Погода: −7 °C
13.02−9...−7пасмурно, небольшой снег
14.02−9...−6пасмурно, небольшой снег
  • Продолжение топика "Читаете?"

    Телепаты в отпуске

  • Александр Жолковский "Все свои" 60 виньеток и 2 рассказа. Краткие воспоминания в 2-3 страницы (виньетки) прекрасного автора

    "Все истины, которые я хочу вам изложить - гнусная ложь" (С)

  • Я прочитала "Круть".
    Ничем не отличается от предыдущих трёх книг цикла, поэтому не понравилась, но. Там есть одна глава, в которой немножечко высунуты уши автора. И немножечко сообщается, очень метафоричненько, что автор, возможно, не то, что вы о нём всё это время думали. Он, возможно, даже и не мужик, а баба. А, возможно, и вовсе проект.
    Бинго! Я в последнее время уже и не сомневалась.

  • в свете возвращения к скрепам и традиционным семейным устоям нашел у себя на полках эту книгу. Удивительно, но в сети, в цифре именно этой книги - нет, хотя вариантов Домостроя - много, эта отличается наличием Травника, лечебника, Гадальных книг.

    Сильвестр(игумен)_Домострой__М._Сов.Россия_1990_Травник_Лечебник_Гадальные книги_304с.pdf

  • Акунин "Лего" . Все отгадали какие писатели были воспроизведены в этом филологическом романе?

    "Все истины, которые я хочу вам изложить - гнусная ложь" (С)

  • Не была здесь лет 10....

    Анна Старобинец "Лисьи броды" - рекомендованная в прошлой части - своеобразная. Попробовала - не пошло.

    "Волчий зал" с продолжением Хилари Манетел (про Кромвеля)
    Еще в последнее время нравятся книги Фрэнсис Хардинг и Раткевич (два автора), там много всего, сплав философии и фэнтези, на любителя.

    Каждый выбирает для себя...

  • Раткевич добрая очень. Её трилогия про мечи возвращает немного в детство, где есть черное, белое – и всё.

    Сколько окон… в каждом хочется пожить.
    Евгений Асин (Борщев)

  • Их двое, Раткевич, Элеонора и Сергей. Я б не сказала, что там только черное и белое. Много подтекстов и оттенков. Кстати, на тему оттенков Сергей Мусаниф интересно писал, того же жанра.
    В таких книгах цепляет то, что мудрые и интересные мысли запрятаны в жанр фэнтези.

    Каждый выбирает для себя...

  • Прямо как я люблю.

    Сколько окон… в каждом хочется пожить.
    Евгений Асин (Борщев)

  • Вот я и тоже.

    До меня в какой-то момент дошла мысль, что, если человеку такое нравится, он, во-первых, как минимум умён, а во-вторых, его мировоззрение тоже не всегда лежит на поверхности.

    Вспомнила, как называется то, что произвело очень сильное впечатление. "Время золота, время серебра".

    Каждый выбирает для себя...

  • Книгам в РФ хотят выдавать «прокатные удостоверения» по аналогии с фильмами.
    Для этого российские власти в ближайшее время хотят разработать соответствующий закон. Книгоиздание — «едва ли не единственная отрасль, которая не регулируется законодательно», заявила советник президента РФ Владимира Путина Елена Ямпольская.
    «Не перестаю удивляться тому, что фильм должен получить прокатное удостоверение, а книга просто издается и поступает в магазин», — сказала она.
    @ejdailyru

  • В ответ на: «Не перестаю удивляться тому, что фильм должен получить прокатное удостоверение, а книга просто издается и поступает в магазин», — сказала она.
    @ejdailyru[/i]
    действительно, как так можно-то?
    жду когда прокатные удостоверения и к мемам применят. а то ишь ты, шутят непотребствами своими над народными избранниками.

    Я хочу смотреть балет, пусть танцуют лебеди!

  • видеоиграм прокатные уже ввели, скоро будем запрашивать санкцию на каждый пост в соцсетях)))

  • Но это не цензура, это другое. Это забота о населении, чтобы скрепки были прочнее.

  • Дочитываю толстую книгу Зыгаря "Империя должна умереть: История русских революций в лицах. 1900-1917". Много интересных фактов собрал автор про то время. Особенно советую прочесть тем, кто историю революций учил в советское время.

