Степаныч о своих друзьях (его версия произошедшего):
Рассказ про храброго капитана, супругу его благоверную и про генеральские погоны
А было это еще в ту пору, когда Андрюха в капитанах ходил и честь свою незапятнанную всем, кто его ранжиром выше, отдавал. Как махнет ручкой, приложит ее к убору - так и отдаст. И очень его это не устраивало – хотя об этом разговор другой.
Служил он тогда в Тюмени – городишко поганенький, да холодный. А шинелишки у капитана не было. Вернее, была дрянненькая, да и та в Новосибирске у супруги скаредной в сундук упрятана. Мол, тебе новую нескоро выдадут, так эту поберечь надобно. Пересыпала она ее нафталином, да на самое дно сундука и заховала, свинтив загодя звездочки, дабы сукнецо не прело, не терлось, да не портилось.
И в общем-то через это, да еще через неблагоприятные погодные условия пострадал Андрюха в далекой Тюмени своим здоровьишком. И так оно у него было никудышнее, а тут – как ударили первые заморозки – так совсем ему поплохело. Совсем стал немощен организмом. Вот и отпросился он у тамошнего начальства, которому, махнув ручкой, честь свою незапятнанную отдавал, съездить к супруге своей любимой за шинелкой – авось сжалится и отдаст. Ну, начальство немного покочевряжилось для порядку, но отпустило. Приехал капитан в родной город, упал в объятия драгоценнейшей супруги, да тут ему и совсем худо стало. Лег он на диванишко и супруге своей любимой говорит:
- Зови, Нина, (супругу его ненаглядную Ниной звали), зови, - говорит, - Нина, дохтура. Я ему тайны своего больного организма открывать стану.
Делать нечего, вызвала супруга его благоверная дохтура. Тот пришел, пошшупал и постукал больного капитана холодными пальцами и говорит:
- Я, поскольку имею высший диплом о медицинском образовании, методом пальпаций и перкуссий определил, что вы, капитан, скорее всего, больной, и поэтому, вам, капитану, нужно, скорее всего, болеть. Но бюллютени дать я вам не могу, в силу того, что вы, капитан, не по нашему ведомству служите.
Супруга капитанская, как это услыхала, сразу в слезы – прокляла свою жадность и скаредность, рванула на груди платьишко велюровое, аж бисер брызнул и по полу затрусил.
- Дохтур, - говорит, - я одна, злыдня, во всем виноватая, это я, злыдня, шинелку своему дорогому военнослужащему мужу не давала! Так что, дохтур, велите казнить меня, а мужа моего дорогого военнослужащего вылечите!
А больной капитан на диване лежит, глазенки от болезни закатывает и тихим голосом уже еле слышно шепчет:
- Ты, любезная супруга моя, не убивайся – Господь правду видит…
дохтур посмотрел, что про меж ними такая любовь и взаимное расположение, покачал своей ученой медицине головой и молвил:
- Ладно, дам я вам, капитан, бюллютеню на три дня, но вы, капитан, со своим местным начальством, которому вы каждодневно ручкой махаете и честь свою незапятнанную отдаете, посоветуйтесь – болеть вам, капитан, или не болеть.
Собрал тут капитан Андрюха последние силенки, звездочки почистил, лампасы расправил, и супруга добролюбная отвезла его, болезного, в штаб, прислонила около часового, вызвала начальство и, ничего не утаивая, все рассказала – и про Тюмень, и про шинельчишку, и про скаредность свою и жадность – ничего не утаила. А капитан ее от слабостей в теле уже только ручонкой мог махать – честь свою незапятнанную отдавать, а говорить уже почти ничего не мог, только звездочками начищенными сиял и лампасами топорщился.
Посмотрело тут высокое начальство на эту плачевную диспозицию и заговорило положенным по уставу задушевным голосом, да так проникновенно, что у капитана (от сделавшегося внутри умиления) слезы тихой радости и благодарной любви к начальству и к супруге заботливой потекли прямо в сапоги.
- Дадим мы тебе, брат-капитан, - говорит начальство,- время на лечение твоего военного здоровьишка, но поскольку человек ты, брат-капитан, казенный, долго мы тебе болеть не дадим – ибо свой оклад жалованья получаешь ты с налогов остального трудящегося населения, и оно – остальное трудящееся население – не потерпит, чтобы ты, брат-капитан, оставил его без защиты. Но так и быть, получай от щедрот наших на поправку целый день – до завтра. А кроме всего прочего – бесплатный комплексный обед в нашей начальской столовой. И ко всему еще, вечером придет к тебе, брат-капитан, заморский дохтур-профессор из самой Латинии, который про твою хворь-болезнь все на латыни знает, и тебя, слугу отечества, в два, нет, даже в один счет вылечит. Мы тут его на днях в плен взяли.
Совсем сомлел тут Андрюха от таких благостей со стороны начальства. А уж как рада была супруга его – тут уж и говорить нечего. На радостях простила она себе свою жадность и скаредность и не стала больше по пустому убиваться, видя, как от проникновенных слов начальства и бесплатного комплексного обеда муж ее здоровеет на глазах, и если его вечером не доконает дохтур-профессор заморский, то благолепие и процветание наступят в доме. А ей большего и не надо. Разве одну-две новые нитки бисера к новому велюровому платью, да и все.
А Андрюха духом воспрял, напыжился и до дому уже на собственных ногах дошел. Поставил лампасы в угол, скинул кителишко и стал дохтура-профессора заморского ждать у окна.
