…Однажды замужняя женщина по имени Валентина пригласила к себе домой также вполне женатого мужчину по имени Михаил. Читатель, конечно же, догадался, что женаты они были отнюдь не друг на друге. Отношения их, если так можно выразиться , произрастали из профессионального сотрудничества, постепенно перешедшего в платоническую фазу цветочно-киношных воздыханий. Оба не могли надолго отрываться от горячо любимых семей, поэтому длительное время их встречи носили урывочно-эпизодический характер…
Но как-то раз Мишу на пару недель отправили в командировку в славный город с чуждым русскому уху названием Кызыл, столицу братской Тувы. Деньков через десять пока еще верный муж с плохо скрываемой радостью обнаружил, что со всеми, поставленными перед ним задачами он справился, и быстро-быстро вернулся в родной N – как позже выяснилось, для выполнения еще одной задачи. Приятной и возбуждающей…
Как на грех (в прямом и переносном смыслах) муж Валентины, а по совместительству еще и почетный член общества «Пьянству – бой!» отдыхал после трудов праведных в больнице. Лечил печень, героически пострадавшую в войне с этим самым пьянством. Сынок Женька находился в хвойном пионерлагере на берегу лазурного залива с труднопроизносимым советским названием. Естественно, что Валентине, как женщине слабой и боязливой, было просто страшно находиться одной, ночевать одной, наконец, есть одной в опустевшей, кишащей призраками талонного коммунизма, двухкомнатной квартире. Изнывавшая от отсутствия супруга-трезвенника и панической бессонницы Валя сердобольно разрешила позвонившему внезапно Мише нанести ей рабочий дружеский визит перед тем, как «сдаться» любимой жене. И уже спустя короткое время Михаил пересек порог желанной квартиры, вооруженный необходимым инструментарием – дежурным букетом цветов, конфетами и осетинским шампанским. Валя, пока еще верная жена, своим профессиональным бухгалтерским мозгом рассчитала, что больному отдыхать еще минимум пару дней, поэтому, в меру посолив дебит кредитом, решила, что бояться нечего. Любов…пардон, пока еще хорошие знакомые, мило общались, слегка выпивали, закусывая рекордными надоями птичьего молока… и вдруг, как гром среди ясного неба, как сосулька с крыши в середине лета, как амеба, заговорившая по-английски, наконец, как звонок отключенного телефона, между ними проскочила искра дикого, животного вожделения. (именно такое показывают иногда по каналу «Дискавери») Валя с Мишей вдруг уронили друг друга на предварительно разложенный диван (скорей всего, он так лучше смотрелся) и принялись совершать между собой странные, ничем не обусловленные действия. Как-то вполне естественно – то ли из-за немилосердной жары (июль месяц!), то ли еще из-за чего – Валя с Мишей постепенно остались в чем мать родила (при рождении они были, правда, менее крупными и поношенными) и всё крепче и крепче сливались в единое целое. Этот явный парадокс невозможно было объяснить с точки зрения физики : с одной стороны хозяйка и гость страдали от невыносимой жары, с другой – так же невыносимо мёрзли, иначе отчего им потребовалось так тесно прижиматься друг к другу? Диван вскоре заходил ходуном под аккомпанемент стонущих и бьющихся в тщетных усилиях достичь невозможного тел…Звенели фужеры на неубранном столе, снежинками рассыпалось озябшее, невесть почему лишенное орального внимания птичье молоко, падали ножи и вилки (к гостям!), скрипели половицы и разбуженная кукушка уныло-заученно пробубнила свои шесть часов. Механическая птичка куковала со скрытым смыслом, словно кого-то звала…
И этот кто-то пришел. Он стал размеренно, как-то по-домашнему, по-свойски копаться в замке, делая это крайне вяло, как будто впереди у него была целая вечность. Находившиеся на диване отреагировали на этот тихий и мало чем примечательный звук на удивление странно: они вдруг на миг замерли, а затем принялись рваться из тесных взаимоудовлетворяющих объятий, делая это крайне поспешно и ужасно негармонично.
Но – вот чудо!—у них ничего не получалось. Михаил с Валентиной будто приросли друг к другу ,причем приросли именно теми частями тела, которые до этого связывали их в единое целое, обеспечивая моменту сумасшедшую динамику, наполняя смыслом их незатейливое существование и из-за которых, собственно, и разгорелся весь этот сыр-бор с цветами, киношками, выпивкой и диваном. Партнеры бешено пытались расцепиться, но неведомая сила держала их не хуже наручников.