    "Все истины, которые я хочу вам изложить - гнусная ложь" (С)

  • Прочитала "песнь пророка" Линча, книга понравилась, понятно за что дали премию автору. Заинтересовалась автором и увидела, что начали и другие его книги переводить в россии. Купила "Благодать". Вот эта уже не просто нравится, это вау! События книги происходят в ирландии во время великого голода. Хтоническая готика переплетается с ирландскими сказаниями и легендами.
    Очень советую роман.

    Я хочу смотреть балет, пусть танцуют лебеди!

  • Показать скрытый текст
    В 2006 году в Америке состоялась премьера фильма о нацистском концлагере, построенном на века в Австрии, аннексированной в ту пору Гитлером. «KZ» назвал свой фильм английский режиссер Рекс Блумштейн. Его показали на фестивале Правозащитного кино в Линкольн центре в зале, который был скорее полупуст, чем полуполон. И прокатчики не взяли эту ленту, понимая, что прибыли прокат не принесет. И за все минувшие годы я не встретила ни одного человека, который бы видел её.

    Потому достаю свой рассказ тех лет, который не рецензия, а пересказ того, что я видела. Там на экране полтора часа виден красивый маленький старинный городок. Каменные дома позднего Средневековья, помесь холодной Скандинавии – снаружи и неожиданная фривольность внутреннего дворика в итальянском стиле… Горы, зеленые леса, луга. Австрия. Красивый большой автобус по красивой дороге бесшумно поднимает туристов в гору и останавливается перед чистой красивой каменной стеной. Приехали…

    - МАУТХАУЗЕН! – бодро объявляет экскурсовод.

    Это он и есть, этот самый «КЗ», вынесенный в название. Концентрационный лагерь.
    - Налево – в туалет, направо – можно попить воды, - показывает экскурсовод.
    И начинается экскурсия.

    Полтора часа по-честному камера проходит из помещения в помещение путем узника. От первого плаца – через санобработку, где брили наголо, мыли и переодевали, через бараки, где спали на хорошо оструганных крепко построенных на века нарах, до маленькой газовой камеры и такого же маленького очень камерного крематория. Крохотулечки-печки. С большим трудом туда набивали много трупов, когда к концу войны стекались в Маутхаузен эшелоны со всей Европы.

    Последний кадр – смотритель Музея пробегает пустыми помещениями, покрикивая, что закрываем, дескать… И закрывает: какие-то двери в одном бараке, окна - в другом, а перед тем, как щелкнуть последним выключателем и погасить свет, поднимает палец, прикладывает к губам, призывая съемочную группу замереть и… становятся слышны шорохи, шаги, стоны – то ли ветра, то ли недобитого человека…

    - Вот оно! – шепотом говорит он, и фильм кончается.

    Он рассказывает – этот мужик – где-то в середине фильма, что он всегда слышит шаги, что обитатели лагеря – все здесь. Они его не покинули… И поднимает палец к небу, выходя из корпуса. Камера смотрит туда, куда он указывает, а там небо. Чистое, голубое… Вокруг зеленые поля, в которых крови столько, что трава должна вырастать не зеленой, а красной. И мужик показывает, что в чистом небе НЕТ ПТИЦ. В этой части неба – над Маутхаузеном – более 60 лет птицы не летают и НЕ вьют гнезда.

    Хороший был бы фильм-экскурсия, каких немало. Ан не случилось… Потому что режиссер сделал шаг в сторону: постучал в двери живущих по соседству с лагерем людей. И деликатно спросил, как им тут живется. У молодых – как живется им в старом доме, где жили эсесовцы, служившие в лагере. У старых – трех женщин, которые были замужем за этими самыми эсесовцами… Молодые пожали плечами: чего особенного? Жили себе люди. С детьми, женами. Ходили на работу… Они ж никого не убивали и не пытали тут - у себя в доме. Хотя, тут же молодой хозяин старого дома пошутил, что смешно звучит, когда требуешь установить у себя в доме газовую печку…

    А старуха глаза мечтательно закатила, когда вспомнила свою свадьбу: какие все были красивые на ее свадьбе – офицеры! В парадных формах! И какое это было счастье иметь работу вообще, а уж в Маутхаузене – редкая удача. Потому что муж ее – бедный мальчик – пошёл на фронт, ранило его там, вернулся с фронта, а времена тяжелые были: совсем нет работы, а тут еще жениться пора пришла… И так кстати работа подвернулась: прямо через дорогу от дома. Платили хорошо, свадьбу молодые закатили на славу.