Свечерело совсем уже, и закончили они с драгоценной супругой второй самовар, как пришел заморский дохтур-профессор с большим красным крестом и большим красным полумесяцем на своем заморском саквояже. По началу Андрюха глаз от этого заморского саквояжа оторвать не мог, но заморский дохрур-профессор быстренько завалил больного капитана и исследовал его – тот и опомниться не успел.
- Ви ешть отшень польной шэловек, - сказал заморский дохтур-профессор, - но я пуду фас сильно летчить, и ви к зафтрашней заутренне пуйдет софсем капут, то ешть готофы фыздорафливайт. У фас ешть отшень польшой нерф – по латынь она назыфайт мускулюс агдамус, но я имейт отдин короший польшой пилюль, она сразу делайт фас абгемахт, герр гауптман.
И дохтур-профессор достал из своего заморского саквояжа большую пилюлю, величиной аж с оладь, который пекла благоверная супруга капитана на прошлую Троицу.
Выкушал тут капитан латынскую пилюлю и сразу в забытье впал. Замполита зовет, уставом бредит, за службу благодарит. Всю ноченьку просидела супруга милосердная у постелишки больного капитана, за ручонку его держала и подушки подправляла. А под утро капитану легче стало, стал он ноженками взбрыкивать и нежно-зеленым цветом покрываться. Затем встал на ноженьки, понатужился супишком на кухонке и почувствовал себя совсем абгемахт. Заходит он таким карамболем в горенку, портупеей поскрипывает и видит – супруга его разлюбезная после всех треволнений и бессонной ночи у его постели совсем раскумарилась – со стула сползла, калачиком на коврике прикроватном персидском свернулась и тихохонько так носиком посапывает – туда-сюда, туда-сюда… Желко тут капитану стало супругу свою единоутробную. Хоть она ему вначале вроде шинелишку и не давала, но потом из беды вызволила и выходила. Прикрыл он ее тут же на коврике одеялишком осторожно, чтобы не разбудить, и поднялось внезапно что-то в нем изнутри, с самого донышка – мужичонка то он в общем не плохой был, жалостливый (но не к врагу!) и сердешный.
- Ты для меня, дорогая Нина, все сделала, и я для тебя, дорогая Нина, все сделаю!
И с этой мыслью капитан пристегнул шашечку и отправился к себе, в свой военный департамент. Пришел он, а там его уже ждут: как мол жив-здоров, брат-капитан? А капитан ручку к убору приложил, по уставному грудь колесиком выкатил и говорит:
- Я, уважаемые начальники, абсолютно жив-здоров, чего и вам желаю, и готов дальше нести службу со всеми тяготами и невзгодами, поскольку это есть моя почетная обязанность, и я, можно сказать, в этом присягал. Но я, уважаемые начальники, вот на чем хочу заострить ваше начальственное внимание. Поскольку человек я казенный и получаю свой оклад жалования с остального трудящегося населения, то здоровье мое тоже казенное – оно мне вроде ружья выдадено. А посему прошу наградить супругу мою за спасение от порчи военного имущества (латынский дохтур-профессор не в счет – он военнопленный), то есть присвоить мне очередное звание генерала, об чем и докладываю и, соответственно, ручку к убору прикладаю, а я за это еще лучше из пулемета стрелять буду.
Вздрогнуло тут высокое начальство от такой прозорливости и удалилось на совещание.
А Андрюха присел в уголку и, ожидаючи, стал собирать-разбирать свой пистолет с завязанными глазами. И не успел он собрать-разобрать его на пятый раз, как совещание закончилось, и появилось высокое начальство, пряча что-то за спиной и загадочно улыбаясь. Похвалило оно храброго капитана и супругу его героическую, поставило Андрюху во фрунт и достало из-за спины настоящие генеральские погоны из самого дорогого велюру, да самым красивым бисером шитые, и сказало:
- Носи на здоровье и супругу свою распрекраснейшую радуй!
Но Андрюхе чуждо было пустое украшательство, он и говорит:
- Не могу я носить погоны из велюру, бисером шитые, тогда как моя жена через свою ко мне любовь последнее велюровое платьишко в клочья изодрала и бисер весь просыпала.
Умилилось тут высокое начальство при виде такой брачной преданности своего подчиненного, да и говорит:
- Погоны эти, брат-капитан, ты отдай супруге своей разлюбезнейшей, пущай она из них себе новое платье построит, а мы тебе другие выдадим. Правда, они на полковника всего лишь шитые, но ты в них как будто генералом будешь, а то у нас пока генеральских, что попроще, на складе нет, и в этом квартале не предвидится, ты уж извиняй, брат-кап… брат-генерал.
Что касаемо Андрюхи, так кто не знает – человек он простой, незатейливый, без гонора. Нет, так нет. Он то знает, что все, что его, от него не уйдет. Надел погонишки новые, каску поправил и припустил домой. А дома супруга его, Нина, при виде его генеральского чина и, хотя и полковничьих, но новых погон, тесто замесила, положила туда соды побольше и военно-полевой торт состряпала, да на радостях еще кой-чего из загашника достала. Подобрал Андрюха тортишко, опять же кой-чему должное воздал, но в меру, сомлел и развалился, довольный, при новых погонах. Теперяча еще и шинелку новую получит, да и ручонкой не так часто махать нужно – честь свою незапятнанную отдавать… Одним словом – доволен. А как уж супруга его ненаглядная стала довольна быть – так об этом разговор другой.
Исправлено пользователем Beobachter (05.09.08 02:49)
