не буду спорить, но я бы сказал, что сноб - это раб условностей, а как известно на всякого мудреца..., поэтому залететь на этот недостаток может и умный
Кстати есть писатель, который подробно исследовал тему снобизма причем многие его самого считали классическим английским снобом - William Somerset Maugham
Показать скрытый текстСомерсет Моэм . На окраине империи
-----------------------------------------------------------------------
Изд. Мир, М. 1964г.
Перевод: Нора Галь
OCR & spellcheck by HarryFan, 17 October 2000
-----------------------------------------------------------------------
Новый помощник прибыл после полудня. Когда мистеру Уорбертону,
резиденту, доложили, что прау [малайская лодка] уже видна, он надел
тропический шлем и спустился к реке. Почетный караул - восемь малорослых
солдат-даяков - вытянулся в струнку при его появлении. Резидент с
удовольствием отметил про себя, что вид у солдат бравый, мундиры опрятны и
впору, а оружие так и сверкает. Да, ему есть чем гордиться. Стоя на
пристани, он не спускал глаз с поворота реки, из-за которого через минуту
стремительно вылетит лодка. В белоснежном полотняном костюме, в белых
туфлях он выглядел безукоризненно. Под мышкой он держал пальмовую трость с
золотым набалдашником - подарок султана, правителя Перака. Он ждал с
двойственным чувством. Конечно, одному человеку не под силу управляться со
всеми делами округа, а всякий раз, когда он совершает очередной объезд
вверенного ему края, приходится оставлять резиденцию на попечение
служащего-туземца, и это очень неудобно; но он слишком долго был здесь
единственным белым, и приезд другого белого пробуждал в его душе невольные
опасения. Он привык к одиночеству. Во время войны он три года не видел ни
одного соотечественника; однажды его предупредили, что к нему приедет
специалист по лесоводству, и предстоящая встреча с чужим человеком
напугала его до крайности; он распорядился, чтобы приезжего приняли и
устроили наилучшим образом, оставил записку, объясняя, что дела вынуждают
его отлучиться, - и сбежал; вернулся он лишь после того, как его известили
с нарочным, что гость уехал.
И вот в том месте, где река изогнулась широкой дугой, показалась прау.
На веслах сидели арестанты-даяки, приговоренные к различным срокам
заключения; двое конвойных ждали их на пристани, чтобы опять отвести в
тюрьму. Даяки, крепкие молодцы, с детства привычные к реке, размеренно и
сильно взмахивали веслами. Когда лодка подошла к берегу, из-под навеса на
корме поднялся человек и шагнул на пристань. Солдаты взяли на караул.
- Наконец-то приехали! Фу, черт, насилу разогнулся. Я привез вам почту.
Вновь прибывший говорил бойко, весело. Уорбертон учтиво протянул руку:
- Мистер Купер, я полагаю?
- Ну, конечно. А вы ждали кого-нибудь еще?
Он, должно быть, шутил, но резидент не улыбнулся.
- Моя фамилия Уорбертон. Пойдемте, я покажу вам, где вы будете жить.
Ваши вещи туда принесут.
Он пошел впереди Купера по узкой тропинке, и вскоре они оказались на
огороженном участке, перед небольшим бунгало.
- Я велел, насколько возможно, привести этот дом в порядок, но,
конечно, чувствуется, что он много лет пустовал.
Дом был построен на сваях. Он состоял из длинной столовой, выходившей
на широкую веранду, и двух спален в глубине, разделенных коридором.
- Подходяще, - сказал Купер.
- Очевидно, вы хотите принять ванну и переодеться. Буду очень польщен,
если вы сегодня отобедаете у меня. В восемь часов вам будет удобно?
- Мне во всякий час удобно.
Резидент ответил любезной, но несколько растерянной улыбкой и
откланялся. Он возвратился к себе в форт. Аллан Купер произвел на него не
слишком благоприятное впечатление, но мистер Уорбертон был человек
справедливый и понимал, что не следует судить столь поспешно. Много ли
узнаешь с одного взгляда? На вид Куперу лет тридцать. Он высок, худощав,
лицо изжелта-бледное, без румянца. Оно словно все окрашено одной краской.
