСС советские атомные ракеты устроят коммунистический конец света. Но вот коммунизм рухнул, СССР распался, обыватель облегченно вздохнул и... напрасно! На смену секретарям ЦК по идеологии выехал новый "всадник на бледном коне" - в митрополичьем клобуке, держащий в руке не слово Божье, а ракету SS-18. Митрополит Кирилл Гундяев объявил, что в расширении НАТО он видит библейские признаки пришествия Антихриста. Отменив волю Божью, новый идеолог РПЦ дал новое геополитическое понимание идеалов Третьего Рима и Святой Руси: "Россия не страна, а континент".
Представитель синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными Силами протоиерей Константин Татаринцев углубил мысль старшего товарища, предав анафеме пацифизм и объявив, что на ядерном оружии только тогда есть печать первородного греха, когда оно созидается без православной молитвы. Пастырь Христов призвал перечислять часть пожертвований на храм от верующих на нужды ракетно-ядерного комплекса. Ядерное оружие США, созданное без православной молитвы, было названо "сатанинским".
Верхом кощунства прозвучала идея, что, поскольку советские ракеты, делались в Арзамасе-16, то живший в тех местах веком раньше преп. Серафим Саровский является небесным покровителем оружия массового уничтожения. Более того, в ряде выступлений ракеты, предназначенные для уничтожения миллионов мирных граждан, были названы "нашими ангелами-хранителями". Это новое богословское открытие: раньше в православии считалось, что существуют 9 чинов ангелов, но теперь в Московской Патриархии открыли десятый.
В последнее время много говорилось о том, что созданная в 1943 году Сталиным и Берией Московская Патриархия несет моральное разложение российскому обществу и угрозу национальной безопасности. Однако теперь становится ясным: этот религиозный монстр опасен для всего мирового сообщества, для мира во всем мире. Он может существовать только в условиях породившей его тоталитарной диктатуры как один из инструментов подавления свободы мысли, совести и религии, как одно из средств пропаганды мировой тирании под флагом Третьего Рима. На несогласных c этой возрожденной феодальной инквизицией призывается "огонь и сера" небес - "православное ядерное оружие".

Перечислим основные принципы "Символа веры" православного "талибана" Московской Патриархии:
1. Ретроспективность мировоззрения - обращенность назад, сакрализация прошлого. Подлинная истина - лишь в древнем благочестии (не древнее Переворота!).
2. Вера в незыблемость, истинность лишь старого стиля (юлианского календаря). Фундаменталисты - принципиальные старостильники.
3. Неприемлемость богослужения на современных языках: для россиян - недопустимость служения на русском.
4. Запрет уставных богослужебных изменений.
5. Приверженность идеи псковского старца Филофея (XV в.) - "Москва - Третий Рим". И отсюда:
6. Политико-религиозная жажда восстановление в России монархии, империи и церковно-государственной симфонии, якобы существовавшей до 1917 года.
7. Воинствующий антиэкуменизм, требование выхода РПЦ из Всемирного совета церквей (вслед за Болгарской и Грузинской Церквями).
8. Крайняя враждебность к инославным: католикам, протестантам и др. естественно вплоть до деструктивных сект.
9. Враждебность к Западу, к его политическому общественному укладу, к западной культуре. Особенно к США и военному союзу НАТО.
10. Неприятие демократии, демократических свобод, прав человека и в особенности - свободы совести. На архиерейском соборе РПЦ в августе 2000 года была принята концепция крайнего неприятия права на свободу совести: "Утверждение юридического принципа свободы совести свидетельствуют об утрате обществом религиозных целей и ценностей, о массовой апостасии и фактической индифферентности к делу церкви и победе над грехом".
11. Антисемитизм, уверенность, что во всех несчастьях России повинны евреи.

4. Зарубежная Церковь и нацистский режим

Теперь перейдем к конкретным обвинениям в "сотрудничестве с нацистским режимом".
В виде самого компрометирующего факта (за отсутствием иных) обвинители всегда приводят благодарственный адрес первоиерарха Зарубежной Церкви митрополита Анастасия (Грибановского) Гитлеру как главе германского правительства в 1938 году – за щедрое пожертвование на постройку православного собора в Берлине. Но не нужно забывать, что это было еще до начала Второй мiровой войны, что правительство Гитлера было законно избрано и признано всеми странами мiра и что в таких случаях принято выражать официальную благодарность. Хвалебные же выражения в тексте (Гитлер был назван «вождем в мiровой борьбе за мир и правду», за которого «верующий русский народ, стонущий под игом рабства и ожидающий своего освободителя, постоянно возносит к Богу молитвы»[15]) следует рассматривать в описанном выше историческом контексте с учетом шедшей религиозной войны в СССР.