    Одно было плохо, - все старики вспоминают, – отвратительный запах.
    От лагерной печки… День и ночь ведь палили этих поганых людей. Без остановки!

    - Да-а-а-а… - вторит другая старушка. – Вонища – это да, но когда однажды все эти горы свалили прямо перед воротами лагеря – зрелище было еще более отвратительное, чем запах…

    - Горы трупов? – уточняет режиссер.

    - Да нет, - с сожалением уточняет она. - Они еще живые были, и вся эта гора воняла и шевелилась. И мальчики ходили и стреляли, стреляли. Добивали тех, кто еще шевелился. А потом уж кидали тушу на тушу и затаскивали в лагерь. А там – в печку…

    - О, Господи-Господи-Господи… - неожиданно заканчивает старуха.

    В стык к этому монологу режиссер монтирует чистенького молодого священника который служит тут же в городке.

    - Вас никогда не спрашивают прихожане, где был Бог, когда все это творилось в Маутхаузене?

    - Нет, но я сам задавал себе этот вопрос…

    - И что?

    - Ответа нет… А спрашивать – не спрашивают…

    Съемочная группа проходит по улочкам сегодняшнего дня.

    Море туристов со всего света. Город цветет и живет туризмом. Подле лагеря – старая таверна. Та самая, где отдыхали господа офицеры после тяжелого трудового дня.

    Так же стоит бочонок пива и сидра, так же грохочут пивные кружки, так же крепкие молодые люди поют старые песни и танцую те самые танцы, которые принято было танцевать веками в этих горах, в этом прекрасном благословенном краю…

    И национальные костюмы напоминают слово БАВАРИЯ.

    И туристы, устав от экскурсии в Маутхаузене, от-ды-ха-ют…

    Подумала тогда, что Россия распевает блатные песни – продукт творчества зэков. И никто не собрал песни вохры, и мы только слухами питаемся, что Хрущев Сталину на гармошке играл, а Политбюро отплясывало полечку. Кроме Ельцина и его «Калинки» ничего достоверно про досуг надзирателей неизвестно, что они там поют – за стенами Кремля, Лубянки, что танцуют?

    Пересказывать фильм больше не буду. Вообще – пишу для того, чтоб вы знали, что есть такое в природе – этот город, этот лагерь. Там люди живут, работают, любят свою родину, гордятся ею. Тоскуют по старым временам. Старики к небу молитвенно воздевают глаза и простанывают, как замечательно было, когда придумали организацию Гитлер-югент: - Порядок был, форма красивая у нас была, каждый день нас чему-то новому учили. Главный наставник был стрелок. Охотник. И нас – детей - учил охотиться…

    - А работал он где?

    - Начальником лагеря…

    …А в музе концлагеря посетителям показывают, что на форме узника ставили жирную яркую точку спереди – на сердце, и сзади – на спине… Чтоб целиться легче было.

    Точка – это в дополнение к треугольнику.

    Красный – коммунистам, розовый – гомосексуалистам, желтый – еврею…

    Черный – деклассированные элементы: проститутки, бездомные, пьянь всякая…

    Самый страшный треугольничек – розовый с желтой каемочкой, что означало еврей-гомосексуалист.

    - С таким значком до вечера не доживали, - объясняет экскурсовод. – Максимум – два часа можно было прожить.

    Всё, больше не пересказываю…

    Этот фильм хорошо бы посмотреть. Всем – старым и молодым. Хорошо бы, на фестивальном просмотре, где я была, когда автор – немолодой мужчина из Англии, стоит на сцене и предлагает задавать ему вопросы. И его спрашивают, как давно работает музей, а он не знает. И женщина из зала – молодая, симпатичная, подсказывает с хорошим акцентом, что всего 20 лет…

    - Вы уверены? – уточняет у нее автор.

    - Да, я оттуда. Из Маутхаузена…

    И в зале – тишина.

    - Ну, и как вам кино? – спрашивает в тишине автор со сцены.

    Женщина неопределенно поводит в воздухе рукой…

    Мужчина рядом с ней тоже тянет руку. Кричит с места, что он узник этого лагеря.