Большой ястребиный нос, карие глаза. Когда, войдя в дом, он снял шлем и
швырнул его слуге, Уорбертон подумал, что такая крупная голова с коротко
остриженными каштановыми волосами как-то не очень гармонирует с безвольным
подбородком. На Купере были шорты и рубашка хаки, потрепанные и в пятнах,
помятый шлем давным-давно не чищен. Впрочем, подумал мистер Уорбертон,
ведь молодой человек провел неделю на каботажном пароходишке, а последние
двое суток пролежал на дне прау.
- Посмотрим, в каком виде он явится к обеду.
Мистер Уорбертон прошел в свою комнату, где все уже было для него
приготовлено с такой тщательностью, как будто ему служил лакей-англичанин,
разделся, спустился по лестнице в душ и облился холодной водой. Климату
мистер Уорбертон делал одну-единственную уступку - надевал к обеду белый
смокинг, в остальном же он одевался так, словно обедал в своем клубе на
Пэл-Мэл: крахмальная сорочка, стоячий воротничок, шелковые носки,
лакированные туфли. Рачительный хозяин, он заглянул в столовую и убедился,
что там все в идеальном порядке. На столе - яркие орхидеи, серебро
ослепительно сверкает. Искусно сложены салфетки. Свечи под колпачками, в
серебряных подсвечниках, льют мягкий, приятный свет. Мистер Уорбертон
одобрительно улыбнулся и, возвратясь в гостиную, стал ждать. Вскоре явился
и гость. На нем были шорты, рубашка хаки и потрепанная куртка - тот самый
наряд, в котором он вышел сегодня из лодки. Приветливая улыбка застыла на
губах Уорбертона.
- Ого, каким вы франтом! - воскликнул Купер. - Я и не знал, что вы
переоденетесь к обеду. Чуть было не заявился к вам в саронге [саронг -
национальная мужская и женская одежда малайцев, вид юбки].
- Это не имеет значения. Я понимаю, у ваших слуг сейчас много дела.
- Из-за меня, знаете, вы могли и не утруждать себя.
- Я и не утруждал себя из-за вас. Я всегда переодеваюсь к обеду.
- Даже когда обедаете один?
- В особенности когда обедаю один, - ледяным тоном ответил Уорбертон.
Он заметил насмешливые искорки в глазах Купера, и кровь бросилась ему в
лицо. Мистер Уорбертон был вспыльчив, вы тотчас угадали бы это по красному
воинственному лицу, по рыжим, теперь уже седеющим волосам; голубые глаза
его, обычно холодные и проницательные, метали молнии, когда его охватывал
приступ бешенства; но он был человек светский и, как сам полагал,
справедливый. Он должен сделать все возможное, чтобы поладить с этим
субъектом.
- В бытность мою в Лондоне я вращался в кругах, где переодеваться к
обеду так же естественно, как принимать ванну каждое утро, иначе вас
сочтут просто чудаком. И, приехав на Борнео, я не видел причины изменить
этому прекрасному обычаю. Во время войны я три года не видел ни одного
белого. Но не было случая, чтобы я не переоделся к обеду, - разве что был
болен и вообще не обедал. Вы еще новичок в здешних краях; поверьте мне,
это наилучший способ сохранить чувство собственного достоинства. Когда
белый человек хоть в малой мере поддается влиянию окружающей среды, он
быстро теряет уважение к себе, а коль скоро он перестанет сам уважать
себя, можете быть уверены, что и туземцы очень быстро перестанут его
уважать.
- Ну, если вы воображаете, что я в такую жару влезу в крахмальную
рубашку и стоячий воротничок, так вы сильно ошибаетесь.