Заметим также, что текст этого адреса был составлен заранее приходским советом храма. Митрополит Анастасий не одобрил и хотел изменить, «исключив из адреса все, что не имело прямого отношения к главной цели его – выразить благодарность жертвователю – Германскому правительству и его главе... Однако это оказалось практически неосуществимым ввиду того, что адрес в таком виде прошел уже через официальную цензуру»[16].

Еще более понятными и этот прорусский жест Гитлера, и ответная благодарность Церкви предстанут на фоне общего положения в Германии. В марте 1936 году Германская епархия Русской Зарубежной Церкви получила государственный статус "корпорации публичного права" (какой имели ранее только католики и протестанты). Именно вокруг этой русской епархии немцы тогда решили объединить остальные эмигрантские православные общины на территории Рейха (прежде всего это касалось 13 "евлогианских" приходов, подчиненных Парижу). Однако эта мера была предпринята не по инициативе Зарубежной Церкви (ее даже не спрашивали). Германское правительство само стремилось "централизовать" управление каждым вероисповеданием – в целях лучшего контроля.

Выбор в пользу Русской Зарубежной Церкви немецкие власти обосновали тем, что она, во-первых, «не только объединяет в настоящий момент почти всех русских православных архиереев за пределами России, в Европе, на Дальнем Востоке и в Америке, но... и повсеместно признается канонически безупречной, и, во-вторых, она ни разу не уклонилась от выбранной и в данных условиях единственно возможной и правильной линии, которая состоит в следующем: самостоятельная организация церковной жизни за рубежом, пока вновь не возникнет возможность воссоединиться с русской Церковью на родине... в соответствии с указом почившего Патриарха Тихона, изданным в то время, когда он еще был на свободе и не подвергался какому-либо нажиму со стороны советского правительства»[17].

Митрополит же Евлогий, напомним, имел под собой только 6 % приходов всего православного зарубежья и к тому же сначала был в советской юрисдикции, а затем «самовольно перешел в юрисдикцию греческого Вселенского Патриарха – этот путь трудно признать каноническим»[18] (это понимали даже немецкие чиновники); тем самым "евлогианская" юрисдикция перестала быть русской. Таким образом, Германская епархия Русской Зарубежной Церкви была признана единственным юридическим лицом и владельцем всего дореволюционного имущества Русской Церкви на территории Германии.

Отметим также, что СССР от этого имущества отказался по собственной инициативе. В ноте Совнаркома от 16.01.1935 говорилось: «Посольство СССР в Германии еще в предшествующие годы заявляло, что Правительство Союза ССР в судьбе означенного имущества не заинтересовано и не предполагает заявлять на него какие-либо претензии... Правительство Союза ССР не будет реагировать в дальнейшем на какие бы то ни было обращения к нему по этому делу»[19]. Поэтому, когда после войны были попытки со стороны "евлогиан" и СССР вернуть утраченные храмы, немецкое решение 1930-х годов рассматривалось демократическим судом ФРГ, было признано естественным и оставлено в силе[20].

Но, разумеется, немцы в своем выборе руководствовались не только каноническими причинами. Очень важно было и то, что глава "евлогианских" приходов находился на территории недружественного Германии государства (масонско-демократической Франции), где «на митрополита было оказано давление со стороны», чтобы не объединяться с зарубежным Синодом, – отмечали хорошо информированные сотрудники Рейхсминистерства по делам религий.

Поэтому итог сравнения с немецкой точки зрения был логичен: Русская Зарубежная Церковь «собрала вокруг себя самые активные правые элементы, наиболее последовательно мыслящие национально, которые больше всего способны к антибольшевицкой борьбе, в то время как очень многие люди, которые занимают главенствующее положение среди паствы митрополита Евлогия, склоняются влево, имеют в высшей степени либеральные взгляды... Все их публикации... недвусмысленно доказывают, что они служат известным неправославным и даже собственно не русским, а скорее интернациональным и в любом случае антигерманским интересам и тем самым оказывают услуги мiровому масонству и большевикам»[21].

Приводя эти немецкие документы, исследователь данной темы А.К. Никитин отмечает также, что германские власти, кроме стремления к унификации православных юрисдикций, имели и пропагандную цель: в СССР в это время "безбожной пятилетки" шли жесточайшие преследования Церкви – и гитлеровский режим старался представить себя идейным противником большевизма, поддерживая Православие. Германия надеялась этим привлечь к себе симпатии других православных стран как возможных союзников – Румынии, Болгарии, Греции, а также поначалу и сербов в Югославии.

Поэтому в 1939-1940-е годы Рейхсминистерство по церковным делам предприняло и ряд других шагов, чтобы завоевать симпатии православных верующих. В частности, после немецкой оккупации Польши, где в 1930-е годы были жесточайшие гонения польских властей на Православие с арестами духовенства (только в одном 1938 году было отнято 114 православных храмов), немцы постарались восстановить справедливость: «православное население встречает доброжелательное отношение со стороны немецких властей, которые по первой просьбе населения возвращают ему отобранное поляками церковное имущество»[22].

В самой Германии готовилось открытие финансируемого государством Богословского академического Института в Берлине, который должен был заменить "евлогианский" Институт в Париже и закрытый после оккупации Польши православный факультет Варшавского университета. В подготовке участвовали архиепископ Серафим (Ладе), епископ Василий (Павловский), философ Н.С. Арсеньев, проф. Дорошенко, проф. архимандрит Грегор (Перадзе)[23].

В этом же русле лежала и упомянутая постройка православного собора в столице Рейха, одобренная лично Гитлером; она была представлена как важное политическое событие, поэтому и понадобился благодарственный адрес Гитлеру. Заметим, что ни один из епископов в других странах (даже противников Германии) не осудил тогда этого адреса, который был само собой разумеющимся. Поздравления и подарки в связи с постройкой этого храма Русская Зарубежная Церковь получила от православных Церквей из Сербии, Болгарии, Греции, Польши, Сирии...

Более того: можно привести пример, как не менее горячо подчеркивал свою лояльность гитлеровскому режиму глава либеральной "парижской" юрисдикции митр. Евлогий: «Если правительство германского Рейха пожелает привлечь русские православные церкви к сотрудничеству в борьбе с коммунистическим безбожным движением, как и с другими движениями, работающими против христианства.., то правительство Рейха найдет с нашей стороны полное согласие и поддержку»[24].

Скорее всего его письмо объясняется, нежеланием терять контроль над своими приходами в Германии. Однако несправедливо перелагать на Зарубежную Церковь ответственность за давление немцев на эти приходы. Зарубежная Церковь не только не воспользовалась этим для их подчинения себе, но и сделала все возможное в той ситуации, чтобы смягчить последствия гитлеровского диктата, нередко защищая "евлогианское" духовенство перед властями и выработав с ним соглашение, максимально обезпечившее им самостоятельность и внутрицерковную жизнь. В частности, после оккупации немцами Бельгии Берлинский «архиепископ Серафим буквально вызволил из гестапо главу "евлогианской" общины в Бельгии архиепископа Александра (Немоловского) Брюссельского, взял его на поруки, поселив при русском храме в Тегеле и таким образом спас его»[25].

Теперь кратко затронем и следствия политических решений II Собора уже в годы советско-германской войны.

5. РПЦЗ в годы советско-германской войны

Следует подчеркнуть, для западных демократий главной целью во Второй мiровой войне была победа над европейским фашизмом, в котором мiровая закулиса видела своего самого опасного тогда противника. Но она по обыкновению предпочла расправиться с ним чужими руками, то есть русской кровью. Для этого в среде фашистских государств на американские кредиты был вскормлен в качестве "полезного идиота" Гитлер, которого с его устремлениями было нетрудно подтолкнуть на захват земель на Востоке (фюрер писал об этом уже в своей ранней книге "Mein Kampf"). Но подтолкнуть не для сокрушения СССР, как часто пишут недальновидные красные патриоты, а для уничтожения европейского фашизма усилиями СССР. Иначе зачем было бы США помогать Сталину огромными поставками оружия и стратегических материалов (18 тысяч самолетов, 12 тысяч танков, 409 тысяч автомашин, боеприпасы, металлы, бензин, оборудование для целых заводов, продовольствие)? Без этого «мы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну», – признавал маршал Г.К. Жуков в откровенных беседах[26]. То есть это был уже открытый военный союз западных демократий с богоборческим СССР для сохранения его режима, чему русская эмиграция не могла симпатизировать.
Однако в годы этой войны в русской эмиграции не было подлинных "пораженцев" (сравнимых с позицией пораженца-интернационалиста Ленина в Первой мiровой войне). Эмигранты, включившиеся в советско-германскую войну на стороне немцев, желали поражения не России, а той антирусской власти, которая ее оккупировала в кровопролитной войне против русского народа. В сравнении с нею большинство эмигрантов естественно видело меньшее зло в Германии, которую они попытались использовать в сложившейся ситуации. Гитлеризм к началу войны еще не проявил своего подлинного лика, германское общество было неоднородно, немцы проводили успешные социальные реформы, раздавали антикоммунистические обещания, признали Православие одной из главных религий на территории Рейха – это возобновило надежды на тот самый "крестовый поход" Европы против коммунизма, к которому призывал Бунин в 1924 году в известной речи о миссии русской эмиграции и к которому себя готовил Русский Обще-Воинский Союз (в него были преобразованы Белые армии в зарубежье).

Многие вспоминали и слова почитаемого афонского старца о. Аристоклия, который, умирая в Москве после революции, пред своей кончиною предрек: «Спасение России придет, когда немцы возьмутся за оружие... Надо будет русскому народу пройти через многие еще унижения, но в конце он будет светильником веры для всего Мiра"»[27].

Такие надежды встречались во всех церковных юрисдикциях, что проявилось при нападении Германии на СССР. Противники Зарубежной Церкви обычно указывают в этой связи лишь на заявление пребывавшего в Париже ее митрополита Серафима (Лукьянова, после войны он присоединился к Московской патриархии): «Да благословит Всевышний великого Вождя Германского народа, поднявшаго меч на врагов самого Бога... Да исчезнут с лица земли масонская звезда, серп и молот»[28]. Но и принадлежавший тогда к "евлогианской" юрисдикции архимандрит Иоанн (Шаховской, будущий архиепископ Сан-Францисский в Американской Церкви) тоже приветствовал начало войны против СССР: «Кровавая операция свержения Третьего Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу»[29]. И даже клирик юрисдикции Московской Патриархии о. Георгий Бенигсен вспоминает о начале войны в Риге: «На всех лицах затаенная радость...»[30].

Антирусские места в "Майн кампф", о которых предупреждал генерал Деникин (противник союза с Германией), большинством не принимались всерьез: эта книга была написана в 1924-1925 годах тогда еще мало известным авантюристом, и имелась надежда на поумнение ее автора на посту главы государства. К тому же русофобии (особенно в 1939-1940 годы, после заключения пакта Молотов-Риббентроп) хватало и со стороны демократий.

Итак, для русской эмиграции главный выбор во Второй Мiровой войне заключался не в том, кто "лучше", нацисты или демократы (чтобы защищать их во французской или американской армии), а в том – включиться ли в события на русской земле, стараясь использовать их для помощи своему народу, или остаться в стороне от этих событий. Поэтому многие правые эмигранты сочли меньшим злом Германию не столько потому, что поверили в объявленный Гитлером "крестовый поход", сколько потому, что надеялись сами превратить войну в такой поход – при его поддержке населением России.

Все это стало причиной того, что в рамках германско-советской войны возникло некое подобие и продолжение гражданской войны, и Русская Зарубежная Церковь была по-прежнему на стороне белых. Они прямо рассматривали это как продолжение прежней гражданской войны (поэтому назвать их "предателями" нельзя: они советской власти не присягали, а были ее изначальными противниками), а для миллионов оказавшихся под немцами советских граждан это была их собственная попытка избавления от коммунистической власти. Но и говоря о них, не следует забывать, что после революции прошло лишь два десятка лет, все взрослое население помнило дореволюционную Россию и свою присягу Царю, Помазаннику Божию (приносившуюся всеми подданными по достижении совершеннолетия), как и то, что сделал с Россией большевизм, – соответственным было и их отношение к советской власти.

Основания для надежд на такой исход событий в России были: в первые месяцы войны советские солдаты не были готовы воевать за коммунистический режим (несколько миллионов попали в плен вопреки приказу живыми не сдаваться), а народ, помня "культурных" немцев по прежней войне, встречал "освободителей" хлебом-солью. Это были не единичные случаи, а повсеместное стихийное явление лета 1941 года, описанное множеством свидетелей и заснятое на пленку кинооператорами. После двух десятилетий террора настроения в СССР были такие, что, если бы на оккупированных немцами территориях были созданы независимое Российское правительство и освободительная армия, – им не потребовалось бы боев с советскими войсками: достаточно было бы одного морального воздействия.

Поэтому не только в эмиграции, но и у многих советских военачальников возникла мысль о вооруженной борьбе за освобождение от коммунистического режима, и многие из них тоже были убеждены, что их поддержит народ. Один из руководителей нынешнего немецкого Научного центра военной истории Й. Хофман на основании документов показывает, что в 1941 году такое мнение высказывали попавшие в плен командующие советскими дивизиями, корпусами, армиями – генералы Ф.А. Ершаков, С. Огурцов, Снегов, П. Абранидзе, Бессонов, Кирпичников, Д.Е. Закутный, Ф.И. Трухин, И.А. Благовещенский, Егоров, Куликов, Ткаченко, Зыбин, Х.Н. Алавердов, М.И. Потапов, М.Ф. Лукин. В 1942-1943 годах, помимо А.А. Власова, Г.Н. Жиленкова, В.Ф. Малышкина, такую же готовность выражали генералы М.М. Шаповалов, И.П. Крупенников, Ю.А. Музыченко, П.Г. Понеделин, полковники В.И. Боярский, К.Л. Сорокин и др.[31]

Все они ставили условием – создание независимого русского правительства со статусом союзника Германии. Эта идея находила положительный отклик в немецких военных кругах. Не следует забывать, что германское общество, в отличие от советского, еще не успело стать полностью тоталитарным; между старыми военными и нацистской партией имелись серьезные разногласия. Расистскую антиславянскую политику Гитлера считали губительной для Германии многие представители высшего военного слоя: В. фон Браухич, Ф. фон Бок, Вагнер, Герсдорф, Р. Гелен, В. Канарис, Г. Линдеман, граф фон Шенкендорф, Г. фон Кюхлер, Х. фон Треско, фон Ренне, В. фон Фрейтаг-Лорингхофен, К. граф фон Штауфенберг и др. – из-за этого многие из них были смещены Гитлером со своих постов. Наиболее оппозиционные круги, к которым примыкали также дипломаты (бывший посол в Москве В. граф фон дер Шуленбург), банкиры и промышленники (в Германии не была запрещена частная инициатива), отчаявшись повлиять на фюрера, устроили на него 20 июля 1944 года покушение (неудачное: сотни человек были казнены)...

Именно с такими немцами искали сотрудничества как эмигранты, так и решившийся на создание Русской Освободительной Армии (РОА) ген. А.А. Власов, считая, что некоторый компромисс допустим, а освобожденная от коммунистов огромная Россия не даст себя поработить иноземцам. Но Гитлер, как и его ближайшее партийное окружение (Розенберг), отвергали саму мысль о союзе с русскими.

Этим воспользовался Сталин, перехватив лозунг русского патриотизма. Он привлек к делу обороны уцелевших епископов и "большевицкими темпами" (его тогдашнее выражение) восстановил в сентябре 1943 года патриаршество и Синод. Епископов свозили в Москву из лагерей специальными самолетами. Но неужели можно обвинять зарубежных епископов в "услужении Гитлеру" – за то, что они, собравшись в октябре 1943 года на совещание в Вене, не признали такую большевицкую процедуру назначения Патриарха каноничной?.. За то, что они не поверили в патриотизм коммунистической власти еще недавно провозгласившей "безбожную пятилетку"?

Вот и в книге митрополита Санкт-Петербургского Иоанна (Снычева) об этом сказано следующее: «..."примирение" с властью далось церковной иерархии дорогой ценой компромиссов, безусловно, болезненных для православного сознания. В первую очередь это касается участия священноначалия в кампании прославления Сталина, что было безоговорочным условием "примирения". "Глубоко тронутые сочувственным отношением нашего всенародного Вождя, Главы Советского Правительства И.В. Сталина к нуждам Русской Православной Церкви, приносим Правительству нашему общесоборную искреннюю благодарность", – писали "вождю всех народов" в 1943 году съехавшиеся на архиерейский собор епископы. Конечно, все это было вынужденным и не отражало их действительной точки зрения, но факт остается фактом – антихристианская диктатура в СССР не изменила своей внутренней сущности, она лишь приспособилась к новым условиям»[32], – пишет митрополит Иоанн (курсив наш). Именно так это восприняли тогда и епископы Зарубежной Церкви.

Кстати, одновременно это Венское совещание направило докладную записку германскому правительству с критикой его политики на оккупированных территориях в России; никаких приветствий Гитлеру не было[33]. Секретарь Одесской митрополии МП, преподаватель духовной семинарии о. Андрей Новиков, исследовавший эту тему, пишет: «С апреля 1942 года и до конца войны иерархи РПЦЗ уже не называли Гитлера или немецкую армию "борцами с коммунизмом" – даже Троицкий, везде выискивавший подобный "компромат", не может привести ни одного такого или похожего высказывания»[34]. Во время богослужений в Зарубежной Церкви молились не о «победе Гитлера», а о «помощи Божией для освобождения Родины от большевицко-коммунистического ига» и о прекращении войны: «Еще молимся о еже утолити вся крамолы, нестроения, раздоры же и кровопролитные брани, грех ради наших сущия, и прекратити вскоре брань, и мир всему мiру даровати...»[35].

Важно понять и то, что для Русской Зарубежной Церкви и в годы войны главными были не политические соображения, а духовные, пастырские. Она почти не имела доступа к соотечественникам на родине (гитлеровские власти запрещали эмигрантам ездить на оккупированные российские территории), но не могла оставить на произвол судьбы миллионы русских людей, оказавшихся к западу от линии фронта. Она не могла быть равнодушной к их надеждам и усилиям, к их выбору меньшего зла.

Зарубежная Церковь прилагала огромные усилия и для спасения советских пленных, от которых Сталин отказался как от "изменников Родине". СССР отказался подписать международную конвенцию о гуманном обращении с пленными, – предоставив Гитлеру морить их голодом на законном основании. В то время как пленные западных армий содержались в сносных условиях, под опекой Международного Красного Креста, – советские умирали с голоду. К лету 1942 года их погибло около 2 миллионов человек; лишь после этого, благодаря протестам адмирала Канариса, фельдмаршала фон Бока и других немецких военачальников, русских пленных стали лучше кормить и использовать в качестве рабочих.

В общем можно сказать, что представители Церкви в то сложное время не столько брали на себя духовное водительство военно-политической борьбой против безбожных поработителей Отечества, сколько выполняли свою вечную пастырскую миссию спасения душ, считаясь с войной как с фактом. Как недавно напомнил архиепископ Серафим (Дулгов), в годы русско-японской войны именно так повел себя архиепископ Николай (Касаткин) в Японии: он оставался со своей японской православной паствой в стране, воевавшей против России, а ведь японцы были коварным врагом!.. Тем не менее архиепископ Николай исполнил свой пастырский долг, против чего российской церковной властью не было высказано ни слова упрека; недавно он был причислен к лику святых как Московской Патриархией, так и Зарубежной Церковью.

Так же и священники власовской РОА и русских эмигрантских частей были со своей паствой там, куда ее позвал патриотический долг, помогая ей быть достойной звания христиан в столь трудном положении. Они принимали исповеди, причащали, отпевали погибших. Приходилось и разъяснять основы Православия бывшим советским военнослужащим (как, например, в школе РОА в Дабендорфе). И снова заметим, что православное духовенство в странах, воевавших против немцев, не осуждало за это своих собратьев в Германии, полагая, что им на месте виднее, как поступать.

Следует также подчеркнуть, что против Красной армии власовская РОА, сформированная лишь в начале 1945 года, участвовала лишь в одном-двух боях, а затем освободила от немцев же Прагу. (Название РОА чисто пропагандно носили также небольшие подразделения в Вермахте, составленные уже в первые годы войны из бывших советских военнослужащих, но они ни к Власову, ни к эмиграции, ни к Зарубежной Церкви отношения не имели.) В Югославии союзный с РОА эмигрантский Русский корпус до прихода туда советских войск воевал только с коммунистическими партизанами Тито, обороняя от них города и села.

В целом же в годы войны русское антикоммунистическое движение было шире, чем РОА, оно включало в свои политические структуры широкие слои населения – несколько миллионов человек. Поэтому многие называют его Русским Освободительным Движением (РОД). Для сравнения стоит привести цифру тех эмигрантов, которые участвовали в войне на стороне демократий. В Европе больше всего русских оказалось во французской армии (было мобилизовано по призывному закону около 3 тысяч) плюс несколько сот добровольцев в "Сопротивлении"[36]... Наверное, не намного больше их было и в американской армии.

