Тётка, месяц назад в метро продававшая билеты, никак не походила на кассира филармонии. Скорее она смахивала на цыганку, вросшую в кресло своими чреслами, как чага в берёзу.
Очень большие сомнения в её добропорядочности заставили меня долго смотреть на неё не мигая, что б вызвать румянец стыда и раскаянья, но теперь я понимаю, что раскаянья и стыда в первую очередь у неё не могло быть потому, что билеты были настоящие. А может она и вообще – бесстыдница. Толстомясая бесстыдница. Рубенса с Кустодиевым на неё не хватает.
Да и сам билетишка совсем не конкурент по достоверности с обыкновенным билетом в кинушку.
Праздничная лаковая презервативность последнего не вызывает никаких сомнений в его пригодности. Напротив, билет в филармонию, схожий по мягкости с туалетной бумагой, вызывал сомнения не только в его подлинности, но и в пригодности в соответствии с внешним видом. Кстати в сортире Дома Политпросвещения, где состоялся концерт, туалетной бумаги не было, так что билет вполне смог бы пригодится страждущим, но я был охоч лишь до джазу, остальные потребности организм попридержал.
Сто лет я не был на концерте, но в плане качества звучания если что и изменилось, то в худшую сторону. Рояль, выглядевший так, как будто у него протекала крыша и её заливали битумом, или в него кинули жареной целиком свиньёй и попали в бок, через акустику звучал как виброфон. Натуральный рояль с искусственным звучанием. Во втором отделении всё стало на свои места, очевидно оператор подшаманил акустику.
Самым главным на сцене был, конечно телеоператор, ну, наглый тип. Во-первых он был какой-то бледный, с влажной кожей диабетика. Во-вторых, мне кажется, он не видел в зале никого, а музыкантов воспринимал, как неодушевлённые предметы. Так снимают пуск конвейера, ничуть его не стесняясь. Удивительно, что оператор не почёсывал промежность, не сплёвывал на струны рояля и не опирался на худую спину пианиста. У этого самого пианиста он решил снять внутреннее ухо, подвёл объектив прямо к уху, и давай зумом шерудить. Ещё немного и он скинул бы на пол ноты, мешающие работать. Его все боялись, уступали ему дорогу, когда он ходил между стоек микрофонов и пюпитров. Однажды он уронил запасные палочки барабанщика, лежащие между томом и большим, Бутман услужливо нагнулся и поднял их, жалко улыбнувшись надменному оператору.
А организатором тура был коньяк Хеннеси. В фойе стояла барная стойка, на которой на равном расстоянии, как солдаты в цепи, стояли бутылки и ценники.
Три сорта коньяку по сорок граммулек стоили соответственно качеству 100, 150 и 400 рублей.
Во втором отделении я сподобился и взял тот сороковничек, что за стольник. Коньячок назывался Вери Спешл, VS. Ну что сказать. Если сравнивать с ним последний выпитый мною Кизлярский «Лезгинка», то его можно смело обозвать ацетоном. Хотя кизлярский мне, в принципе понравился. Наливали они Хеннеси в пластиковые стаканы (фирменные, родные), которые быстро нагреть в руке невозможно, а температура его была низковата, но тем не менее коньяк понравился.
Рядом со мной сидела страшная и потому одинокая любительница джаза. Она во время концерта, и до его начала пила чего-то из блестящей фляжки, наверное, не хеннеси, что-то подешевле, что притаранила с собой. Что-то не особо благородное, поскольку с каждым глотком она становилась всё страшнее и страшнее. Когда я глянул на неё в конце концерта, помада у неё была размазана, как будто она ела чебуреки, глаза бешеные – не женщина, а коррида какая-то. Красный верх. Чёрный низ.
Ну а теперь о музыке.
Номером первым был не заявленный в анонсе трубач из Америки. Хотя гонору у него было очень много, впрочем, мастерства ему не занимать, а, конечно же сам Бутман. Ну, братцы, я лучшего тенор-саксофона не слыхал ни живьём, ни в записи.
Особенно весь его гений чувствуется в балладах. Какие-то умопомрачительные флажолеты, немыслимые тембры, использование резонирования зальной акустики, пассажи по всему диапазону тенора, короче говоря, техника впечатляет. Но не только это покупает. Мелодичность импровизаций, чувственность, нюансы, буквально вышибают слезу. Причём у самого Бутмана в том числе. На одной балладе он глазюльки свои лукавые утирал.
На быстрых и страстных композициях Бутман был похож на беснующегося уголовника, тем более, что вид у него довольно простецкий, честь ему за это и хвала.
Номер два – барабанщик Эдик. Это просто локомотив, воистину – сердце квартета. Больше нечего сказать.
В паре с ним очень хорош контрабасист, они делают мощный драйв, но сам по себе он впечатление не производит. Аппаратура дерьмоватая, поэтому бас звучит без высоких, нет кайфового цоканья струн, их потрескивания о гриф, именно того, чем ценен контрабас. Звучал он, как гитара. К тому же, давая ему соло, весь коллектив смолкал, что б его не заглушать, как будто на сцене появлялся покойник. И это покойник, солируя, терял свою живость, которой блистал в спарке с барабанщиком. И глаза у него были раскосые, как у Азазелло.
И наконец на третьем месте был специально приглашённый трубач, Золотая Труба. Не помню, как его там, но дядька здорово смахивает на Шуфутинского. Такой же вальяжный, только глаза умные. Играет классно, но опять же из-за аппаратуры тембр звука похож на коровье мычание, только шире диапазоном. На высоких нотах было громковато, однажды барабанщик себе палочку в ухо засунул, вроде поковыряться и не вытаскивал, пока тот не умолк.
Он понимал, что не он тут главный и желанный, и аплодисменты ему были чересчур вежливыми.
Я заметил, как Бутман, когда оба были свободны, подозвал ему, что-то на ушко говорил секунд десять (остальная банда отрабатывала паёк), и достав из кармана, сунул ему в руку ключи, с которыми тот послушно поплёлся на цыпочках за кулисы. Наверное он ему сказал, что б тот пошёл, начистил картохи, а то мало времени между этим концертом и выступлением в клубе Нью-Йорк Таймс, что на Ленина,12, не успеют пожрать.
Недолго он её чистил, минут двадцать, довольный такой вернулся, наверное без фитофторы оказалась.
Ну, а на последнем месте оказался пианист. Очень уж он худой. Лопатки буквально рвали пиджачишко. В профиль он особенно печален был. Когда раскланивался, ещё ничего. Гармонизация любой темы у него не особо отличалась от остальных. Слишком уж стильно он музицирует. Причём на вещах с мощным драйвом, выпадает напрочь из общего течения из-за своей долбаной меланхолии. Ну, что вы хотите с таким недостатком массы.
Бутман, конечно, лабуха не пригреет, но наверное и жирный рояль и акустика своё чёрное дело (колонки тоже чёрные были) сделали, съели нюансы, из-за которых он присутствует во квартете. А может быть я чего-то не просёк.
Поражает сыгранность этих троих, их аккомпанирующий монолит. Я уже говорил про барабанщика, но повторю сравнение для всей секции. Они долбают так ритмично, как грузовой состав, пролетая по рельсам. Моща так и прёт.
Последняя вещь, на второй бис, была Караван, что б никто не сомневался, что она последняя. Улёт, просто улёт.
А вот на диски Бутмана я не посмел разориться, по 350 целковых кажный. Оборзел, нафиг. Купил за сотку, что записан с нашими новосибирскими джазменами.
Может у кого есть, выложите где-нибудь МП3, а? Глядишь, тёмной ноченькой и скачаю.
Очень большие сомнения в её добропорядочности заставили меня долго смотреть на неё не мигая, что б вызвать румянец стыда и раскаянья, но теперь я понимаю, что раскаянья и стыда в первую очередь у неё не могло быть потому, что билеты были настоящие. А может она и вообще – бесстыдница. Толстомясая бесстыдница. Рубенса с Кустодиевым на неё не хватает.
Да и сам билетишка совсем не конкурент по достоверности с обыкновенным билетом в кинушку.
Праздничная лаковая презервативность последнего не вызывает никаких сомнений в его пригодности. Напротив, билет в филармонию, схожий по мягкости с туалетной бумагой, вызывал сомнения не только в его подлинности, но и в пригодности в соответствии с внешним видом. Кстати в сортире Дома Политпросвещения, где состоялся концерт, туалетной бумаги не было, так что билет вполне смог бы пригодится страждущим, но я был охоч лишь до джазу, остальные потребности организм попридержал.
Сто лет я не был на концерте, но в плане качества звучания если что и изменилось, то в худшую сторону. Рояль, выглядевший так, как будто у него протекала крыша и её заливали битумом, или в него кинули жареной целиком свиньёй и попали в бок, через акустику звучал как виброфон. Натуральный рояль с искусственным звучанием. Во втором отделении всё стало на свои места, очевидно оператор подшаманил акустику.
Самым главным на сцене был, конечно телеоператор, ну, наглый тип. Во-первых он был какой-то бледный, с влажной кожей диабетика. Во-вторых, мне кажется, он не видел в зале никого, а музыкантов воспринимал, как неодушевлённые предметы. Так снимают пуск конвейера, ничуть его не стесняясь. Удивительно, что оператор не почёсывал промежность, не сплёвывал на струны рояля и не опирался на худую спину пианиста. У этого самого пианиста он решил снять внутреннее ухо, подвёл объектив прямо к уху, и давай зумом шерудить. Ещё немного и он скинул бы на пол ноты, мешающие работать. Его все боялись, уступали ему дорогу, когда он ходил между стоек микрофонов и пюпитров. Однажды он уронил запасные палочки барабанщика, лежащие между томом и большим, Бутман услужливо нагнулся и поднял их, жалко улыбнувшись надменному оператору.
А организатором тура был коньяк Хеннеси. В фойе стояла барная стойка, на которой на равном расстоянии, как солдаты в цепи, стояли бутылки и ценники.
Три сорта коньяку по сорок граммулек стоили соответственно качеству 100, 150 и 400 рублей.
Во втором отделении я сподобился и взял тот сороковничек, что за стольник. Коньячок назывался Вери Спешл, VS. Ну что сказать. Если сравнивать с ним последний выпитый мною Кизлярский «Лезгинка», то его можно смело обозвать ацетоном. Хотя кизлярский мне, в принципе понравился. Наливали они Хеннеси в пластиковые стаканы (фирменные, родные), которые быстро нагреть в руке невозможно, а температура его была низковата, но тем не менее коньяк понравился.
Рядом со мной сидела страшная и потому одинокая любительница джаза. Она во время концерта, и до его начала пила чего-то из блестящей фляжки, наверное, не хеннеси, что-то подешевле, что притаранила с собой. Что-то не особо благородное, поскольку с каждым глотком она становилась всё страшнее и страшнее. Когда я глянул на неё в конце концерта, помада у неё была размазана, как будто она ела чебуреки, глаза бешеные – не женщина, а коррида какая-то. Красный верх. Чёрный низ.
Ну а теперь о музыке.
Номером первым был не заявленный в анонсе трубач из Америки. Хотя гонору у него было очень много, впрочем, мастерства ему не занимать, а, конечно же сам Бутман. Ну, братцы, я лучшего тенор-саксофона не слыхал ни живьём, ни в записи.
Особенно весь его гений чувствуется в балладах. Какие-то умопомрачительные флажолеты, немыслимые тембры, использование резонирования зальной акустики, пассажи по всему диапазону тенора, короче говоря, техника впечатляет. Но не только это покупает. Мелодичность импровизаций, чувственность, нюансы, буквально вышибают слезу. Причём у самого Бутмана в том числе. На одной балладе он глазюльки свои лукавые утирал.
На быстрых и страстных композициях Бутман был похож на беснующегося уголовника, тем более, что вид у него довольно простецкий, честь ему за это и хвала.
Номер два – барабанщик Эдик. Это просто локомотив, воистину – сердце квартета. Больше нечего сказать.
В паре с ним очень хорош контрабасист, они делают мощный драйв, но сам по себе он впечатление не производит. Аппаратура дерьмоватая, поэтому бас звучит без высоких, нет кайфового цоканья струн, их потрескивания о гриф, именно того, чем ценен контрабас. Звучал он, как гитара. К тому же, давая ему соло, весь коллектив смолкал, что б его не заглушать, как будто на сцене появлялся покойник. И это покойник, солируя, терял свою живость, которой блистал в спарке с барабанщиком. И глаза у него были раскосые, как у Азазелло.
И наконец на третьем месте был специально приглашённый трубач, Золотая Труба. Не помню, как его там, но дядька здорово смахивает на Шуфутинского. Такой же вальяжный, только глаза умные. Играет классно, но опять же из-за аппаратуры тембр звука похож на коровье мычание, только шире диапазоном. На высоких нотах было громковато, однажды барабанщик себе палочку в ухо засунул, вроде поковыряться и не вытаскивал, пока тот не умолк.
Он понимал, что не он тут главный и желанный, и аплодисменты ему были чересчур вежливыми.
Я заметил, как Бутман, когда оба были свободны, подозвал ему, что-то на ушко говорил секунд десять (остальная банда отрабатывала паёк), и достав из кармана, сунул ему в руку ключи, с которыми тот послушно поплёлся на цыпочках за кулисы. Наверное он ему сказал, что б тот пошёл, начистил картохи, а то мало времени между этим концертом и выступлением в клубе Нью-Йорк Таймс, что на Ленина,12, не успеют пожрать.
Недолго он её чистил, минут двадцать, довольный такой вернулся, наверное без фитофторы оказалась.
Ну, а на последнем месте оказался пианист. Очень уж он худой. Лопатки буквально рвали пиджачишко. В профиль он особенно печален был. Когда раскланивался, ещё ничего. Гармонизация любой темы у него не особо отличалась от остальных. Слишком уж стильно он музицирует. Причём на вещах с мощным драйвом, выпадает напрочь из общего течения из-за своей долбаной меланхолии. Ну, что вы хотите с таким недостатком массы.
Бутман, конечно, лабуха не пригреет, но наверное и жирный рояль и акустика своё чёрное дело (колонки тоже чёрные были) сделали, съели нюансы, из-за которых он присутствует во квартете. А может быть я чего-то не просёк.
Поражает сыгранность этих троих, их аккомпанирующий монолит. Я уже говорил про барабанщика, но повторю сравнение для всей секции. Они долбают так ритмично, как грузовой состав, пролетая по рельсам. Моща так и прёт.
Последняя вещь, на второй бис, была Караван, что б никто не сомневался, что она последняя. Улёт, просто улёт.
А вот на диски Бутмана я не посмел разориться, по 350 целковых кажный. Оборзел, нафиг. Купил за сотку, что записан с нашими новосибирскими джазменами.
Может у кого есть, выложите где-нибудь МП3, а? Глядишь, тёмной ноченькой и скачаю.