- Когда вы обедаете у себя дома, вы, разумеется, вольны одеваться как
вам угодно, но в тех случаях, когда вы делаете мне честь обедать у меня,
быть может, вы хотя бы из вежливости станете одеваться так, как это
принято в цивилизованном обществе.
Вошли два боя-малайца в саронгах и щеголеватых белых куртках с медными
пуговицами; один нес коктейли, другой - поднос с маслинами и анчоусами.
Затем гость и хозяин перешли в столовую. Мистер Уорбертон гордился тем,
что его повар-китаец - лучший повар на всем острове, и всячески старался,
чтобы стол у него был образцовый, насколько это возможно в такой глуши.
Китаец не жалел труда, изобретая самые тонкие яства, какие можно
приготовить из доступных здесь продуктов.
- Не хотите ли посмотреть меню? - спросил мистер Уорбертон, передавая
листок Куперу.
Меню было написано по-французски, у всех блюд - звучные, торжественные
названия. За столом прислуживали те же два боя. Два других, стоя в
противоположных углах столовой, огромными опахалами приводили в движение
знойный воздух. Трапеза была великолепная, шампанское - выше всяких
похвал.
- И вы каждый день так едите? - спросил Купер.
Уорбертон бросил небрежный взгляд на меню.
- По-моему, обед сегодня такой же, как всегда. Сам я ем очень мало, но
поставил за правило, чтобы мне каждый день подавали приличный обед. Это
весьма полезно: и для повара практика, и слуги приучены к порядку.
Поддерживать разговор было нелегко. Мистер Уорбертон был изысканно
любезен и, может быть, чуточку злорадствовал, - его забавляло, что такая
учтивость сбивает собеседника с толку. Купер пробыл в Сембулу всего
несколько месяцев и почти ничего не мог рассказать Уорбертону о его
знакомых в Куала-Солор.
- Кстати, - спросил Уорбертон, - вы не встречались с неким Хинерли? Он,
по-моему, недавно приехал.
- Как же, знаю. Он служит в полиции. Ужасный хам.
- А мне кажется, он должен быть прекрасно воспитан. Он приходится
племянником моему Другу лорду Бараклафу. Только на днях я получил письмо
от леди Бараклаф с просьбой повидать его.
- Да, я слыхал, что он кому-то там родня. Наверно, потому и место
получил. Он учился в Итоне и Оксфорде и хвастается этим на каждом шагу.
- Вы меня удивляете, - сказал мистер Уорбертон. - Все молодые люди из
его рода учатся в Итоне и Оксфорде уже на протяжении нескольких веков. Я
думаю, он не видит в этом ничего необыкновенного.
- По-моему, он самодовольный болван.
- А вы какую школу окончили?
- Я родился на Барбадосе. Там и учился.
- Ах, вот как.
Уорбертон ухитрился произнести это короткое замечание таким обидным
тоном, что Купер весь вспыхнул. Он молчал, не находя ответа.
- Я получил несколько писем из Куала-Солор, - продолжал Уорбертон, - и
у меня создалось впечатление, что молодой Хинерли пользуется там большим
успехом. Говорят, он первоклассный спортсмен.
- Ну еще бы, он личность известная. Они там, в Куала-Солор, таких
обожают. А я лично не вижу в первоклассных спортсменах никакого толку.
Играет человек в гольф и в теннис лучше других - а что с того в
конечном-то счете? Что за важность, если он ловко разбивает пирамидку на
бильярде? В Англии больно много значения придают всей этой чепухе.
- Вы так полагаете? А мне всегда казалось, что первоклассные спортсмены
это про какой период сказано "атмосфера общинности, взаимовыручки"? если посмотреть с 33 по 54 год, то такой творилось - нынешнее общество "потребления" нервно курит в сторонке 
Вот в который раз слышу все эти сказки и бредни про страхи. мои родители прекрасно и душевно жили и даже не догадывалисть что такое страх, когда не начались голодные 90-е и неопределеноость будущего ,нестабильность.
А руководствуйся она теми принципами, которые принято относить к американцам - до сих пор жила бы...