Возглавление Зарубежной Церкви во время войны оставалось в Сербии, причем митрополит Анастасий вел себя по отношению к немцам совершенно независимо. Например, он воспротивился попытке немцев расколоть Сербскую Церковь и запретил в служении русского епископа, возглавившего раскольничью Хорватскую Церковь. План германских властей «относительно пропагандистского использования Венской конференции потерпели неудачу», русские архиереи буквально выставили с совещания немецких наблюдателей из СД, вызвав их возмущение[37]. Из документов и переписки немецких инстанций, опубликованной Шкаровским и Никитиным, очевидно, что у них не было возможностей влияния на зарубежный Синод. Поэтому немцы изолировали митрополита Анастасия и несколько раз подверга и обыскам.

*

В любой гражданской войне каждая из сторон может привести те или иные весомые аргументы для оправдания своей позиции. Для православного же человека главным критерием в оценке противоборствующих сторон должно быть их отношение к главной Истине – к Богу. Христос заповедал нам, что любовь к Богу и служение Ему должны быть выше любви к родной земле и даже к родителям (Мф. 10:37; 19:29), не говоря уже о правительстве. Даже верность Царю-Помазаннику наш святой и идеолог-государственник преп. Иосиф Волоцкий строго обусловливал тем, служит ли сам Царь Богу или же своим греховным страстям, – призывая не слушаться царя-отступника даже под угрозой смерти.

Так и в советско-германской войне была своя правда и у защитников родной земли от захватчиков, и у тех русских, которые надеялись освободить родную землю от богоборческого режима. Полнота же правды должна была тогда выражаться в идее "третьей силы" – против тех и других врагов России. Это, быть может, звучит утопически, но именно эту нравственно безупречную идею "против Сталина и Гитлера" и пыталась осуществить активная часть русской православной эмиграции.

Можно сказать, что в нашей гражданской войне всего ХХ века по одну сторону стояли и монархисты-черносотенцы, противившиеся революционерам; и белые воины, выступившие (несмотря на многие недостатки непредрешенческого Белого движения) против интернационалистов-богоборцев; и те русские патриоты 1940-х годов, которые были готовы отдать жизнь за воссоздание православной России в борьбе против ее противников.

Вот только в 1941-1945 годах противников у России было столь много, что на практике сделать выбор в пользу Истины было очень непросто, учитывая, что гражданская война между белыми и красными в чистом виде уже не шла, а была лишь ее попытка в рамках небывалой по жестокости внешней войны, значение которой перевесило возможный вариант возобновления гражданской. Если судить по идеологической сути режимов, это была война двух врагов России друг с другом: врага внутреннего (большевизма) и внешнего (нацизма). И если Сталин сообразил проявить лояльность к русскому патриотизму как к союзнику, внешний враг тупо проводил на оккупированных территориях антирусскую политику, толкая народ на сближение с коммунистической властью как меньшим злом.

Таким образом, разделенные линией фронта, разные части нашего народа имели разные возможности действий для борьбы за Россию против разных ее врагов. Поэтому и проблема выбора меньшего зла решалась ими по-разному. Этот сложный нравственный вопрос зависел не только от географического местопребывания, но и от разных личных оценок целого ряда факторов: целей Гитлера, террора Сталина, возможности эволюции коммунистической власти в сторону патриотизма и Церкви, наличия антикоммунистического потенциала в народе, возможности отстройки независимой русской "третьей силы"...

Легко судить о прошлом, зная, чем все кончилось. Труднее было принимать решение, когда будущее было неопределенно, а от выбора нельзя было уклониться. Поэтому те обвинители, кто не стоял перед столь сложным выбором, вряд ли имеют право осуждать ту часть эмиграции, которая не уклонилась от участия в помощи своему народу – в той форме, в какой это было возможно в ее положении.

Тем более никто не имеет права осуждать русское зарубежное духовенство, которое не оставило без своего духовного окормления русских людей, сделавших такой выбор. Все они, побежденные, заплатили за это слишком дорогую цену. Как, впрочем, и победители.

Ведь использование патриотизма и Церкви Сталиным было лишь тактическим ходом, что он вскоре вполне показал в послевоенных репрессиях. Так, наиболее крупное "Ленинградское дело" в 1949 стоило жизни двум тысячам тех управленцев, которые поверили в реабилитацию русского патриотизма и остались ему верны после войны.