    - А в фильме узников нет…

    И режиссер со сцены говорит, что он решил не показывать узников, чтоб не делать еще один фильм об узниках, о Холокосте, о прошлом. Потому что ему интересно настоящее…

    А узник ему отвечает с места, что слово «Маутхаузен» не только название городка или того единственного лагеря, который снят, что это был огромный архипелаг – система лагерей – в которую входили лагеря поменьше…

    - Да-да, - соглашается режиссер. Дескать, знаю, и что из этого?...

    - А то, - отвечает узник, - что все остальные лагеря уничтожены – следов нет, а те жалкие памятники, которые успели поставить выжившие узники, - тоже уничтожены и следов не тоже найти…

    И опять в зале тишина.

    Нарушает ее возмущенная женщина – она тоже узник нацистского лагеря.

    - Ваши экскурсоводы очень агрессивны. Почему вы выбрали их в рассказчики?

    Экскурсоводы в фильме – молоденькие мрачные мальчики, очень подробно пересказывают детали пыток – так, чтобы веселые дети из Америки прониклись ужасом понимания. Например, мальчик мальчику говорит: - Ты понимаешь, что это значит, что тебя бреют ВСЕГО? Это не только голову, а еще под мышками, лобок… И лезвия – тупые и ты голый, униженный и замерзший. Дрожишь от холода и бритва тебя царапает и режет… Ты весь в крови… И опасность заражения… Тебя лишают не просто волос – тебя лишают твоей индивидуальности! А потом тебя гонят в душ… Ты не узнаешь себя в зеркале в таком виде! Но зеркала нет…

    - Я с вами не согласен, - отвечает автор женщине. – Плюс – я не выбирал. Я снимал документальное кино - то, что есть…

    И тянет руку еще одна женщина: - Я тоже не согласна! По-моему, очень хорошие экскурсоводы. Я была в Освенциме. Два раза. Там экскурсоводы старики, и это не так интересно, как ваши молодые…

    - Оба раза были старики? – уточняет кто-то.

    - Нет, на экскурсии я была один раз. В первый раз я была в Освенциме узником…

    И опять - провал тишины в просмотровом зале в центре Нью-Йорка.

    Мальчики – экскурсоводы – это отдельная бомба фильма. К ней сам автор был не готов, потому она даже не взрывается на экране. Ты уносишь ее в голове, и там она долго разлетается, дробя череп изнутри. Но при условии, если вы хоть что-то знаете о Маутхаузене…

    - Вы почему выбрали здесь работать экскурсоводами? – в конце спросил автор у мальчиков.

    Их в кадре 5 человек. Тонкие, юные…

    - Чтобы не служить в армии.

    - А ты?…

    Все пятеро одинаково кивают.

    - А почему ты не хочешь служить в армии?

    - Потому что дед мне всегда с гордостью говорил, как это хорошо служить в армии, что армия делает тебя мужиком. Что ты научишься с гордостью носить форму, защищать свою страну…

    - Твой дед служил?

    - Да. Он офицер Вермахта. Служил.

    И остальные мальчики кивают: они все – из таких же семей.

    Их деды – офицеры , кто Вермахта, кто Эс-Эс.

    Добавить нечего. Хотя…

    Режиссер снимает на экскурсии в лагере сегодняшних солдат Германии.

    Офицер стоит перед ними и говорит, что защищать демократию следует хотя бы потому, что если не демократия, то снова тоталитаризм, диктатура и – фашизм…

    - Не защитишь демократию сегодня – окажешься в таком лагере завтра…

    Охранником или узником…

    Хороший эпизод.

    Плохих эпизодов в этом фильме нет. Есть один - не снятый. И я долго стояла подле режиссера, прислушиваясь к себе – задам или не задам ему вопрос… Не сложилось.

    А вопрос был простой: почему не указали дату возникновения лагеря и цифру первых погибших. ДО ВОЙНЫ.

    Маутхаузен построен был раньше всех лагерей – в 1938 году.

    Построен любовно и надежно – своими для своих.

    Туда немцы сгоняли немцев… и австрийцев.

    Тех самых, помеченных треугольничками: красных – коммунистов, розовых – гомосексуалистов. Асоциальных граждан Третьего Рейха.

    Но самое главное – граждан, уклоняющихся от воинской повинности.

    Молодых мальчиков, которые не хотели служить в нацистской армии Адольфа Гитлера. Большинство из них были австрийцами, которых Гитлер первыми «присоединил» к Германии. Не хотели они умирать на фронтах этого безумного лидера.