А тот, у двери, поковырялся себе, поковырялся, и ушел. У Вали с Васей (не с Мишей!) был хороший импортный замок (с секретом!), и расковырять его, в отличие от какого-нибудь носа, было не так-то просто. Теперь же свежеиспеченным любовникам предстояло открыть свой «замок», нежданно-негаданно возникший на голом (и срамном) месте…
…Поскольку Валентина служила бухгалтером, она, как и всякая умная женщина, прежде всего брала в расчет различные форс-мажорные обстоятельства, в том числе и самое нежелательное – приход любимого мужа. Кто его знает, вдруг вылечится скоропостижно или нестерпимо по ненаглядной жене соскучится. В общем, Валя испугалась, да так сильно, что… («В медицине это называется вагинизмом,-- цитирую я одного знакомого приятеля-врача, специализировавшегося на гинекологии и уволенного за чрезмерное увлечение влажной практикой в ущерб сухой теории,-- это резкое сжатие мышц влагалища, сжатие до такой степени, что никакие занятия любовью, по крайней мере, традиционным путем, невозможны. А если такое сжатие происходит во время акта, то партнеру-мужчине не позавидуешь… У врачей подобная деликатная ситуация называется склещиванием. ..») никак не хотела отпускать Мишу, тщетно пытавшегося всеми правдами и неправдами вырвать орудие воспроизводства из стальных объятий Валиного органа. («У животных, -- цитирую я другого приятеля, на этот раз ветеринара, уволенного, как вы уже правильно догадались, за приставания к животным, а точнее, к удавам и канарейкам, (к каким-нибудь бультерьерам приятель не приставал, сейчас вы поймете, почему)—в частности, собак, склещивание случается сплошь и рядом из-за специфического строения полового аппарата, у человека же такие случаи весьма редки…») Михаил помогал себе пальцами, какими-то жуткими, щедро пересыпанными матами, постыдными для интеллигентных людей, заклинаниями, но --увы!—бесполезно…
Через непродолжительное время хороший знакомый, попавший в такой необычный капкан, спал с лица, а потом и вовсе расклеился – начал ронять скупые мужские слезы на просторные Валины бёдра. Однако слабый пол повёл себя в этой безвылазной ситуации
куда более мужественно. Пол вдруг вспомнил, что в соседней квартире обитает подруга, которой вполне можно доверять. Соседка уже долгое время сожительствовала с телефоном (у самой Вали –вот непруха! – мобильник пару дней назад вытащили в автобусе из кармана, Миша же в командировки мобильный принципиально не брал – головной боли от него в итоге окажется больше, чем с ним) и Валентина справедливо рассудила, что изобретение американца Белла придется как нельзя кстати. Инна (соседка) жила за дальней от дивана стеной , поэтому нашим «сиамским близнецам» пришлось синхронно сползти с ложа незадавшейся любви и нелепой, но по-своему грациозной парой, проковылять в противоположный угол комнаты. Хождение по мукам прошло успешно и Валя принялась колотить по стене почем зря. Стена, однако, совершенно не поддавалась. Не поддавалась и соседка – она еще просто не вернулась с работы.
Тем временем Мише становилось всё хуже: пережатый орган бодро и неуклонно наполнялся кровью, а отток этой самой крови был не по-детски затруднен. Ощущения, испытываемые уже не совсем верным мужем, быстро привели к тому, что Миша перестал жалеть децибелы и закричал, как голодный орангутанг. Эти вопли, однако, мешали Валентине наслаждаться садистскими ударами по ни в чем не повинной стене, а также сводили к нулю возможность услышать отзывы на сигналы SOS. Между коллегами по несчастью возникла первая трогательная сцена, и, как это обычно бывает, из-за сущей ерунды: просто одному было чуть больнее, чем другому. Минут через десять раздосадованные любовники затихли: они своевременно поняли, что пока им надо жить в мире и согласии, ибо разбежаться они не смогут по чисто техническим причинам. Еще около получаса длилась эта жалкая возня с руками-стенобитными орудиями, с безнадежными немузыкальными всхлипами, причитаниями и плаксивой матерщиной, пока кукушка не проблеяла семь часов и не позвала следующего персонажа…
Соседская дверь хлопнула, и Валентина с новыми силами набросилась на стенку, заставив размякшего и полувменяемого Михаила ей помогать. Последний уже не мог не стонать, не стучать, он лишь обреченно скрёб дешевые обои, очень напоминая большую, рыхлую, плохо выбритую крысу. Соседка попалась сообразительная и через минуту в гнездышке внебрачной любви заверещал звонок. Однако возникла новая и серьезная заминка: Миша уже утратил все способности к самостоятельному передвижению, и поэтому достижение входной двери представлялось делом крайне затруднительным. Валя, плюнув на партнера, рванулась к цели. Однако, груз, висевший на ней, вернее, уже под ней, оказался слишком тяжел. Несчастная, преодолев каких-то полтора метра, упала, заголосив благим матом. И… героически поползла к двери, волоча за собой изрядно мешавшего партнера. Трение о пол вероятно напомнило Мише причину, по которой он сюда пришел, и отец двух девочек будто обрел второе дыхание – засуетился, зашевелился и, наконец, начал передвигаться. Правда, только по-пластунски. Вот так они и ползли, половые партнеры в истинном, пока еще до, гм, конца не исследованном смысле… «Вызывай скорую!!! – кричала Инне через дверь Валя.—Вызывай! Ничего не объясняй! Пусть приедут! Увидят все на месте!»
И они приехали. И увидели. И удивились. На памяти врача подобных происшествий еще не случалось. Соединившихся намертво в конце концов разлучили, причем орган Михаила представлял собой жалкое зрелище. Как выяснилось впоследствии, давней мечте Михаила о мальчике не суждено было сбыться : предполагаемый мальчик застрял и был просто раздавлен, а если серьезно, Миша так и не смог снова стать полноценным мужчиной.
Эту историю в подробностях рассказала врачу (естественно, очередному моему приятелю) не кто иная, как сама Валентина (в машине скорой). Словоохотливость, вероятно, была вызвана следствием своеобразного шока – женщина даже дала своему избавителю рабочий телефон. Она ему явно симпатизировала. Но как смущенно пояснил мне тот самый врач, от заманчивого предложения он отказался: перспектива оказаться на месте Миши и быть раздавленным крепкими Валиными воротами ему не улыбалась…
Художник Винсент ван Гог отрезал себе ухо, в которое услышал о Таганроге (с)
Вобщем моя проблема,