    Не хотели быть членами его прекрасной Партии, не хотели участвовать в новой программе возрождения своей великой Родины, аннексированной Германией. Не рады были тому, что новый вождь предлагал простые понятные ценности: «Германия – для немцев», арийцы – лучшая нация. И бросал огромные деньги на повышение рождаемости: за каждого нового арийца партия обещала коляску-кроватку и ощутимое денежное пособие… А эти мерзавцы не разделяли прекрасную программу партии.

    Десятки тысяч граждан Третьего Рейха – точную цифру установить трудно – были убиты в Маутхаузене гражданами Третьего Рейха.

    Повторяю: десятки тысяч.

    После чего всякое разномыслие в стране прекратилось: оставшиеся в живых пошли в партию, в армию и – на войну. Понадобился всего один год. И один хороший лагерь.
    Где надзирателями – «капо» - страна поставила у-го-лов-ни-ков…
    Нацисты выложили стены его из камня на века. Каждый камень – весом в 50-60 килограмм – узник втащил на гору на своих плечах. Такие полу-Сизифы, - потому что втащить камень на гору удалось, но ни он с горы не скатился, ни сам Сизиф к подножию не сошел: все полегли на горе. Красивой, зеленой, лесистой. Только без птиц в небе…

    Не хватило мне в этом фильме хотя бы одной строки в начале, что лагерь построили задолго до войны граждане единой Германии для граждан единой Германии.

    И до всех инородцев с цветными треугольниками уничтожили там 60 тысяч своих молодых людей, не желавших служить в армии Гитлера. Тогда бы монологи мальчиков-экскурсоводы, которые не хотят служить в армии 70 лет спустя звучали бы посильнее…

    Эти мальчики сами пришли в Маутхаузен! Большие молодцы. Жаль только деды ими недовольны…

    Вот такое кино. Такая история.

    Как бы не про меня. Про других людей. Хотя, я верю в общечеловеческий опыт. Верю в то, что колокол всегда звонит по мне. И только ограниченность и слепота не позволяет сразу разглядеть, что я смотрела кино про себя. Моя мама была в немецком КЗ. Ее страшный опыт течет в моих венах.

    - Есть кто-нибудь, кто может прочитать Кадиш? – кричит в кадре израильтянка в толпу туристов в крематории, установив поминальную свечу прямо внутри печки. – Есть здесь кто-нибудь?

    Нет никого. Есть только один экскурсовод. Вергилий этого не-Дантова ада. Он молчит. А когда истекает время молчания, показывает оператору, что на стене крематория – сегодня! – кто-то из посетителей нацарапал свастику…

    Всё – здесь, здесь и сейчас. Вирус жив. Чума, холера? Что это?! Как они смогли - великая нация, родина Гёте, Шиллера, Гейне?…

    Отвечаю: это легко. Я выхожу из просмотрового зала на улицу. Красивый вечерний Нью-Йорк, сияющий огнями Линкольн-Центр… А сделай шаг в сторону – и вся эта шваль окружает тебя на обочине: вонючие бездомные, попрошайки, проститутки, наркоманы и торговцы наркотиками… Я не говорю о радужных флагах, которыми увешано все вокруг: «Приветствуем гей-прайд-парад!» Как я их всех ненавижу!.. Кто-нибудь может их куда-нибудь убрать, чтоб не воняло мочой метро, чтоб не вычесывали они своих вшей посреди вагона?!…

    Знаю ответ: может.

    Даже убрал уже однажды. Чисто было в Германии. Очень чисто. Так же чисто, как сегодня в Маутхаузене: вылизанное подворье, аккуратно расчерченные квадратики клумб. Все побритые, помытые, ходили строем… Не так давно.

    Только птицы не поют… Семьдесят лет как…

    Постскриптум.

    Мать Тереза, на вопрос, что было самым сложным в её жизни монахини, ответила не задумываясь: «Найти внутри себя Гитлера и преодолеть его».

    ***
    Автор текста Александра Свиридова
    Скрыть текст

    Основной принцип моего существования — служение гуманистическим идеалам человечества!

  • Показать скрытый текст
    Очень проникновенно и по делу! Жаль гарант РФ не мать Тереза....
    Скрыть текст

    "Неизбежны только смерть и налоги." Б. Франклин.

Записей на странице:

Перейти в форум

Модераторы: